Ярмарка начиналась с вечера. По всему берегу пылали веселые костры, возле них сидели и толпились люди всех национальностей в нарядных одеждах.

Слышалась разноязычная речь, распевались всевозможные песни, люди группами бродили по площади, многие в обнимку, останавливались возле лотков, где продавались всякие угощения и «древесные овощи»[63], привезенные из других стран, — яблоки, чернослив, изюм, винные ягоды, орехи. На других лотках были выставлены ковши с пивом, хмельной брагой, медом и рейнским вином. Повсюду красовались груды пряников, кренделей, пирожков и медовых лепешек с миндалиной посередине. Коптя и дымя, повсюду длинными цепочками горели глиняные плошки с топленым салом.

Веселый гомон толпы покрывался пронзительными переливчатыми звуками леттских и литовских волынок, сделанных из надутых цельных козьих шкур с двумя дудками, на которых, искусно перебирая пальцами и раздувая щеки, дудели вспотевшие усердные музыканты.

Сквозь расступавшуюся толпу медленно проходили важные немецкие рыцари, всегда группами по три-четыре человека, с высокомерными, суровыми лицами. Они сознавали себя чуждыми этой разряженной, веселой массе «второсортных людей», знатными гостями на простонародном пиру. Но и их невольно захватывало общее веселье, и когда стоявшие рядом волынщики при их приближении вдруг замолкли, один из рыцарей крикнул:

— Эй, дудельзаки![64] А знаете ли вы нашу рейнскую песню «Рейнлендер»?

— Еще бы не знать!

Волынщики задудели изо всей мочи старинную немецкую мелодию народного танца.

Услышав знакомые звуки, подошли другие немецкие воины. Они растолкали толпу, очистили место, оттеснили зрителей в стороны и стали двумя шеренгами лицом друг к другу.

С той же важной надменностью, сохраняя суровую невозмутимость, они начали выделывать ногами коленца и выкрутасы, то приближаясь друг к другу, то расходясь. Иногда они делились на пары и, взявшись за руки, кружились на месте, затем опять расходились двумя шеренгами, лицом друг к другу, сохраняя такую же важность, как будто бы и тут они продолжали выполнять свое главное обязательство: распространять всеми способами власть германского кулака и «свет» католической веры.

В это время к танцующим быстро протиснулись сквозь толпу еще несколько молодых немцев, из купцов. С ними была стройная девушка в шелковом праздничном платье. Она невольно привлекала внимание красотой слегка разрумянившегося лица и темными горящими глазами.

— Фрейлейн, идите к нам! Ко мне! Ко мне! Нет, ко мне! — закричали танцевавшие.

Старший из них, пожилой рыцарь, высокий и тощий, подошел к девушке и, с важностью выставив ногу, снял шляпу с перьями, поклонился, взял ее за руку и крикнул волынщикам:

— Живее, дудельзаки! Живее! Получите на пиво!

Волынщики заиграли еще веселее и пронзительнее. Девушка, подобрав тяжелое шелковое платье, танцевала со всеми, переходя из рук в руки, кружась в беззаботном упоении радостной юности.

По окончании танца старый рыцарь снова склонился перед девушкой, взмахнул шляпой и пригласил ее посетить их пирушку, устраиваемую по случаю скорого выступления в поход против русских еретиков.

— Эти дерзкие русские медведи вздумали стать перед нами на победоносном пути нашего крестового похода на восток. Придите, фрейлейн, к нам; сегодня мы выпьем за нашу родину и нашу победу.

— К моему глубокому сожалению, — ответила девушка, — я не могу принять ваше любезное приглашение. Я должна своевременно вернуться к моей дорогой и доброй матушке! — И девушка, церемонно поклонившись, хотела скрыться в толпе.

— Нет, нет! Вы нас не покинете. Идемте к нам! Это недалеко!

Девушка со смехом стала метаться, стараясь убежать. Несколько рыцарей погнались за ней. Она бросилась в сторону, в темноту, и вдруг пронзительно закричала:

— Что это? Спасите!

Один рыцарь, высоко подняв факел, поспешил на зов. Показался ряд виселиц, на которых, склонив головы, висели десятка два леттов в лохмотьях, с босыми, напряженно вытянутыми ногами. Рыцари взяли под руки полубесчувственную девушку. Она, задыхаясь, говорила:

— Я ударилась лицом в босые, холодные, как лед, ноги, и мне показалось, что мертвец ударил меня в лицо ногой.

— Это висят лесные разбойники, самые отчаянные летты — дикари, безбожники. Они нападали на наших меченосцев. Мы их рядком и повесили, чтобы проучить дерзких леттов.

— Умоляю, отведите меня к матушке! Вот она уже идет сюда…

На площади появилась длинная процессия германских воинов в белых плащах с нашитыми на плече черными крестами. Воины высоко держали горящие факелы, сплетенные из просмоленных веревок. Факелы ярко пылали в клубах черного дыма, придавая всему окружающему зловещий вид. Воины грубыми, нестройными голосами пели мрачную песню меченосцев:

Вперед, тевтон!
Сквозь плач и стон
Иди, как смерть, иди, как месть!
Вперед, тевтон! Ийя-хо-хо!

Разноязычная толпа, собравшаяся на ярмарочной площади, в страхе расступалась перед мрачно шагавшими меченосцами и безмолвно слушала непонятную, но внушавшую страх немецкую песню.

Вся процессия направилась к угрюмой каменной крепости, возвышавшейся прочными башнями посреди города, еще шумного от праздничного веселья, криков и песен разгулявшихся рижских горожан.

Пирушка крестоносцев была веселой. Все ликовали, уверенные в скорой победе над русскими медведями и над плохо вооруженными упрямыми «лесными братьями» — леттами. Старый председатель пирушки ударил тяжелым кулаком по столу. Кружки и бокалы задребезжали. Все затихли.

— Я рад тому, что вы так смелы, бодры и уверены в победе, что нет у вас глупой жалости к леттам или страха перед русскими. Мы не смеем колебаться или горевать! Да! Там, на Рейне, осталась наша древняя родина, Германия, все мы по ней тоскуем. Но здесь мы создаем себе новую молодую родину, Ливонию, завоеванную нашим острым, грозным мечом. Теперь мы продвинем далеко в глубь русских лесов власть великой Германии, беспощадно сметая всех, кто нам попадется на пути. Слава о непобедимости германцев разнесется по всему свету. Я поднимаю мою кружку за новый победоносный поход через озеро Пейпус для захвата богатого русского Новгорода. Я пью за полный разгром русских войск, за гибель опасного для нас русского народа!

— Ийя-хо-хо! Вперед, смелые меченосцы! — сдвигая кружки, кричали пирующие.

Натиск немцев на восток

Едва справились новгородцы со шведами, как узнали о новой, еще более грозной опасности: немецкие рыцари-меченосцы напали на пограничную русскую крепость Изборск, захватили ее и подошли к Пскову, но сразу взять его не могли, задержанные крепкими, высокими стенами. И только вследствие измены посадника Твердилы Иванковича и кучки бояр немцам удалось проникнуть в детинец, но половина Пскова еще не покорилась.

Рыцари продолжали всюду сооружать укрепления и заставы, приближаясь к Новгороду.

Александр спешил их уничтожить. В первую очередь он направил свою дружину на одно из сильнейших и наиболее угрожающих укреплений врага — на захваченную немцами крепость Копорье. Он взял ее стремительным натиском и разрушил. Захваченных в плен немцев он частью отпустил на волю. Имея в виду, что в немецких руках находится много русских заложников, главным образом детей, он другую часть немцев отправил в Новгород. Что же касается переветников, изменников родины, то с ними Александр расправился беспощадно: не разбирая, русский или чудинец, он приказывал отрезать им носы и вешать на городских стенах.

Александр продолжал собирать войско и требовал новых подкреплений. Учитывая, что одним новгородцам не устоять под напором очень сильного врага, он обратился за помощью к отцу, и великий князь Ярослав немедленно отправил к Александру своего второго сына, Андрея, как говорит летопись, «во множестве дружины».

вернуться

63

Древесные овощи — так назывались в то время фрукты.

вернуться

64

Дудельзак — кожаный надувной мешок (волынка) с двумя дудками, на которых одновременно играл искусный музыкант — волынщик.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: