на кота бультерьера науськал.

Ходят также вдвоём,

только поводырём

из подъезда соседнего Кузька.

*

Был похабен поэт и угрюм.

Все советуют взяться за ум.

Но напрасно стараться —

видно, не за что браться,

потому что с рожденья угрюм.

*

Ахмет, наш заслуженный дворник

в один замечательный вторник

со скамеек взашей

вымел всех алкашей.

Теперь без работы наш дворник.

*

Участковый портфель еле прёт,

каждый день совершая обход.

Это всё торгаши

чтут его от души.

С честью тяготы службы несёт.

*

Здоровяк и поэт Сеня Хрюшкин

Усмирителем служит в психушке.

За больными чуть свет

Плагиатит он бред.

Личный сайтик создал Сеня Хрюшкин.

Брякнул я про даму N

В этот день промашка вышла с порцией,

вот и брякнул я про даму N.

Через край, знать, брызнули эмоции.

Я без них — могила, джентльмен.

Иногда случаются обмолвки —

из меня вдруг выскочит секрет.

Не болтун я, иногда неловкий,

да и то, когда удержу нет.

Стих о ней опять пишу без устали.

Пригубил для храбрости бокал.

Чую, что не совладать мне с чувствами.

Снова я эмоций не сдержал.

Вёл всю ночь я с дамой N беседу —

хоть и плохонький, но всё ж поэт!

Пусть в стихе, но одержал победу.

Так без сна я встретил с ней рассвет.

Встреча состоялась на обочине.

Ждёт бомбил она, а их всё нет.

Вспомнил ночь и грустно стало очень мне.

На день свой отдал велосипед.

Наконец-то привалило счастье!

Мне впервые в жизни повезло,

и теперь в порыве сладострастья

я целую велика седло.

Язык мой - враг мой

Язык мой — враг мой. Вот, блин, незадача:

Несдержанный, язвительный и грубый!

Как за зубами я его не прячу,

он умудряется хамить сквозь зубы.

Когда же по зубам мне за язык влетало,

с зубами выплюнул бы клятый!

А эта тварь всё так же всех цепляла

сквозь поредевший частокол щербатый.

И нет мне с этой тварью сладу,

хамит подлец, а я в ответе.

И остаётся только до упаду

всех грязью поливать в инете.

Пусть здесь лишь языком я воин,

зато за зубы я спокоен!

И опять про любовь

Любовь в душе свербит занозой.

Излиться в «аське» про любовь

пытался и стихом, и прозой,

но слышал только: «Не буровь!

Таких любовей повидала

не сотню, может быть не две.

Меня она заколебала,

как боль зубная в голове».

Тогда в стихе от слез соленом

я о взаимности прошу,

но слышу голосом влюбленным:

«Не вешай на уши лапшу.

Чего мне только не сулили —

от райских кущ до шалаша,

луну, зарю, автомобили,

а на поверку — ни шиша».

Я трагедийными стихами

усыпал «аську» и портал.

«Люблю» иссохшими губами

шептал, но слышал лишь: «Достал!

Я шла нелегкими путями,

в кромешной тьме, без фонаря,

А ты гулял в ту ночь с б…ми,

Любовь расходуя зазря».

Своей любимой в оправданье

Чего я только не наплел —

Все добивался пониманья,

в ответ же нежное: «Козел!

Твоя я козочка навеки.

Мы вместе будем беки-меки.

Взобрался я на пьедестал

И заорал на весь портал:

ДОСТАЛ !!!

Я строю памятник себе

Сижу я, братцы, на коне,

На этом, как его, Пегасе.

Горит желание во мне

Скакать по стихотворной трассе.

Мозоли ручкою набил,

Себе нетленку созидая.

Рифмую, не жалея сил,

Творю, стучась в калитку рая.

Мне этот вдохновенья миг

Дается в долгих тренировках.

Но каждый выстраданный стих

Написан с мыслью о потомках.

Что я оставлю на земле?

При скромности своей не скрою:

Я строю памятник себе

Своей мозолистой рукою.

Паучок и мушка

Мушка в страсти трепетала,

Танцевала «Казачка»

И кокетливо жужжала,

Завлекая паучка.

Скромный взор, сама невинность,

Грациозна и легка,

Божий дар, природы милость

На погибель паука.

- Ты – прекрасная картинка,

Аппетитна и чиста.

Как желанны мне грудинка

И филейные места! –

Жадным взором пожирает

Шалунишку паучок:

- Пусть резвится и летает,

час свиданья недалек!

И поэт ревнует тож

Мне опять решать шарады

и разгадывать кроссворды,

расшифровывая взгляды,

подбирая коды.

Вариантов мириады,

сотни степеней свободы,

перехватывая взгляды,

видеть всюду антиподы.

(До чего же, блин, задело -

на двустишиях заело!)

На меня взглянула косо,

а теперь, как сквозь стекло.

Я тебе, что пень берёзы,

а другим ты - ого-го!

Прям, алеешь, будто роза.

Ну а я тебе - фуфло.

Так не может продолжаться,

я поэт, а не упырь.

Можешь сладко улыбаться,

если рядом этот хмырь.

Эдак скоро может статься,

с горя сгину в монастырь.

Мне противно рифмоваться.

Знать, в поклонах спину гнуть.

А за -аться, -аться,-аться

Ты меня не обессудь.

Любовь-морковь

Себя ты к худшему готовь,

Шагая под венец.

В медовый месяц прет любовь,

А после ей песец.

Любимой ты не прекословь —

Себе дороже станет.

Еще вчера была любовь,

А завтра в Лету канет.

Ее ты чаще славословь,

На ласку не скупись,

И будет буйствовать любовь.

Ты ей хоть … захлебнись.

Не нужно вам какав и кофь,

Порнушек и эротик.

Ведь под рукой лежит любовь —

Сильнее, чем наркотик.

Мой друг влюблён

Мой друг и жалок, и смешон,

Страдая этим бзиком крымским.

Он с детства пил один «Крюшон»,

Теперь же бегает за «Клинским» —

Любовью начисто сражен.

О ней все помыслы его,

Он предан ей душой и телом.

Справляясь с рифмою легко,

Стихи слагает между делом,

Цедя прохладное пивко.

Мой друг на редкость плодовит.

Стихами утоляя ревность,

Рождает то шедевр, то хит,

Храня все той же теме верность.

Он стал в портале знаменит,

Как популярный графоман,

Кумир восторженных поклонниц.

А каждый стих его — роман

Из поговорок и пословиц

Про вероломство и обман.

И, наконец, его стихи

Взломали девы неприступность.

Она промолвила: — Хи-хи!

Прости упрямую за глупость,

Я искуплю свои грехи.

А эти крымские мужи!

Они же вовсе не поэты,

А под поэтов муляжи.

Нужны мне крымские сонеты,

Как мусульманину Кижи.

Отныне ты и только ты

Читаем мной и почитаем.

Но чтобы не было беды,

Чтоб жизнь не показалась раем,

Забудь поклонниц и цветы.

Теперь он ревности лишен,

Забыл про пиво и чекушки,

А пьет, как в юности, «Крюшон»,

И пишет басни и частушки.

Ей-ей, я друга поминал.

А чтобы больно не пинали,

Скажу: — Не басню написал,

И здесь ни слова о морали.

И уж простите, коль попал.

Ода галошам

Были зимы когда-то.

А что теперь?

Лужи только снежок припорошит,

а на утро, глядишь,

снова оттепель.

Доброй памяти вспомнишь галоши.

Вот обувка была —

заглядение,

нет милее и сердцу дороже.

Подружились мы с ней —

мокротень и я,

и залогом сей дружбы — галоши.

И для взрослых они,

и для маленьких.

Отливают резиновым глянцем.

На штиблеты годятся

и валенки.

А промокнуть совсем мало шансов.