Мой диплом отличался от других. Во-первых тем, что папка была не синяя, а светло-коричневая, а во-вторых, что в ней в красках написаны в русском билибинском стиле две картины — особое внимание со стороны Нобелевского комитета. Никогда, никому этого еще не делалось.
1934
[Без даты]
Летом в Грасе со мной случился у калитки «Бельведера» совершенно неожиданный внезапный обморок (первый раз в жизни): ездил с Зайцевым к художнику Стеллецкому, очень устал за день, ничего не ел с утра до вечера и вот, возвратясь в Грас из Канн в автокаре и поднявшись на гору к этой калитке, вдруг исчез, совершенно не заметив этого, — исчез весь в мгновение ока — меня вдруг не стало — настолько вдруг и молниеносно, что я даже не поймал этой секунды. Потом так же вдруг увидел и понял, что лежу в кабинете на диване грудь облита водой, которую мне бесчувственному давали пить… Внезапная смерть, вероятно, то же самое.
1935
8. III. 35. Grasse.
Уже пятый час, а все непрерывно идет мягкий снег — почти с утра. Бело сереющее небо (впрочем, не похоже на небо) и плавно, плавно — до головокружения, если смотреть пристально — текущая вниз белизна белых мух, хлопьев.
План ехать нам всем трем в Париж.
Разговор с Г. Я ей: «Наша душевная близость кончена». И ухом не повела.
6. VII. 35. Grasse.
Бетховен говорил, что достиг мастерства тогда, когда перестал вкладывать в сонату содержание десяти сонат.
Вчера были в Ницце — я, Рощин, Марга и Г. Мы с Р. съездили еще в М.-Карло. Жара, поразит. прекрасно.
Без конца длится страшно тяжелое для меня время.
15. VIII. 35. Grasse.
Вчера Cannes, купанье в новой купальне, — все англичане — тучи, ветер. В кафе встретил их. Выпил 2 рюмки коньяку. В Грасе купил Тавель и еще 1/4 коньяку. За обедом 1/2 б. вина, хлебнул еще коньяку, после обеда был очень говорлив, но не чувствовал себя во хмелю, лег полежать — и заснул. Проспал одетый до 4 утра, пил кофе и опять заснул до 10. Состояние странное, гибельное, но спокойное.
Так вот и умру когда-н. — заснув, — делаю над собой нечто непостижимое.
Успенье — весь день этот грасский звон колоколов — как на Пасху. <…>
Вчера был у Веры Маан (доктор). Ужасные мысли о ней. Если буду жив, вдруг могу остаться совсем один в мире.
Позавчера, в лунную ночь, М. устроила в саду скандал В.
У нас уже дней 5 Каллаш.
Любить значит верить.
1936
22. IV. 36. Grasse.
Был в Cannes, взял билет в Париж на пятницу (нынче среда), в 10 ч. 37 утра (поезд Пульман). Шел по набержн., вдруг остановился: «Да к чему же вся эта непрерывная, двухлетняя мука? все равно ничему не поможешь! К черту, распрямись, забудь и не думай!» А как не думать? «Счастья, здоровья, много лет прожить и меня любить!» Все боль, нежность. Особенно когда слушаешь радио, что-нибудь прекрасное. <…>
23. IV. 36.
Заснул вчера около двух часов ночи, нынче проснулся около 8. Живу не по годам. Надо опомниться. Иначе год, два — и старость.
Первый день хорошая погода.
Когда-то в этот день — 10 апр. 1907 г. уехал с В. в Палестину, соединил с нею свою жизнь.
26. IV. 36. Париж.
Приехал позавчера (в пятницу) в половине одиннадцатого. Тотчас наделал глупостей: тотчас поехал на вечер Бальмонта. Но вечер уже кончился — с rue Las-Cases помчался в café Murat, потом в Les Fontaines, 2 больших рюмки мару, ужасная ночь.
Вчера серо, яркая молодая зелень и свинцовый тон неба — мрачное впечатление.
Вечером дома. Потом Rotond de la Muette, Цетлины, Алданов и Керенский со своей австралийкой (не первой молодости, в хороших мехах, еврейка, кажется).
Нынче дождь. Безнадежная тоска, грусть. Верно, пора сдаваться.
Выборы. Блюм.
8. V. 36. Grasse.
Вернулся из Парижа позавчера.
В Польше читать мне не разрешили: «Просили писатели других держав», — очевидно, русские, советские, — «мы не разрешили, так что разрешить Бунину было бы не куртуазно».
О чувстве божественного — ночь, звезды, ходил в саду.
9. V. 36. Grasse.
Весь день дождь. Убираю вещи — м. б., из Граса, благодаря Блюму, придется бежать.
Дай Б. не сглазить — эти дни спокойнее. М. б., потому, что в Париже принимал 2 недели Pankrinol-Elexir.
Она в Берлине.
Чудовищно провел 2 года! И разорился от этой страшной и гадкой жизни.
Радио, джазы, фокстроты. Оч. мучит. Вспоминаю то ужасное время в J. les-Pins, балы в Париже, — как она шла под них. Под радио все хочется простить.
10. V. 36.
Заснул в 3, проснулся в 8. Дождь.
Да, что я наделал за эти 2 года. <…> агенты, которые вечно будут получать с меня проценты, отдача Собрания сочин. бесплатно — был вполне сумасшедший. С денег ни копейки доходу… И впереди старость, выход в тираж. <…>
7. VI. 36. Grasse.
Главное — тяжкое чувство обиды, подлого оскорбления — и собственного постыдного поведения. Собственно, уже два года болен душевно, — душевнобольной. <…>
Вчера Блюм начал свое правление. Забастовки, захваты заводов. <…>
14. VI. 36. Grasse.
<…> Был в Ницце — «День рус. культуры». Постыдное убожество. Когда уезжал (поехал на Cannes), за казино (в Ницце) огромная толпа… Все честь честью, как у нас когда-то — плакаты, красные флаги, митинги.
В Grass'e тоже «праздник». Над нашим «Бельведером», на городской площадке, тоже толпа, мальчишки, бляди, молодые хулиганы, «Марсельеза», и «Интернационал», на бархатных красных флагах (один из которых держали мальчик и девочка лет по 6, по 7) — серп и молот. <…>
Надо серьезно думать бежать отсюда. <…>
Видел в Ницце Зайцевых. <…> — грустные, подавленные тем, что происходит в Париже.
Душевно чувствую себя особенно тяжело. Все одно к одному!
1. VII. 36. Grasse.
Все занят «Освобождением Толстого».
Ночь с 7 на 8. VII.
Изумительные белые облака над садом и из-за гор. Луна в озере барашков.
16. VIII. 36.
Иногда страшно ясно сознание: до чего я пал! Чуть ни каждый шаг был глупостью, унижением! И все время полное безделие, безволие — чудовищно бездарное существование!
Опомниться, опомниться!
1. XII. Париж.
Светлая погода. И опять — решение жить здоровее, достойнее. <…>
1937
19. VIII 37. Венеция.
Вчера приехал сюда в 5 ч. вечера с Rome Express. Еду в Югославию. Остановился в Hôtel Britania.
Нынче был на Лидо. Огромно, гадко, скучно. Обедал у Бауэра.
Лунная ночь, 9 часов — всюду музыкально бьют часы на башнях. <…>
1938
[Без даты]
«Труднее этого заработка — чтениями — кажется, ничего нет.
Вагоны, отели, встречи, банкеты — и чтения — актерская игра, среди кулис, уходящих к чертовой матери вверх, откуда несет холодным сквозняком. <…>
После чтения был банкет. Множество речей, — искренно восторженных и необыкновенных по неумеренности похвал: кажется, вполне убежден, что я по крайней мере Шекспир…»
5. XI. 38. Beausoleil.
Лун. ночь. Великолепие неб[есной] синевы, объемлющей своей куполообразностью, глубиной и высотой все — горы, море, город внизу. И таинств., темно мерцающая над самой Собачьей горой звезда (вправо от нас).