Пятая попытка увенчалась успехом, и Диане удалось успокоить маленькую Ксюшу и вместе с нянечкой отвлечь ее мультиками, а потом потихоньку сбежать. В этом ощущалось малодушие, но видит бог, иначе будет больней и взрослому, и ребенку, - это все равно, что по кусочкам отрубать псине хвост. Едва Диана оказалась на улице, как подал голос мобильный телефон.

- Дыня, ты где? - домашним прозвищем назвал ее Йоник, что было редкостью, и сразу насторожило ее.

- В Доме малютки. А что?

- Давай домой сестренка.

- В чем дело, Ник?

- Наш Маугли снова угодил в самое пекло!

Чертыхаясь, девушка понеслась к машине, и дорогу до дома преодолела в считанные минуты. За час-полтора ее отсутствия только одно могло произойти, чтобы так напугать Йоника! Диана гнала машину и ресницами смахивала подступающие слезы. Она догадывалась, какое зрелище ожидает ее дома. И угадала, черт побери! Эмиль лежал на кровати с перевязанной головой и фиолетовым фингалом под глазом. Если бы это оказалась мальчишеская драка, обыкновенная разборка между парнями, - о, какой бы счастливой была Диана. Но ее надеждам не удалось сбыться.

- Снова петушился? – стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, спросила она.

И, присев рядом с ним на краешек постели, она мягко коснулась его виска. Эмиль прикрыл глаза на мгновение. Боль отступила под ее нежными пальцами, и ярость, и страх улетучились.

- Ну да, пару раз заехал в наглые нацистские морды, - произнес Эмиль в тон сестре.

Она, однако, не разделила его легкомыслия. Подскочила и забегала по комнате, как гончая.

- Господи, да когда же это кончиться?!

Диана резко развернулась к Эмилю.

- А где Амир?

- Заяву пишет. Да, ты не волнуйся, с ним все в порядке.

Это мне всегда достается, мысленно добавил Эмиль. Где-то в глубине души он догадывался, что лезет на рожон не только из чувства справедливости или по другим благородным мотивам. Страсть не давала покоя, требовала выхода, и со всей дури он бросался в бой, словно озверевший дикарь. Только таким же дикарям было под силу остановить его. Сегодня так и случилось.

- Я сегодня, наконец, воочию встретился с этой паскудой… с их главарем, – задумчиво признался Эмиль.

- Ну и? – напряглась заметно Диана. – Кто он такой?! И почему беспредел учиняет всюду?!

Эмиль похлопал по кровати, приглашая ее вернуться и продолжить беседу, глядя друг другу в глаза. Диана села, испытывая странное чувство. Когда она видела брата после очередной потасовки, что-то инстинктивное, материнское пробуждалось в ней, хотелось прижать его к себе, успокаивать, баюкать, ласкать. Но сейчас, кроме этой извечной женской жалости, в ней всколыхнулось что-то еще – наводящее тревогу, смутное, незнакомое. Будто девятый вал, поднималось это неведомое ощущение, и Диана ничего не могла поделать, чтобы остановить его. Эмиль смотрел на нее и зорким взглядом влюбленного видел все – ее колебания, опасения, недоумение, ее злость на саму себя, что не в силах разобраться. Он решил протянуть ей руку помощи и вновь заговорил о потасовке, хотя обычно избегал подробностей. Не женское это дело!

- Он ублюдок, хренов отморозок! А его шайка, кучка идиотов без кола, без двора! И к скинхедам они не имеют никакого отношения! Эти похлеще скинов милая. Настоящие бандиты, они не только преследуют черных, но и грабят на улицах, контрабандой занимаются и многими другими нехорошими вещами. Их нетрудно узнать. Они одеваются во все черное, каждый из них помечен - на шее справа есть тату в виде буквы «Н».

- И что это значит?

Эмиль криво ухмыльнулся.

- Нагаевец. Предводителя их зовут – Нагай.

- Нагай? – поморщилась Диана. – Он что не русский еще вдобавок?

- Русский, чертяка! Прикинь, эта гнида мне так грозила… так грозила! Будь он проклят тысячу раз! Мерзавец! Чуть было не захлебнулся от злобы и ненависти, когда выплевывал мне в лицо угрозы. Типа он вырежет всех цветных в городе, а черных кастрирует, чтобы не оставляли здесь своего потомства. Сколько ненависти было в его глазах, сколько! И откуда у него столько ненависти к нам? За что он нас так ненавидит? За что?! Что же это творится на белом свете?! Где же справедливость?! Где закон? Это что ж получается, без пушки выходить теперь опасно на улицу?! Мерзавцы нагаевцы! – он начал колотить себя.

- Успокойся, родной! – пыталась унять его Диана. – Не горячись!

- Тварь! Мразь! Отморозок хренов! Ох, извини, малышка, меня занесло…

Она нервно кусала губы, пытаясь переварить услышанное.

- Что ты родной, можешь не извиняться. Я бы нашла для этого скота и похуже слова! Да дело и не в словах, братишка…

Короткое слово «братишка» резануло Эмиля, будто оплеуха.

Братишка?! К черту! Как ему надоело! Ведь еще миг назад он видел в ее глазах совсем не родственные чувства!

Он отвернулся, стараясь сморгнуть подступившие слезы. Этого только не хватало! Так опозориться!

- Что, Эмиль? Тебе плохо? – засуетилась Диана.

Вот именно, еще как плохо! Но вслух он, конечно, пробурчал, что все в порядке. Просто, дескать, закружилась голова.

- Давай я отдохну, милая. Поговорим завтра.

- Конечно, конечно.

Ее поспешность обозлила Эмиля окончательно. Когда за Дианой закрылась дверь, он бессильно стукнул кулаком по бортику кровати, сцепил зубы, прикусив край подушки. Ну что ему делать, что?! Он сходит с ума по ней и видит взаимность в этих прекрасных зеленых глаз. Эмиль уверен, что прекрасное, неодолимое безумие – их общий удел. Диана тоже любит его!

Кое-как прошла ночь. Эмиль просыпался то от боли, то от эротических грез, где все было доступно и реально: и аромат ее кожи, и тяжесть волос, и нежность губ. Диана тоже спала неважно, обеспокоенная ранами брата – душевными и физическими. В дневнике она сделала несколько записей: «…То, что в последнее время происходит в моем городе, меня совершенно не радует. Группировка отморозков орудует на территории Большие Сочи, вот уже как три года. Эти сволочи не дают прохода моим братьям, только потому, что они мулаты. Их чернокожие друзья страдают не меньше. За последний месяц уже трижды было совершенно нападение на моего братишку Эмиля. Его синяки не успевают заживать. Нагаевцы хладнокровные ублюдки и нет на них управы, вот, что обидно больше всего! Мне бы очень хотелось встретиться с этим подлым Нагаем, который так старательно пытается запугать черных и цветных. Кстати, почему его зовут Нагай? Почему у него такое прозвище? Возможно, он сам не русский, тогда почему учиняет здесь свои порядки? На такую «не русскую» рожу могут найтись и другие блюстители порядка. Но где же они? Те праведные блюстители? Я верю, они есть. Отец как-то сказал мне очень умную фразу: «Запомни, дочка, на сильных, всегда находятся сильнейшие. Так было и будет всегда!» Я согласна с моим отцом. И все-таки, как же быть? Как положить конец этим притеснениям?»

Вечером Диана заходила к брату сменить повязку и покормить любимым французским супом «Буйябэс». Но, проглотив еду, Эмиль тотчас сделал вид, что уснул. Ему больно было смотреть на ее терзания. Диана вышла и только под утро примчалась снова, волнуясь за его состояние. Эмиль спал. Повязка снова была влажной, и девушка аккуратно размотала бинт, стараясь не причинить боль Эмилю и не разбудить его. Диана покончила с перевязкой и попыталась нащупать на тумбочке ножницы, чтобы отрезать бинт. Их не оказалось на месте, недолго думая, Диана склонилась к Эмилю, сверкнули белоснежные зубки. Он проснулся от ее горячего дыхания. И, открыв глаза, окунулся в изумрудный омут ее взгляда. Эмиль боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть этот чудный призрак, он тихо спросил:

- Что ты делаешь?

Диана ощутила, как сердце камнем упало куда-то вниз живота, и разом ощутила непонятную слабость во всем теле. Но виду не подала.

- Отгрызаю бинт, - как ни в чем не бывало, ответила она.

- Ты голодная? – попытался пошутить Эмиль.

- Очень, - отозвалась Диана, стараясь, чтобы голос не дрожал.