Единственным очевидным исключением был, конечно же, Мендельн. Он путешествовал по джунглям как будто даже с большим удобством, чем местные. С его-то тёмным одеянием брат Ульдиссиана должен был погибать от потливого жара, но ни одна капля не образовалась на невозмутимом лице Мендельна.

Взгляд Ульдиссиана метнулся к Серентии. Она, как и он, страдала от жары, пусть и не так сильно. Он присмотрелся к ней, в первый раз видя, какой красивой она была девушкой, — не просто подругой, к которой он всегда относился, как к сестре. Как теперь он завидовал месту Ахилия в её сердце, месту, которым он владел когда-то, но которым пренебрёг. Любую мысль о том, чтобы поухаживать за Серентией, он пресекал; он всё ещё чувствовал за собой непосредственную вину в ужасной кончине лучника.

Серентия остановилась, чтобы отпить из своего водяного меха, но, когда она поднесла горлышко к губам, её хватка ослабла. Мех выпал, его содержимое разлилось по земле.

Он потянулся за своим:

— Можешь попить из этого.

Поднимая мех, Серентия покачала головой:

— Оставь себе. Мы совсем недавно миновали ручей… И, кроме того, я смогу свои личные дела поделать.

— Кто-то должен пойти с…

Она наградила его благодарной улыбкой:

— Да всё со мной будет в порядке. Ты, наверное, почти всё время будешь видеть мою макушку.

Ульдиссиан всё ещё был не доволен, но знал, что спорить бесполезно. Сигналом приказывая другим продолжать движение, он остался стоять на месте:

— Я буду здесь. Я никуда не уйду.

Снова дочь Сайруса улыбнулась. Ульдиссиан обнаружил, что ему нравится, когда она улыбается ему.

Серентия поспешила прочь. Ещё несколько человек хотело остаться с Ульдиссианом, но он вежливо отказался от их компании. Несмотря на подвижную зелень и тени, отбрасываемые густой листвой, Ульдиссиан изо всех сил старался всё время не терять её из вида. Как она и сказала, поток был совсем рядом; на самом деле, другие из их отряда пользовались им до Серентии. Действительно не было никакого повода для беспокойства…

Но, если подумать, не однажды уже он думал так… И оказывалось, что он ужасно ошибался.

Серентия наклонилась, впервые пропадая из поля зрения. Ульдиссиан задержал дыхание… А потом выдохнул, когда она вновь поднялась.

Она оглянулась и взмахом руки приказала ему отвернуться. Несмотря на свои опасения, он в конце концов подчинился.

Зашелестела листва, и всё смолкло. Ульдиссиан вдруг понял, что может использовать свои силы, чтобы проверить её местоположение, но он подозревал, что Серентия с помощью своих собственных сил заметит, что он это делает. Так что, учитывая её теперешние обстоятельства, бывший фермер постеснялся это сделать.

Со стороны Серентии донёсся приглушённый звук. Ульдиссиан посмотрел в её сторону. К его облегчению, голова темноволосой женщины вновь появилась. Через несколько секунд Серентия уже стояла рядом с ним.

— Я забеспокоился… На короткий миг, — признался он.

К его немалому удивлению, её глаза заблестели при этом замечании. Серентия приложила ладонь к его щеке. Она улыбнулась почти стеснительно:

— Мне это нравится, — наконец пробормотала дочь торговца.

Затем, с краснеющим лицом, Серентия бросилась вперёд, оставив опешившего Ульдиссиана пытаться понять, что мог значить этот случай и значил ли он что-либо вообще. Затем, отогнав эти опасные мысли на задний план, он побежал к остальной группе.

* * *

Они держали путь не к столице, как думал кто-то, но ещё южнее, по направлению к главному храму. Ульдиссиан действовал бы иначе, но Лилит подтолкнула его к этому. Несмотря на её поведение, указывающее, будто она хочет, чтобы он уничтожил Триединое, он почему-то думал, что если он направится прямо к их главной цитадели, это превзойдёт ожидания демонессы. Ульдиссиан надеялся тем самым обескуражить её.

К несчастью, он подозревал в то же время, что всё ещё служит игрушкой в её руках.

Импровизированная армия остановилась у реки, которая, по словам тораджанцев, протекала между южными воротами города и землями, принадлежавшими Триединому. Ульдиссиан посчитал реку идеальным путеводителем на остаток перехода. Ромий с несколькими товарищами определил лучшую зону для лагеря, и нефалемы начали размещаться на ночь.

Припоминая речных рептилий, которых поймал Ахилий, Ульдиссиан позаботился о том, чтобы не только его сторонники спали подальше от воды, но и чтобы никто ни под каким предлогом не приближался к ней в одиночку. При этом небольшие группы, перед тем как пойти к реке, должны были уведомить об этом остальных.

— Мы должны ничего не бояться, — язвительно заметил он, обращаясь к Мендельну. Они вдвоём сидели у одного из многих костров. — Вот что должны означать эти силы, но посмотри на нас…

— Они быстро учатся, Ульдиссиан. Разве ты не заметил, что чем больше обращённых мы имеем, тем больше и быстрее твои сторонники наращивают способности?

— Им это необходимо! Я веду их на войну с демонами, магией и кто знает чем ещё! — он положил голову на ладони. — Будут ли они готовы, Мендельн? Ты видел, как всё прошло в Торадже…

— Урок Тораджи оставил свой след на каждом из нас, брат. В следующий раз всё пройдёт по-другому.

Ульдиссиан поднял голову, щурясь:

— В следующий раз. Как тораджанцы назвали место?

— Хашир. Он меньше, чем Тораджа.

— Но почему-то я сомневаюсь, что будет хоть сколь-нибудь легче.

Мендельн пожал плечами и ответил:

— Что будет, то будет.

Младший брат встал и, похлопав Ульдиссиана по плечу, отошёл. Ульдиссиан остался сидеть, глядя на пламя и вспоминая, как оно поглощало храм и кварталы Тораджи. Неужели всё пройдёт точно так же? Сколько людей погибнет на этот раз? После уничтожения Люциона он чувствовал такую решимость, но Тораджа отняла у него большую её часть, хоть он и не давал этого знать никому, кроме Мендельна.

— Тебе не следует так раскисать, Ульдиссиан. Это не доведёт до добра ни тебя, ни тех, кто идёт за тобой.

Он поднял глаза и увидел, что Серентия входит в круг света, отбрасываемый костром, словно какой-нибудь ночной дух. Её волосы были распущены, и Ульдиссиан подивился, какими длинными и густыми они стали.

— Я думал, ты спишь, — ответил он.

— Спишь… — отбросив назад прядь волос, она села рядом с ним. — Я сплю не так много, как некоторые полагают, Ульдиссиан.

Он мог это понять, ведь сам нередко страдал тем же, но весть о том, что Серентию постиг тот же недуг, обеспокоила его:

— Тебе надо было сказать что-нибудь…

Её глаза мерцали в свете огня.

— Тебе? Как я могу тревожить тебя, когда у тебя и так столько дел?

Говоря это, она наклонялась к нему. Её близость разволновала его и в то же время усилила чувство вины.

— У меня всегда найдётся для тебя время, — услышал он свои собственные слова.

Серентия приложила руку к тыльной стороне его ладони:

— Если бы я к кому-нибудь и обратилась, то к тебе, Ульдиссиан, ты знаешь это. И ещё ты знаешь, что я всегда буду рада тебе. Я всегда буду рада тебе…

Он вспомнил все годы, что она обхаживала его в ожидании, пока фермер не заметит маленькую девочку, превратившуюся в девушку. Ульдиссиан заметил, но, в отличие от большинства серамских мужчин, не в том плане, на который надеялась Серентия.

Но сейчас, во времена, когда он менее всего этого хотел, он замечал её так, как она некогда мечтала.

Она наклонилась ближе… Слишком близко.

— Ульдиссиан…

Разрываясь между желанием и преданностью потерянному товарищу, Ульдиссиан попытался не смотреть ей прямо в глаза…

И таким образом заметил нечто, укрытое ночной тенью джунглей.

Со вздохом изумления он вскочил на ноги.

— Ульдиссиан! Что такое?

Он инстинктивно опустил глаза на неё, затем быстро снова взглянул на глушь. Но глаза его видели лишь затемнённые деревья и лозы. Больше ничего. Ничего, хотя бы отдалённо напоминающего тело человека.