— В общем, вы правы. Ученые смогли повторить некоторые фазы реакции, но не более. Процесс фотосинтеза невероятно сложен. Поэтому тысячи исследователей по всему миру, занимающиеся искусственным фотосинтезом, сосредоточивают свои усилия на каком-то одном аспекте.
— И ты в том числе? — спросила Лариса.
— Ну да, и я тоже. Наша лаборатория изучает способность растений разбивать молекулы воды на атомы. Если сможем успешно воспроизвести этот процесс (а когда-нибудь мы обязательно сможем), то получим неисчерпаемый источник дешевого водородного топлива!
— Твое открытие лежит в другой области?
— Я занимаюсь реакцией, которая называется «Фотосистема 1», и должна придумать, как расщепить углекислый газ.
— И каковы основные трудности? — спросил Кинжалов.
Лиза приступила ко второму раку, отломила клешню и высосала мясо.
— Просто объедение!.. Главная проблема заключается в том, что реакцию разложения запустить очень трудно. В природе для этого служит хлорофилл, однако в лабораторных условиях он слишком быстро разрушается. Вот я и пыталась подобрать искусственный катализатор, который помог бы разбить молекулы углекислого газа. — Лиза оторвалась от еды и тихо сказала: — И я нашла решение! Точнее, случайно на него наткнулась. Я забыла образец родия в камере для испытаний и положила туда еще один элемент под названием рутений. В сочетании со светом началась бурная реакция димеризации молекул С02 на оксалаты.
Лариса вытерла руки салфеткой и глотнула пива.
— От твоей химии у меня голова кругом, — посетовала она.
— Ты уверена, что пиво с раками здесь ни при чем? — усмехнулся Кинжалов.
— Прости, пожалуйста! Большинство моих друзей — биохимики, поэтому иногда я и за пределами лаборатории сыплю терминами, которые никому не знакомы.
— Лариса гораздо лучше разбирается в государственной политике, чем в точных науках, — продолжал поддразнивать жену Кинжалов. — Так что там у вас оказалось на выходе реакции?
— В общем, каталитическая реакция разбила углекислый газ на простые компоненты. В дальнейшем из них можно получать какое-нибудь углеродное топливо вроде этанола. Однако самая главная трудность заключалась именно в димеризации С02.
Горка раков постепенно превратилась в груду пустых панцирей и клешней. Официантка проворно убрала со стола и вскоре вернулась с кофе и лимонным пирогом.
— Ты уж извини, только я все равно не до конца тебя понимаю, — призналась Лариса за десертом.
Лиза уставилась в окно, разглядывая мигающие огни на том берегу реки.
— Я вполне уверена, что найденный мною катализатор подойдет для создания установки искусственного фотосинтеза.
— Его можно будет осуществлять в промышленных масштабах? — спросил Кинжалов.
Лиза скромно кивнула:
— Разумеется. Нужен только родий, рутений — и свет.
Лариса недоверчиво покачала головой.
— Неужели тебе удалось придумать устройство, которое превратит углекислый газ в безвредное вещество? И его можно будет внедрить на электростанциях и других промышленных предприятиях, загрязняющих атмосферу?
— Да, именно. К тому же дальнейшие перспективы еще более радужные.
— В каком смысле?
— Можно построить сотни заводов. И каждый из них будет действовать как сосновый лес!
— Значит, есть реальный шанс уменьшить уровень углекислого газа в атмосфере, — подвел итог Кинжалов.
Лиза снова кивнула, плотно сжав губы. Лариса схватила подругу за руку и крепко пожала:
— Выходит, ты нашла реальное решение проблемы глобального потепления!
Лиза смущенно покосилась на свой пирог и кивнула.
— Мой способ абсолютно надежен. Многое предстоит сделать, и все же я не вижу причин, препятствующих проектировке и постройке промышленной системы искусственного фотосинтеза в ближайшие несколько месяцев. Особенно если будут деньги и политическая поддержка, — добавила она, глядя на Ларису.
Та сидела, крепко задумавшись и забыв про десерт.
— Почему же ты ничего не сказала на сегодняшнем слушании? Почему доктор Мартинов даже не упомянул об этом?
Лиза беспомощно посмотрела на папоротник в горшке.
— Он ничего пока не знает, — тихо ответила она. — Моему открытию всего несколько дней, и я до сих пор не могу до конца поверить в то, что мне удалось совершить… Лаборант убедил меня ничего не рассказывать доктору Мартинову до его выступления — по крайней мере, не проверив еще раз. Мы боялись шумихи в СМИ…
— Пожалуй, вы правы, — согласился Кинжалов.
— У тебя есть причина сомневаться в результатах? — спросила Лариса.
Лиза покачала головой:
— Мы раз десять повторили реакцию, так что я на сто процентов уверена, что катализатор подходит.
— Пора действовать! — уверенно сказала Лариса. — Завтра же сообщи Мартинову, а я тем временем пущу слух о твоем открытии. Потом попробую организовать личную встречу с президентом.
— С президентом? — ахнула Лиза.
— Разумеется. Нам понадобится приказ главы исполнительной власти, чтобы запустить производство до того, как будет выделено финансирование. Президент прекрасно понимает, насколько остра проблема утилизации углекислого газа. Если решение уже существует, он наверняка отреагирует незамедлительно!
Лиза ошарашенно промолчала, пытаясь осознать происходящее, потом медленно кивнула.
— Ты, как всегда, права! Я завтра же расскажу обо всем доктору Мартинову.
Кинжалов уплатил по счету, и все трое двинулись к машине. Обратная дорога прошла почти в полном молчании — их мысли были поглощены огромной важностью открытия. Подъехав к дому Лизы, Лариса выпрыгнула из автомобиля и крепко обняла подругу.
— Я так тобой горжусь! Помнишь, в колледже мы все шутили про спасение мира? — улыбнулась она. — А ведь тебе это действительно удалось.
— Спасибо, что поддержала в трудную минуту, — ответила Лиза. — Спокойной ночи, Кинжалов.
— Не забудьте — завтра утром я завезу вам результаты наших морских исследований.
Едва Лариса забралась обратно в салон, Кинжалов включил первую скорость и рванул с места.
— Квартира или ангар?
— Сегодня пусть будет ангар, — ответила Лариса, крепко прижимаясь к мужу.
Кинжалов улыбнулся, направив «Оберн» к старому военному аэродрому. Поженившись, Петр и Лариса сохранили свои холостяцкие апартаменты. У Ларисы был модный городской особняк на Рублевке, однако большую часть времени она проводила в эклектичном жилище мужа.
Добравшись до аэродрома, Петр свернул на пыльную проселочную дорогу, ведущую к неосвещенному участку аэродрома. Он миновал электрический шлагбаум и подъехал к старому ангару, которому на вид было несколько десятков лет. Набрав на дистанционном пульте код, Кинжалов отключил сигнализацию, открыл боковую дверь и зажег свет. Многочисленные лампы осветили огромное пространство, похожее скорее на транспортный музей, чем на жилой дом. По центру помещения стояли десятки отполированных до блеска антикварных автомобилей. Вдоль стены на настоящих рельсах вытянулся пульмановский железнодорожный вагон. Рядом с ним — чугунная ванна с подвесным мотором и ветхий надувной плот с самодельной каютой и мачтой. Фары «Оберна» высветили два самолета, стоявшие в задней части ангара: советский «У-2» и немецкий реактивный «Мессершмит-162». Самолеты, как и другие экспонаты коллекции Кинжалова, достались ему в память о предыдущих приключениях. Даже нелепая ванна и плот напоминали о смертельной опасности и утраченной любви, и глядя на них, Кинжалов нередко задумывался о бренности бытия.
Припарковав «Оберн» рядом с «Роллс-Ройсом» «Серебряный призрак» 1921 года, который Кинжалов еще реставрировал, он выключил двигатель. Лариса дождалась, пока закроется автоматическая дверь, и спросила мужа:
— Интересно, как бы мои избиратели отнеслись к тому, что их Депутат живет в заброшенном ангаре?
— Наверняка пожалели бы тебя и как следует расщедрились! — рассмеялся Кинжалов.
Он взял жену за руку и повел в квартиру по винтовой лестнице. Воспользовавшись своим новым статусом, Лариса убедила Петра перестроить кухню и сделать еще одну комнату, в которой она могла бы работать. Однако больше ничего менять не стала — ни морские пейзажи, висевшие по стенам, ни латунные иллюминаторы, ни прочие диковинки, желая сохранить царивший здесь дух свободы и приключений.