«Судя по имени и его речи — простолюдин, выбившийся в офицеры из солдат», — отметил про себя оу Ренки Дарээка.

— Мне в помощь определены два сержанта, — продолжал лейтенант. — Они командуют тремя капралами. Соответственно и вас разобьют на три капральства. Я говорю сержантам, что делать. Они решают, как, и передают капралам. Капрал для вас — чуть повыше отца родного и поглавнее любого из богов, в которых вы там себе верите. Как он скажет, так и будет. Капралы будут вас бить. У них вон и палки для этого специальные есть. И будут они это делать часто, пока не вобьют в ваши головы хоть толику разумения. Но кто поднимет руку на капрала — умрет! Кто ослушается его приказа — умрет. Кто будет филонить и дурака валять — умрет. И не воображайте, что вы тут самые хитрые. Все ваши хитрости и уловки армия знает еще с незапамятных времен. Со всеми вопросами, пожеланиями и претензиями можете обращаться только к своему капралу. Кто сунется хотя бы к сержанту, огребет палок по самое не могу. А уж коли найдется дурак заговорить со мной… Пусть лучше сам сразу удавится. Хотите жить — забудьте, кем вы были раньше. Хоть вором, хоть купцом, хоть благородным. Теперь вы в армии, а это, считай, родились заново. И главное, помните: можно жить и солдатом. Только для этого надо вести себя по-человечьи. А вздумаете прежнюю свою жизнь вести, не протянете и месяца. Все, капралы, теперь они ваши.

И началось с тех пор у Ренки армейское житье-бытье.

Красивый мундир? Сто раз ха-ха! После того как их разбили на капральства, перед командой каторжников вывалили груду рваного тряпья, когда-то давным-давно бывшего мундирами. Правда, после этого форма успела сменить десяток-другой хозяев. И при этом каторжникам велели привести себя в надлежащий солдату вид. Обуви, естественно, в этой груде не было.

Армейская служба? Упражнения с оружием? Даже не смешно. Какое оружие может быть у каторжника? Самое смертоносное, что получили на руки новые солдаты короля, — это лопаты, мотыги, метлы да несколько топоров.

А вся строевая подготовка — добежать и выстроиться в одну линию-колонну. Направо, налево, шагом марш. Шагом марш на работы с утра. И шагом марш вечером обратно в расположение отряда.

Служба? Копать, мести, таскать. Когда копать, мести, таскать было нечего, их отправляли в пустыню, таскать камни и выкладывать дороги. Но это хотя бы было понятно. А вот зачем, допустим, копать траншею до обеда, чтобы после обеда закапывать, Ренки поначалу понять не мог.

— Чтобы солдат не сидел без дела, — совершенно спокойно, словно бы даже соглашаясь с этим безумием, пояснил ему Готор. — От безделья в голову разная мура лезет, которая толкает на глупые поступки. А пока солдат занят делом, он не так опасен и для самого себя, и для окружающих. И еще, Ренки, запомни: удача наконец-то нам улыбнулась. У нас и лейтенант вполне вменяемый, и команду капралов он под себя подобрал соответствующую.

— Вменяемый? — удивился Ренки. — С чего ты это взял?

— С того, что он сразу объяснил нам свои правила жизни. Правила очень простые и доступные. И заметь: он следует им неукоснительно!

— Ты про палки и смерть? — слегка иронично поднял бровь Ренки, уже спокойно вспоминая состоявшуюся на днях казнь Беелда, забитого до смерти по приговору Армейского суда.

— В том числе, — согласно кивнул головой Готор. — Вот скажи, когда тебя последний раз угощали капральской палкой?

— Ну… — задумался Ренки. — Пару недель назад.

— И то почему? — подхватил Готор. — Ты тогда последним в строй прибежал. Понимаю, что в нужнике сидел. И тем не менее. Обратил внимание на котел? Еда, конечно, однообразная, но вполне приличная. А это значит что? Правильно. Лейтенант и сам не ворует, и сержантам не дает. Это, знаешь ли, почти подвиг!

— Я, конечно, понимаю, на что ты намекаешь, — уже привычно оглядевшись, нет ли где поблизости капрала или кого-то из ненадежных сослуживцев, тихонько сказал Ренки. — Я тоже заметил, что наш лейтенант отнюдь не благородного происхождения, а значит, вполне может быть нечист на руку. Но ведь он все-таки офицер! А значит, обязан следовать общепринятым в офицерской среде стандартам и подавлять низменные побуждения своей натуры.

— Ну и дурак же ты, Ренки, — расхохотался Готор в ответ на эти слова. — Ладно, я тебе объяснять эти вещи не стану. Жизнь научит.

Потом вдруг армия и Шестой Гренадерский вместе с ней стронулись с места и куда-то потопали. Что изменилось для Ренки и его каторжной команды? Да, пожалуй, ничего. Разве что теперь им приходилось вставать за пару часов до рассвета, чтобы, быстренько набив животы вчерашней холодной кашей, с первыми лучами солнца в сопровождении охраны двинуться впереди войска. И уже после обеда, согласно указаниям квартирмейстера, начинать разбивать лагерь для неторопливо бредущего где-то позади полка.

Первым делом обычно рыли траншеи для отхожих мест, а затем уж, по мере возможности, возводили защитный вал вокруг лагеря. Каменистая, будто спекшаяся под испепеляющим солнцем почва Зарданского плоскогорья не слишком-то способствовала ведению земляных работ.

Потом начинали подтягиваться солдаты авангарда, тащившие все свое имущество, вроде палаток, котлов и дневного запаса продуктов и дров, на собственном горбу. А там уж подходил обоз с офицерскими палатками и шатром полковника, высокая честь ставить которые тоже выпадала каторжной команде.

Ну а дальше… Когда солнце почти полностью уходило за горизонт, у каторжан появлялась возможность немного отдохнуть. А утром, еще до рассвета, все начиналось заново…

Тяжелая работа отупляла настолько, что Ренки даже не сразу обратил внимание на нечто, что выделяло их капральство, пожалуй, из всех других капральств на этом участке фронта. Да и трудно заметить отличие, когда для тебя почти ничего не изменилось.

Ифий Аэдоосу не врал, когда рассказывал, что главной его проблемой на Зарданском плоскогорье был непрекращающийся понос. И лишь их капральство эта проблема почему-то обошла стороной. Ну, то есть, не совсем обошла, но проблем с желудком у них было значительно меньше, чем у всех остальных. Когда ты молод и здоров, очень трудно удивляться тому, что не болеешь. Так что если бы не некое происшествие, Ренки даже не обратил бы внимание на эту особенность.

Он спокойно ковырял землю мотыгой, когда услышал ругань Готора и звуки ударов. И конечно же немедленно поспешил на помощь главарю своей банды. Впрочем, к тому времени, когда он добежал до места событий, все уже закончилось. Парочка солдат из охранной команды валялась на земле с выпученными глазами, по-рыбьи разевая рты. А Готор стоял над ними с весьма разгневанным видом.

Увы, но шум скандала услышал не один Ренки, и сюда уже спешили зрители, а то и возможные участники предстоящей разборки. И самое плохое — капралы обеих команд.

— Что тут произошло? — ледяным голосом поинтересовался их прямой начальник — капрал Доод. — Готор, тварь, ты решил, что висеть в петле намного интереснее, чем копать землю?

— Никак нет! — вытянувшись во фрунт, браво отрапортовал Готор. И, указав пальцем на стоящий рядом котел, добавил: — Они воровали нашу воду!

— Хм… — ответил на это Доод и вопросительно посмотрел на капрала охранной команды, который под этим взглядом изрядно занервничал.

Ренки уже заметил, что, несмотря на свою службу в не самой престижной части Шестого Гренадерского полка, капрал Доод пользуется большим авторитетом среди других младших командиров.

— Какого демона, …Небесный Верблюд? — злобно прорычал начальник провинившихся охранников, пнув одного из своих подчиненных, все еще позволяющего себе валяться на земле в присутствии начальства и скулить от боли.

— Да подумаешь… — слегка неуверенно ответил другой солдат, уже поднявшийся на ноги, однако все еще державшийся руками за живот. — Мы только попробовать хотели…

— Ты никогда не пробовал воды? — насмешливо спросил Готор. — Или в чужом котле она кажется слаще?