Мы подъехали к Руану.

«Киевская мысль», 23 ноября 1914 г.

И Вальтер Скотт, и Казимир Делавинь⁸ (уроженец Гавра, откуда я пишу) изображают нам Людовика XI⁹ за молитвой¹⁰, произносящего странные жалобы: «О, присночтимая Дева, Владычица Парижская, сколько раз уже Вы обещали мне исполнение всех желаний моего сердца. Но, хотя я, со своей стороны, не забыл ни одного данного Вам мною обета, Вы медлите увенчанием моих ожиданий. Никогда, никогда не поступала так со мною Ваша блаженная Реймская сестра».

Но для художников нашего времени mutatis, mutandis Notre-Dames Франции остаются действительно полными очарования и высочайшей гармонии, как бы живыми сестрами-богинями, пленяющими поколения кристаллами человеческого творческого труда.

Стоя перед странной громадой Руанского собора — такого причудливо единого в своей разнохарактерности, такого личного в своей мозаичности — я всматривался в него, как в живую Блаженную сестру еще страдающей и сокрушенной Богоматери Реймской. Стоит только человеку отложить на минуту в сторону поздно приобретенный «позитивный разум»¹¹ — чудится, что каменная красавица чутко прислушивается, телепатически сострадая к неслышной нашему уху проклятой канонаде, вновь как раз вчера возобновленной немцами в Реймсе.

Но в то время как я медленно обходил этот многоликий космос, он повествовал свое прошлое, и я почувствовал, что прекрасным великанам, созданным веками, не так уж страшны самые грозные события.

Разве не горел Руанский собор три раза? Разве страшный ураган не тряс его и не рвал? Люди не унижали, не портили, не грабили? А он становится все лучше от времени.

Ни прибавления, ни реставрации ему не страшны. Поставят люди какую-нибудь новую заплату на ветхую, узорную ризу, пройдет время, и, если уж никак не ассимилируешь ее, она отпадет, а чаще сама осветится веками, сживется, спаяется с соседями и, смотришь, уже стала неотъемлемым членом целого. Этому особенно учит именно Руанский собор.

Да и поработало же над ним время! Сверху что-то белое на него падало, словно едкий снег, который грыз карнизы, местами источил целые статуи. Седина веков. Камень тает в воздухе, по полсантиметра в столетие.

Но зато коричнево-серая паутина украсила ветхие камни почтенной и трагичной красотою. Она больше всего объединила элементы здания.

С этой точки зрения мне кажется любопытным сделать маленькую экскурсию в многострадальную, но славную биографию собора.

Его рождение теряется во мраке веков. Руан — это древний Ротомигус, а первый собор в нем стал воздвигаться в IV веке. Но от сооружений, датирующихся раньше XII века, остались лишь редкие следы.

Зато XII век представлен торжественно — прочной четырехугольной романской башней св. Ромэна, сестрою рухнувшей кампаниллы¹² Сан-Марко, только более простой и пуританско-серой согласно своему северно-средневековому характеру.

Остальное более или менее сгорело как раз на пороге XIII века.

Фасад в существенном был закончен в XIII веке. Но от строгости тогдашнего стиля немного осталось за позднейшим кружевным нарядом. Зато боковые врата, так называемые Врата Книгопродавцев, — настоящее чудо средневекового настроения. Помимо изящества ювелирной и такой чистой вкусом каменной работы врата поражают целой фантасмагорией светских, языческих картинок, рассыпанных в сотнях миль маленьких барельефов. Тут и вся первая часть библии в наивном и грациозном резном повествовании, тут и многое другое: целые десятки чудовищ получеловеческого облика, поражающих ладностью своей организации при головокружительной фантастичности достойных Брейгеля¹³ членосочетаний, тут какие-то фокусники, козел-пономарь, врач с рыбьим хвостом, рассматривающий пузырек с жидкостью на свет, человек, в ужасе бегающий от зайца, и т. д., и т. д.

XIV век дал собору замечательного архитектора в лице Перье¹⁴, который создал большую ризу. Но в XV веке отыскался подлинно великий строитель, следы которого встречались повсюду в соборе, — Гильом Понтиж¹⁵.

Это он воздвиг павильон — изящный, летучий колпак на Сен-Ромэне. Капитул¹⁶ находил, что это обойдется дорого, и высказался за плоскую кровлю — террасу. Но художник боролся страстно и настоял на своем при поддержке города. Но ниже павильона он построил еще верхний этаж башни — безумную фантазию из гранитной пены. Из камня соткал он и аванпортал Книгопродавцев, наконец, ему же принадлежит каменная лестница — виртуозная, как весь стиль поздней готики, но благородная и ласкающая пропорциями.

Наконец, он же заложил лучшее украшение собора — знаменитую «Масляную башню». Это грандиозное проявление строительного гения готических мастеров XV века было большей частью сооружено на сбережения на масле, воспрещенном на время особо провозглашенных постов. Ели сухое и строили красивую башню.

Под ее подножием оказалась вода. До трети доведенная громада вдруг накренилась. Великий архитектор не смутился. Он придал зданию новые устои и продолжал строить. Он умер в 1489 году, а «Масляную башню» блистательно кончил блистательный ученик гениального художника — Рулан де Ру¹⁷.

Ему же принадлежит замысловатый, богатейший убор главного портала. Но у Рулана была мечта. Посередине нефа¹⁸, где он пересечен трансвером¹⁹, где высится «фонарь»²⁰, он хотел на месте деревянной высокой стрелки, крытой золоченым свинцом, бросить в небо еще более легкую и стремительную, но каменную стрелу.

Ему не удалось. Он только создал как бы полный игры и готовящийся к прыжку, упругий силами пьедестал для нее. Мы увидим, как кончил это дело наш железный век! Пока мы видим мистиков за работой. Но вот пробуждается ratio! Молодой прозаик не хочет щадить порождения туманного, от земли рвущегося чувства.

В 1562 году²¹ собор выдерживает осаду наподобие своей реймской Блаженной сестры. Каноники наскоро припрятали, что могли, остальное протестанты, ворвавшиеся толпой, уничтожили безжалостно. Не щадили не только статуй, но даже могил. Мощи были сожжены. Все ценное было разграблено.

В 1683 году страшные опустошения произвел небывалый ураган. А XVIII век принес предвестников урагана человеческого, тоже небывалого.

В глазах «разумных людей» этого века Руанский собор был чудовищным нагромождением камней, истинным сыном средневекового хаоса. Они принялись украшать его по-своему. Они снабдили его изящным алтарем в стиле m-me de Pompadour. Могила Генриха II²², Ричарда Львиное Сердце, прекрасное хранилище, где было похоронено сердце Карла V²³, завещанное им городу Руану, — все это было разрушено. Правда, надгробные камни перенесли на хоры. Часть здания внутри была перестроена Кутюром²⁴ — строителем неогреческой св. Магдалины Парижской. Он и здесь пустил в ход ионийский ордер²⁵. Алтарь сохранился, как и две статуи Клодиона²⁶. Они приспособились. «Я, XVIII век, тоже здесь был и принес посильный дар». Но пристройки Кутюра собор отбросил.