Наш домик, который по праву принадлежит матери (она попродала все свои вещи, пока его построила) и нам, детям, сейчас стоит пустым, его запечатали, а мы живем в такой каморке, каждую минуту опасаясь за свое здоровье… За что мы страдаем? Разве мы должны отвечать за отца, разве мы виноваты, что родились именно от этого человека? Ведь отец с нами никогда ничем не делился… Дорожный прокурор не смотрит на это, хотя я и подавала ему заявление, просила разрешить жить мне и моей сестре в своем доме. Ответом были слова: "Не положено, я подчиняюсь постановлению высших органов".

…Когда отца арестовали… я была вынуждена оставить учебу и пойти работать. С большими усилиями я устроилась на работу в свиносовхоз в Мерефе и удержалась там только 17 дней: директор совхоза побоялся держать дочь арестованного… Прошло два месяца, и я нигде не могу найти себе работу, нигде меня не принимают… Где я ни пыталась достать работу, я получала ответ: "У нас работы нет. При таких обстоятельствах Вас принять не можем, мы даже снимаем с работы тех, у которых родственники арестованы органами НКВД". Но ведь я же гражданка Советского Союза, за Сталинской Конституцией имею право на труд, право на жизнь. Или мне остается совсем уйти из жизни, только в начале покончить жизнь сестры, а потом и свою? Другого выхода, как сделать это, я не вижу…» [Письма во власть. 1928 — 1939. М., 2002.. С. 394–395.]

Адресат переправил письмо Вышинскому. Жалобу проверили, выселение отменили, девушке предоставили работу. Самое интересное во всем этом деле — слова прокурора: «Не положено, я подчиняюсь постановлению высших органов». Интересно, постановление каких высших органах выполняла дорожная прокуратура города Харькова (Украина)? Явно ведь не Прокуратуры Союза…

Теперь о судах. Здесь ситуация та же самая, что и везде. О чем свидетельствует следующий документ.

5. Из Записки в КПК [КПК — комиссия партийного контроля. ] при ЦК ВКП(б) в отношении Н. В. Крыленко [Н.В. Крыленко — нарком юстиции СССР.]. Подписали работники КПК С. Шадунц и М. Чернин. (Предположительно 1937 — начало 1938 г.)

«Несмотря на известное Лепельское дело, ни в Белорусских судебных органах, ни в Наркомюсте необходимые выводы не сделаны. Бывший Наркомюст БССР Кудельский сообщил в Наркомюст Союза, что им проверяется работа судов по Лепельскому округу. На самом же деле ничего до сих пор не сделано. Макаровский Михаил был осужден Лельчицким нарсудом Белоруссии на 3 года, Верхсуд заменил наказание штрафом в 400 руб., тем не менее он три года отсидел в тюрьме, с него взыскали 400 р., а по возвращении домой его выслали в Сибирь "как осужденного". В Любанском районе Белоруссии Томкович Иван был осужден на 3 года "как злостный несдатчик" госпоставок, проверкой установлено, что он недовыполнил поставок только на 9 кг. зерна, а другие поставки он перевыполнил. Строчке Александра была осуждена Сенненским нарсудом Белоруссии 25 апреля 1934 г. к лишению свободы на 5 лет. Верхсуд отменил и послал райпрокурору на доследование, который ничего не сделал, а Строчке продолжала сидеть в тюрьме. 18-летняя Ольга Конькова была осуждена вместо брата на 10 лет лишения свободы за невыполнение сельхозпоставок и только через три года (X. 1936 г.) была освобождена по ходатайству прокурора лагеря [А ему-то какое дело? Повезло девчонке, попала на приличного человека!]. С другой стороны, фашисты Яното и Риза, связанные со шпионскими организациями в Германии и с Германским консульством в СССР, осуждены Спецколлегией Верхсуда Белоруссии всего на 3 года и без поражения в правах. В Чауссах вдохновитель ночных разбоев б. нач. политотдела МТС Морозов был осужден на 1 год принудительных работ, а выполнявшие его волю и директивы 4 председателя сельсовета и 4 председателя колхозов осуждены на 8- 10 лет каждый [Едва ли обкомы и райкомы в Белоруссии давали санкции на ночные разбои.]. За последние 3 года осуждены в Белоруссии свыше 500 председателей сельсоветов и больше 3000 председателей колхозов. Многие дела об избиениях колхозников (подвешивание за ноги, привязывание к оглоблям телеги, оставление на сутки привязанными к скамейке в канцелярии колхоза и т. д.) были смазаны [Следует ли понимать так, что эти 3500 руководителей были осуждены за издевательства над подчиненными?].

Дела о вредительстве также смазывались. За отравление 50 рабочих на могилевской шелковой фабрике ответственный за технику безопасности Войткевич был осужден только на 1 год принудительных работ, после чего он перешел на работу по той же специальности на труболитейный завод, где начались массовые аварии с человеческими жертвами, а один рабочий был перерезан краном на две части. Войткевичу дали возможность скрыться. Много дел о вредительстве просто прекращено [Как вы полагаете, если термин «вредительство» заменить на «преступная халатность», суть дела от этого изменится?]. В кассационной коллегии Верхсуда обнаружены без ответа 462 жалобы, из которых многие лежат по году-два. В результате ряд лиц, незаконно осужденных в Белоруссии, продолжают сидеть в тюрьмах, а враги народа, вредители, остаются во многих случаях не наказанными…

До последнего времени продолжала действовать вредительская инструкция НКЮ Верхсуда БССР "О порядке выполнения судебных решений", согласно которой судисполнителю представлялось право по его личному усмотрению приостанавливать или даже прекращать выполнение решений суда. Следствия по делам тянутся годами…»

В конце записки ее авторы предлагают привлечь к ответственности наркома юстиции Н. В. Крыленко за тот бардак, что он развел в своем ведомстве. Тот действительно был снят и арестован, но не за должностные преступления, а за «принадлежность к право-троцкистской организации». Вот и разбирайся, где тут бардак, а где развлекается оппозиция…

Репрессии еще больше усилили бредовость советской правоохранительной и судебной системы. Вышинский в докладе от 28 января 1938 г. «О некоторых недостатках в работе прокуратуры и мерах по их устранению» привел уже совершенно замечательные факты.

«В Ленинградской… области сторожа колхоза приговорили к одному году исправительно-трудовых работ за халатность, так как "во время его дежурства погибла корова от преждевременного отела".

В Курской области… на нескольких колхозников напал бык, который, как отмечалось в документах, "обычно бросался на людей"… От быка отбились, не причинив ему, впрочем, никакого вреда. Но, к несчастью колхозников, на другой день этот бык, как написано в обвинительном заключении, "отказался покрывать коров". Поэтому против людей, с трудом отбившихся накануне от разъяренного быка, возбудили уголовное дело по статье 79-1 УК РСФСР (умышленное изувечение скота с целью подрыва коллективизации сельского хозяйства и воспрепятствования его подъему). Их судили и приговорили к исправительно-трудовым работам.

А в Баку был устроен грандиозный показательный процесс над группой школьников от 8 до 18 лет. Обвинительное заключение было внушительное — на 108 листах. В чем конкретно провинились ребята, красноречиво свидетельствуют такие эпизоды их "преступной деятельности". Двое 13-летних мальчиков обвинялись в "злонамеренном укрытии берета одной девочки". Другие подростки попали под суд лишь за то, что они "ловили детей на улице", чем якобы нарушали общественный порядок (дети просто играли в так называемые «салки» или "пятнашки"). Прокурор, бывший одним из устроителей этого «процесса», явился на него в нетрезвом виде, а когда ребятишки-подсудимые закричали, что прокурор пьян, он вытащил из кармана наган и стал "прокладывать себе дорогу к прокурорскому месту"» [Звягинцев А. Орлов Ю. Прокуроры двух эпох. С. 190–192.].

Ну, имея представление о методах работы Вышинского, можно не сомневаться: бакинский прокурор получил по мозгам так, что, может, даже пить бросил. Но что любопытно: как показывает история с «анонимками», такой процесс не может обойтись без участия педагогических работников. Интересно, получили ли свое учителя, помогавшие прокурору в организации процесса? Хотя учитывая, что Андрей Януарьевич после прокуратуры стал работать «по линии образования» — надо думать, получили…