Город украшался избирательными участками, а вместе с ними, естественно, буфетами, в которых достойно должны были быть представлены различные агитационные матери­алы. Для ликеро-водочного комбината дополнительные грузчики тары, заполненной бутылками — «белоголовка-ми», были просто спасением.

Тогда Верзила потрудился на славу, чем заслужил сокращение срока пребывания и получил возможность бес­платно «приобщиться» к агитационному подспорью.

...Прошло четыре года, а воспоминания сохранили све­жесть восприятия и даже некоторый привкус во рту. И Вер­зила простодушно спросил:

— А на ликеро-водочный есть?

* * *

Простодушие обошлось Верзиле направлением на ис­правительные работы по месту строительства жилого мик­рорайона — светлой гордости и одновременно отчаянной надежды горожан-очередников на получение благословен­ной отдельной квартиры: в два тридцать до потолка, с ван­ной и туалетом, без соседей-коммуналов, с кухней, об­устроенной газовой плитой!

Этот микрорайон, как и сотни его близнецов-братьев по всем городам и весям великой державы был предметом безымянной любви, славы, государственных премий и свя­занных с ними благ для одних, и тщательно скрываемой ненависти для других деятелей советской архитектуры, служивших в паутине больших и маленьких проектных институтов, центром которой было Всесоюзное архитектур­ное управление в славной столице Союза. Там, в его нед­рах, и родилась великая в своем уродстве идея возведения типовых домов-пятиэтажек, дающих скорый рост, как гри-бы-вешенки на искусственной плантации...

Строительство близнецов-пятиэтажек шагало от центра державы шагами семимильными. Где-то ближе к ее окраи­нам шаг попридерживало, замедляло, а в городе Энске и вовсе перешло на черепаший шаг. Но видимость актив­ной суеты создавалась и здесь: башенные краны вертели своими длинношеими сочленениями, самосвалы сновали взад и вперед то порожними, то чем-то до краев наполнен­ными, и над всей стройкой площадью в пять гектаров, как какой-то ангел-спаситель, витал упруго-сочный, професси­ональный язык строителей, выражавших столь многие от­тенки человеческого бытия: от настроений до приказов, от непонимания до ярчайшего озарения, от описаний повсе­дневного быта до философских обобщений...

К прорабской—фанерному вагончику на колесах, с обя­зательными для любой стройплощадки атрибутами: доской почета, пожарным щитом и таким же вагончиком-кладо­вой — к прорабской Строительно-монтажного управления номер шестьдесят один, лихо пыхнув выхлопными газами, подкатил темно-синего цвета с красной полосой по бортам милицейский «воронок».

Бывавший здесь относительно часто, он был радушно встречен хозяином стройки — самим прорабом.

Капитан Суворов Василий Александрович самолично распахнул заднюю дверцу «воронка», дабы так же само­лично сопроводить подопечного к его месту работы, вновь и окончательно проинструктировать, в общем, выполнить профессиональные обязанности по Уставу.

С достоинством орангутанга, с палочкой эскимо в руке (забота о падших), Верзила вышел из «воронка».

Шурик, в данную минуту — разнорабочий, суетился поблизости, испрашивая у непреклонной кладовщицы тети Клавы новые рукавицы.

Еще не наступила та роковая для судьбы каждого чело­века минута, когда встречаются пути-дорожки добра и зла, когда литераторы говорят себе: «Эге! Поворот сюжета».

Ничего неожиданнее и непредсказуемее, чем судьба, рок не бывает в этой жизни. Можно что-то загадывать, что-то планировать, что-то предполагать, на что-то надеяться, но будьте уверены, что все обернется совсем иначе, и не всегда желанной для вас стороной. Но разве сама жизнь от этого становится менее интересной?

Несколько минут на необходимые формальности: крат­кое знакомство, инструктаж по технике безопасности, под­пись в соответствующем документе, и двери прорабского вагончика распахнулись в мир суетливых подъемных кра­нов, сгруженных лесопиломатериалов, запаха бетонного раствора, масляной краски и проч.

Хозяин стройки, прораб Павел Степанович Выпивайло как можно более радушно пригласил вновь прибывшего к созидательному труду.

 * * *

Чтобы лучше понять и вникнуть в душу и мысли Павла Степановича Выпивайло, здесь необходимо сказать не­сколько слов о нем самом, так как в этой истории он занимает не последнее место и ему еще предстоит сыграть свою роковую роль в данном сюжете.

Быть может, вам станут понятными и близкими все порывы его души, а также сорок лет его жизни, если вы узнаете, что главной и недосягаемой мечтой всего суще­ствования Павла Степановича было страстное желание стать советским строительным специалистом, работающим за границей. Чтобы вплотную приблизить к себе эту мечту, Павел Степанович уже в зрелом возрасте вновь проштуди­ровал горы необходимой литературы: сначала, как «Отче наш», политическую экономию социализма, затем загнива­ющего капитализма. В свое время в институте по этим дисциплинам у Павла Степановича стабильно было краси­вое «отл.», кстати... Затем по каталогу были испрошены в городской биб­лиотеке труды всевозможных авторов по толкованию и развитию марксистко-ленинской философии, а также наро-доосвободительному движению стран афро-азиатского ре­гиона. Все издания — в брошюрах, заботливо издаваемых Всесоюзным обществом «Знание» — кладезем всенародной популяризации знаний.

Чтение газеты «Правда» предваряло всякое утро Павла Степановича раньше завтрака. И так бывало, в общем-то, не у одного Павла Степановича, а у всякого мало-мальски заботящегося о себе руководителя. Память и сознание Павла Степановича были готовы к самым суровым испыта­ниям на политическую зрелость и социалистическую под­кованность, от его внимания не ускользал ни единый, хотя бы мало-мальски значимый факт в разгорающемся освобо­дительном движении народов «Черного континента».

Как школьник таблицу умножения, Павел Степанович мог поименно перечислить всех дружественных нам поли­тических деятелей освободившихся и пока еще освобожда­ющихся стран.

Павла Степановича заприметило руководство городско­го отделения общества «Знание», и в один прекрасный день пригласило к сотрудничеству. Павлу Степановичу было предложено стать нештатным воскресным лектором город­ского отделения, и он с радостью принял это предложение, усмотрев в нем добрый знак. Маячивший где-то еще очень далеко мираж вдруг приобрел какие-то конкретные очерта­ния. Павел Степанович открыл в себе дар оратора, увлека­ющего внимающую аудиторию в сложность современного бытия. Он безотказно выступал с лекциями о текущем

моменте и международном положении у себя в родном коллективе: в ЖЭКах, дважды в локомотивном депо, триж­ды на летней эстраде в городском парке культурного отды­ха энчан, и даже во время собственного отпуска, заметьте!..

...В быту Павел Степанович был холост. Светивший вдалеке маяк не позволял ему отвлекаться на столь незна­чительные мелочи, как женитьба.

Он довольствовался холостяцкой жизнью в отдельной комнатке в старой коммунальной квартире, исправно пла­тил все платы и взносы. Соблюдая очередь, менял лампоч­ки в местах общего пользования, был почти уважаем сосе­дями, но...

...Но имел одну тайную червоточинку во всем, доселе светлом, облике: Павла Степановича периодически пресле­довала одна, непонятно как унаследованная от батюшки черта — в нем вдруг просыпалась жажда напиться...

Тщательно скрываемая, убиваемая Павлом Степанови­чем в себе ежедневно и ежечасно, она вдруг прорывалась на поверхность в общем-то порядочной и размеренной жизни Павла Степановича долгозреющим нарывом и вы­плескивалась иногда в такое...

Именно очередное, нежданное «такое» и затормозило документы Павла Степановича в соответствующих инстан­циях. И тем самым сделало мечту о совспеце в далеком и желанном заграничье словно подернутой дымкой неясно­сти, а быть может, и вовсе бесперспективности.

Порочно надравшись до белых чертиков в глазах, а точ­нее, просто сорвавшись с тормозов, наутро Павел Степано­вич окончательно распрощался со своей мечтой. Дня два ходил, чувствуя себя выброшенным на свалку истории ненужным пустяком.