Зубы Гектора, золотые и цвета слоновой кости, блестели на солнце. Остатки волос с проседью были коротко подстрижены. На чисто выбритом лице отчетливо проступали глубокие шрамы после оспы. Впечатление портила обвисшая щека, пронзенная стрелой, выбившей ему зубы и зацепившей мускулы.

— Александрия пахнет деньгами, — сказал Гектор. — И властью. Какой другой город может сравниться с ней? Какая другая страна? И все благодаря вам, мой царь.

Птолемей фыркнул, но в глубине души он был польщен. Рассказы Гектора о Карфагене и проведении кампании на юге были утешительными, а новый флот уже почти создан. Скоро ему не придется бояться Кассандра. Через два года Македония будет платить дань Египту, то есть ему! Он снял с большого пальца руки тяжелый золотой перстень и вручил его Гектору.

— Продай это и купи себе пару сандалий, — сказал он. — Пусть меня поразит Посейдон, если ты не выглядишь как пират, а не мой адмирал! Если бы я повстречал тебя в темной; аллее, то схватился бы за меч.

Гектор принял перстень и проверил качество золота на зуб. Птолемей, громко расхохотавшись, хлопнул его по плечу.

— Завоюй мне Карфаген, и я сделаю тебя правителем! Ты проведешь остаток своих лет в роскоши.

— Тогда мне придется оставить свою жену в Греции.

— Которую из них? Старую Цирцею? А может, финикийскую красотку или ту нубийскую принцессу, которую, как я слышал, ты прячешь в…

Гектор прервал его крепким словцом.

— Вы знаете чересчур много, — сказал он, искренне смеясь. — Вы знаете, что о вас говорят, ваше величество? Говорят, что никому от Афин до Персеполя не удавалось задавить блоху без того, чтобы соглядатаи не донесли вам о ее размере и весе и чтобы вы не смогли извлечь выгоду из этого убийства.

— Неужели? — рассмеялся Птолемей, — А я…

Пухлый евнух с обритой головой и выбритыми бровями бросился вперед и лег ничком на палубе.

Гектор выхватил изогнутый кинжал, висевший на поясе, и направился к нему.

Птолемей жестом остановил друга.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— О великий и славный царь! — завыл посланец. — Самый прославленный и достойный…

— Обойдемся без формальностей. Чего тебе надо? Говори, или Гектор разрубит твою башку и все, что в ней есть, скормит рыбам, — пригрозил Птолемей.

Посланец прижался к дощатому настилу.

— Ее величество царица Артакама, возлюбленная дочь Исиды, верховная жрица богинь Бастет, Тауэрт и Нехбет, просит прийти вас к ней при первой же возможности.

Пухлая рука с мясистыми пальцами указала на украшенное цветами судно, стоявшее на якоре близ кораблей флота. Знамена царицы Египта, жены Птолемея, развевались над баржей, на которой был ярко нарисован глаз бога Гора и золотые цветы лотоса.

— Что ей нужно? — спросил Птолемей и рассмеялся. — Если бы ты и знал, то не осмелился бы мне сказать, не так ли, надушенный болван? — Он посмотрел на Гектора и пожал плечами. — Видишь ли, царские жены так же докучливы, как и остальные. Можешь предоставить корабль и гребцов, которые доставят меня к ее судну? Если я не попаду к ней, она отомстит мне тем, что потребует построить еще одну гробницу. А та, что я построил недавно, стоила немалых средств.

Гектор отсалютовал.

— Сейчас же, мой царь!

Он поманил помощника, и через несколько минут Птолемей взбирался по веревочной лестнице на палубу роскошного судна царицы Артакамы.

Охрана царицы, вооруженная луками, копьями и дубинами, стояла неподвижно, а хор рабынь пел приветственный гимн. Одетые лишь в цветочные гирлянды, обвивавшие их бедра, девушки опустились на колени и посыпали путь царя цветками лотоса. Птолемей остановился и огляделся в поисках жены. Он видел жриц, танцовщиц, музыкантов, гребцов, евнухов, кошек, но Артакамы нигде не было.

Пожилая придворная дама, в которой он узнал одну из фавориток жены, вышла к нему навстречу и распростерлась на палубе.

— Ваше величество, царица Артакама просит вас…

— Да, я знаю, — перебил ее Птолемей, которого все сильнее раздражала эта сцена. — Где она сейчас и что ей нужно?

Египетская аристократка улыбнулась и изящным движением указала на задрапированный павильон, расположенный рядом с кормой баржи. Двое огромных евнухов, облаченных в персидские шаровары и тюрбаны, стояли на страже. У каждого в руке был топор.

Не обращая на них внимания, Птолемей отодвинул занавесь, вошел и замер, глядя перед собой. Он чуть не открыл рот от изумления, но в последний момент взял себя в руки и просто произнес имя жены.

— Артакама…

Она не отвечала и оставалась неподвижной, стоя на коленях, прикрытая лишь длинными черными волосами. Он сглотнул, потому что у него внезапно пересохло в горле. Он знал, что она брила голову и что это всего лишь парик, но эффект получился ошеломляющий!

Тело Артакамы было намазано маслом и посыпано золотой пылью. Когда она медленно подняла голову, он увидел, что глаза ее подведены сурьмой — это подчеркивало длину и густоту ресниц — и губы накрашены ярко-красным цветом.

Он торопливо вдохнул влажный морской воздух.

Он ошибся. Не только роскошные черные волосы украшали ее. На шее сверкало ожерелье из чеканного золота, усыпанного кроваво-красными рубинами, от которого к браслетам, обвивавшим ее изящные запястья, шли тонкие золотые цепочки. На их звеньях были вырезаны крошечные иероглифы, на ожерелье и браслетах вычеканены изображения любовных пар, с необычайным мастерством и фантазией предававшихся любовным утехам.

— Я прошу у тебя прощения, могучий буйвол, — сказала она на ломаном греческом. — Я чем-то обидела тебя. Прости меня, о муж мой!

— Ты ничем…

Он запнулся, когда она облизала красные губы кончиком языка. От нее исходил аромат мускуса и чего-то неуловимого, опьяняющего и соблазнительного. Ее темные ресницы затрепетали.

— Ты не приходишь в мою опочивальню, — прошептала она. — Поэтому я знаю, что совершила что-то…

— Нет, ну что ты!

Он подошел ближе. Его охватило острое желание.

— Я вела себя очень плохо, — сказала она. — Меня следует наказать. — Из груды подушек она извлекла кожаную плетку с серебряной ручкой и вручила ему. — Прошу тебя, — прошептала она, — научи меня быть покорной.

Его пальцы сжали тонкую рукоятку. Плеть казалась игрушечной, но кожаные ремни могли причинить сильную боль. На его лбу выступили капельки пота.

У ложа стояла жаровня, из которой курился фимиам. Медленно, соблазнительно Артакама отвернулась и спрятала лицо в подушки, представив его взгляду роскошные обнаженные бедра и окрашенные хной ступни ног. Ее упругий зад блестел от масла, копна волос черным опахалом лежала на теле.

Птолемей застонал и сбросил одежду. За стенами опочивальни музыканты ускорили темп, но он не замечал этого. Его кровь пульсировала все быстрее, все неистовее становились удары кожаных ремней по телу Артакамы, и все громче ее стоны.

Ребенок Геспер спал, когда она поздним вечером вернулась в дом мужа, расположенный на окраине Александрии. Она не стала принимать ванну и переодеваться в чистую тунику, а сразу прошла в спальню малыша. Внезапно самым важным для нее стало убедиться, что он в порядке.

Прохладный бриз с озера пронесся через просторную комнату. В закрепленной на душистых кедровых перекладинах колыбели, сплетенной из тростника и выстланной шелком, раскинулся полуторагодовалый Ясон, посасывая палец розовым ротиком. Свекровь Геспер, госпожа Алисса, сидела рядом на табурете, инкрустированном слоновой костью. Рядом расположилась преданная македонка, кормилица Ясона.

— У него нет жара? — спросила Геспер.

Госпожа Алисса улыбнулась ей.

— Нет, дочь моя. Он в полном порядке. Лучше и быть не может. — Она вздохнула, и ее круглое лицо просияло от счастья. — Ты и представить себе не можешь, сколько радости доставляет мне он, сколько радости доставляешь мне ты. После стольких разочарований у меня наконец есть здоровый прекрасный внук!

— Да благословит его Исида! — прошептала рабыня, на коленях стоящая перед колыбелью. — Пусть всемогущая богиня хранит его и даст ему сто лет жизни!