Гертруда улыбнулась и доверительно наклонилась к пациенту.

— Нешто испужался?

— Есть немного, — честно признался Кирша, опасливо косясь на иглу.

— Да, деваться тебе некуда, придётся зашивать. Уж больно рана глубокая. Но ты не бойся, больно не будет. А ещё лучше вообще не смотри, глаза закрой. Давай-давай, успокойся и клади руку на стол.

Глубоко вздохнув, Кирша зажмурился и положил руку.

— Что ж, Алексей. Вот вам и ещё один урок… Уходите, но только недалеко, до кромки, как тогда в первый раз.

Алексей послушно напрягся.

Почти ничего не поменялось, только стало чуть холодней. Чеширский сидел на печи, заинтересованно поглядывая на стол. Сердито нахохлившийся Карлуша на хозяйском плече ясно выражал своё презрительное отношение к царящей суете.

— А теперь посмотрите на Киршу. Видите разницу между нами?

— Вижу… — ошеломлённо прошептал Алексей.

Расплывчатый паренёк виднелся словно сквозь толщу воды. По телу пробегала лёгкая серебристая рябь.

— Это и есть граница. Навь и явь. А теперь смотрите на его руку…

Гертруда зачерпнула ладонью воздух и быстробыстро закрутила над раной. Поначалу мутное красноватое пятно проявилось, словно кто-то навёл резкость объектива.

— Видите?

— Да-да, вижу…

Чеширский завозился и возбуждённо привстал, явно намереваясь прыгнуть.

— Ишь, котейка, как кровь почуял, сразу уши навострил! — возмутилась Гертруда. — А ну кыш отсюда, проказник! — замахнулась полотенцем.

Карлуша встрепенулся и неодобрительно покосился на собрата. Чеширский втянул голову в плечи и сконфуженно присмирел.

— Вот то-то, — победно улыбнулась Гертруда. — Что ж, пожалуй, и всё. Вот теперь можете шить, причём можно даже и отсюда. Он не почувствует боли. Ну же, смелей, что же вы так застыли!

— А-а-а… Да-да, конечно, — спохватился Алексей.

Для проверки реакции примерился и нерешительно ткнул иголкой. Пациент даже не шелохнулся.

С ума сойти, неужели такое возможно?

— Вижу, вы всё ещё сомневаетесь? — усмехнулась Гертруда. — Смелей!

— Хорошо…

Собрав волю в кулак, с усилием воткнул иглу.

Такая первая настоящая операция не могла присниться и в страшном сне. Ни инструментов, ни антисептики, вообще ничего. Практически одни голые руки, непонятная нитка и примитивная кривая иголка. Да и то, не иголка, а нечто больше похожее на китобойный гарпун.

Осторожно стянув края раны, отсёк нить и аккуратно завязал первый узел. Уфф, конечно, это можно смело назвать чудом, но, похоже, один всё-таки готов.

Невольно вспомнилась вся небогатая практика. Несколько сотен хирургических узлов на подушках и муляжах можно и не считать. Девчонки ещё хихикали так. Конечно, им весело, хоть какой-никакой предварительный навык был. Наверняка в детстве всякие там куклы-платьица шили. А вот парням было не до смеха. Пальцы прямо как не свои. Хорошо хоть дома отец гонял, заставлял оторванные пуговицы пришивать. Вот в армию, говорит, пойдёшь, там папки-мамки нет, подворотнички за тебя некому пришивать будет. А не так пришьёшь, мало того прыщи замучают, так ещё и вечный наряд по кухне получишь. И здорово так застращал, неплохо помогло. По крайней мере, препод не так ухмылялся, как над сокурсниками. Сборищем предынфарктных стариков-артритников называл. Ну а если пребывал в особо хорошем настроении, то более ласково — мистер кривые пальцы, или просто Женечкой-криворучкой. Шуточки такие. Профессиональные. А вообще, наверно, правильно гонял. Мелкая моторика вообще ни к чёрту. С такой в нейрохирурги или в офтальмологи лучше вообще и не соваться.

Кирша обеспокоенно поёрзал. Рука почему-то словно онемела. Такое бывает, когда долго-долго спишь на одном боку, а потом посреди ночи вдруг просыпаешься и в страхе ищешь потерянную руку. А когда нащупаешь, становится ещё страшней. Холодная, и никак не шевелится, словно и не своя.

Да что они там делают? И скатерть зачем постелили?

На всякий случай чуть приоткрыл левый глаз. На ране виднелся аккуратный тугой узелок с торчащими огрызками нити.

О как! Уже почти всё зашили? А почему не было больно? И крови нет. Какое-то колдовство?

Нерешительно покосился на наклонившегося ведуна и тут же испуганно зажмурился, встретив невидящий взгляд белых пустых глаз.

Мама моя! Как у покойника… Колдует, как есть колдует.

По спине побежал холодок. Нет уж, такой страсти лучше не в жисть не видеть. Видно, не зря бабка сказала не смотреть.

Наложив последний стежок, Алексей с облегчением перевёл дух.

— Ф-у-у, кажись, получилось…

— И довольно неплохо, надо сказать, — прокомментировала Гертруда, молча наблюдающая за работой. — Совсем как заправский доктор.

— Спасибо, — улыбнулся Алексей.

Нервное напряжение понемногу начало спадать.

— Что ж, давайте возвращаться назад.

— Давайте. А с ним что? — Алексей заинтересованно кивнул на пациента.

— А что с ним? Сейчас чистой тряпицей обмотаем, да и домой спровадим с чистой совестью.

— Нет, я про рану. Она вроде как там останется?

— Ах да, конечно, останется, — Гертруда с треском оторвала длинный лоскут. — Ничего страшного, пусть пока побудет, потом вам расскажу.

Кирша испуганно отшатнулся и открыл глаза, недоверчиво разглядывая руку.

— Сиди-сиди, почти всё уже, — успокоила ведунья. — Только тряпицей чистой закроем, и можешь идти.

Ловко обмотала руку, вложила кусочек можжевельника и завязала поверх тугой узелок. Ласково потрепала курчавую макушку и коротко напутствовала:

— Ну вот и всё. Если болеть не будет, придёшь через седмицу. А как жар появится, то не жди, сразу прибегай. Всё понял?

— Да понял-понял, — недоверчиво пошевелив пальцами, Кирша обрадованно просиял. — Благодарствую, бабушка!

— Не меня благодари, вот его, — Гертруда улыбнулась и кивнула на ведуна. — Он тебя зашивал. Алексей зовут.

Внутренне обмерев, Кирша повернулся и поднял несмелый взгляд на чужака. Страшные белые глаза снова стали самые обычные человеческие. Разве что всё равно какие-то подозрительно зелёные.

— И тебе благодарствую, Олекший, — запнувшись, неуверенно выговорил странное имя.

Гертруда перевела.

— Да ерунда, — отмахнулся Алексей. — Всегда пожалуйста. Только ты давай уж с топором там всё-таки поосторожней.

— Ну всё, беги-беги, — поторопила Гертруда. — Родители там уже поди совсем все извелись.

Проследив за счастливым пареньком, Алексей устало плюхнулся на скамью.

Что ж. Можно поздравить с настоящим первым пациентом. Конечно, не совсем так, как представлялось, но тем не менее самая настоящая операция.

И всё-таки, что это было? Ни боли, ни крови. Мечта любого хирурга. Что-то похожее, кажется, есть только у филиппинских хилеров, да и то на самом деле жульничество чистой воды. Якобы даже полостные операции одними руками делают. Никаких тебе инструментов и анестезии. И убедительно так получается. Пальцем хлоп в пупок. Щёлк, кровища, кусочки органов. На отчаявшихся людей производит довольно сильное впечатление. Бизнес прямо цветёт и пахнет. Именно что пахнет, причём очень дурно. И как только совесть позволяет дурить отчаявшихся людей и брать деньги? Ведь на самом деле просто теряется драгоценное время, а нормальные врачи потом хватаются за голову. Хотя что с них взять, на Востоке совсем другой менталитет, впрочем, наверно, как и везде сейчас. Если человек хочет быть обманутым, надо ему в этом всячески помогать. Особенно доверчивым иностранным туристам с толстыми кошельками…

Тем временем, похозяйничав у печи, хозяйка принесла на стол дымящийся горшок. Разлила сбитень в чашки и уселась напротив.

— Вижу, вы всё ещё в смятении… Да, про рану его всё верно заметили. Пусть пока она в нави побудет. Это ненадолго, парень он ещё совсем молодой. Через день-два его естество всё равно своё возьмет, и рана полностью вернётся в явь. Но с нею придёт и боль. А вот со стариками приходится хуже, — тяжело вздохнула. — Не хочет тело само в явь возвращаться. Не зарастает потом, и всё тут. Вот и тысячу раз подумаешь, лечить их так или не лечить… Впрочем, думать всегда надо. Молодой, старый, неважно, живая кровь в нави всех духов манит. Видели, как котейка ваш встрепенулся?