(3). Беда неминучая и радость могучая
Проплакали отчаянно
Пять суток мы с женой:
Стряслась беда нечаянно
Над нашей головой.
У черта сердце сжало бы —
Случись такой изъян:
На барина две жалобы
Пришло к нам от крестьян;
Донос их на господчика
Упрятал я под спуд,
За то меня, молодчика,
Упрятали под суд.
Прочли то есть нотацию, —
Хоть просто умирать!
Вписали в аттестацию:
К местам не принимать.
Ну где ж тут правосудие,
Я б всякого спросил?..
Чуть только вышел в люди я,
Брюшко чуть отрастил,
Количество изрядное
Деньжонок позашиб;
Житье-то было б знатное,
Да вдруг — и скушал гриб…
Скажите, — как правительство
Изволит рассуждать:
Вишь, я чиню грабительство!
С чего б им это взять?..
Ходил всегда я в нанковых,
Не то чтобы в трико,
Не брал бумажек банковых
И не тянул клико,
Умел всегда делишечки
Чистехонько вести,
И только разве лишечки
Пришлось мне загрести.
В суде не валежирствовал,
Не делал тяп да ляп;
Ни с кем не дебоширствовал:
Не всё ж ведь цап-царап…
Да что же?.. Я утешуся,
Лиха ль еще беда!
Не бойтесь — не повешуся!
Найду кусок всегда!
Я поступлю в компанию:
Довольно их зело;
Приличную по званию
Я выберу — назло!..
С женою от Аничкина
Извозчика я взял, —
«Льва Гурыча Синичкина»
Глядеть каприз припал…
Да сбился я афишками,
И вышел тут крючок:
С различными делишками
Шел Пантелей Жучок.
Он человек, как водится,
Сенатский, деловой;
Да от жены приходится
Пропасть, хоть с головой.
Всё дело-то в нотациях:
Толкуют то и се;
На тонких экскузациях
Основано тут всё.
Скажу: в большом был горе я,
Бедняга Деловой!
Такая же история,
Вот точно как со мной!..
Зато нас с Василисою
Утешила — вон та,
Что(хочет быть актрисою),
Такая суета.
Мне кажется, что шутствует
Она напрасно так:
Актрисой ведь присутствует
Она давно никак?
Еще тут есть отменнейший,
Честнейший человек,
Расчетливый, почтеннейший,
Одесский то есть грек.
Так сердце к нему клонится,
Ведь как умен, злодей!
Приятно б познакомиться:
Люблю таких людей!..
На днях смотрел «Парашеньку» —
Нет прелестям конца!
На крестницу Евлашеньку
В ней сходство есть лица.
Тут очень уморительно
Всех Гусева смешит,
Тут пляшут так чувствительно,
Что плачут все навзрыд.
Печальная оказия!
Не видел ввек такой:
Чуть сам не выл в экстазе я —
Уважил Полевой!
В окошко на пришпекте я
Фигуру видел раз;
Признаться: стал в решпекте я,
Глядел почти что с час.
Вертится тут помещица,
Ну точно дама пик;
Я думал, мне мерещится
И стал-таки в тупик.
С испуга я зажмурился,
Но вдруг открыл глаза
И чуть было не втюрился,
Такая ведь краса!..
Что ж это?.. У завивщика,
Так просто, для проказ,
Машина, вроде живчика,
Вертится напоказ.
Меня сначала мучило,
Стоял я как дурак;
А вышло — просто чучело…
И всё-то в жизни так!..
Намедни, кажись в пятницу,
Иду повеся нос,
Встречаю вдруг сумятицу
И вижу: тут курьез.
Коляска самокатная
Катит без лошадей:
Работа деликатная,
Не русских, знать, затей…
И лодка б так не плавала
На полных парусах —
Как будто бы два дьявола
Уселись в колесах…
Но здесь я закалякался,
А дома ждет жена;
Ну, как бы я не всплакался:
Задорлива она!
Живу в Грязной покудова,
Не плачу ни о чем;
А в Псков меня отсюдова
Не сманят калачом.
Мне здешнее правительство
Оказывает честь:
В газеты, с местом жительства,
Меня велело внесть;
Чин, имя и фамилия —
Всё внесено в столбец.
Ведь это значит — в силе я,
Каков я молодец?..
Итак — мое почтение!
Готовый быть по гроб
У вас во услужении
Феклист Онуфрич Боб

Баба-яга, костяная нога*

Дела и жизнь неживших лиц

Воспоминанье небылиц

Русская народная сказка в стихах. В осьми главах

Глава первая

Похищение

Проснулась шумная тревога
С восходом радостного дня…
Стоят у царского чертога
Четыре огненных коня.
Из камня искры огневые
Копытом мещут жеребцы,
Храпят и бьются; стремянные
Их крепко держат под уздцы.
Красуясь пышным одеяньем,
Сребром и золотом горя,
С нетерпеливым ожиданьем
Толпой придворные царя,
Его сотрудники лихие
В пирах, охоте и войне,
Во всём равно передовые,
Стоят на правой стороне.
Налево легкий штат царицы:
Прекрасный пол во всей красе;
В одежде праздничной девицы
В сомкнутой длинной полосе
Красивой выстроились цепью
И, засветив улыбкой взгляд,
Как в бурю небо с водной степью,
С противным строем говорят…
Вот рать! брадою Чернобога
Поклясться смело может свет,
Что побежденных ею много,
А победителя ей — нет!
Выходит царь. Ему подводят
Его любимого коня,
За ним жена и сын выходят,
И дочь — ясней младого дня;
Мила как юная Зимцерла,
Она улыбкой всех дарит —
И ряд зубов, белее перла,
Глаза и души ворожит.
Она заносит ножку в стремя —
Не смея духа перевесть,
Мужчин завистливое племя
Глазами радо ножку съесть;
Коня погладит ручкой ловкой —
Всем ручка видится во сне;
Шутя кивнет кому головкой —
И взоры всех в той стороне;
Посмотрит на кого сурово —
Тот и печален и угрюм;
Моргнет ли бровью, скажет слово —
В тупик поставит самый ум.
И наши деды знали толк
Ценить поэзию правдиво:
Был у Плениры целый полк
Рабов влюбленных — и не диво!..
К нам по преданиям дошло,
Переходя от деда к внуку,
Что тот, презреньем ввержен в муку,
Весь век страдал; того сожгло
Одной улыбкой благосклонной;
Тот, говорун неугомонный,
От изумленья онемел,
Когда ей в очи поглядел…
Куда же едут царь с царицей
И с белолицей царь-девицей?
Куда мужчин и женщин рать
Собралась их сопровождать?..
Царь, утомясь победной славой,
Любил с зверьми вести войну,
И как охота в старину
Была и женскою забавой,
То и царица с ним порой
Делить в отъезжем поле травлю
Любила. Здесь я точку ставлю.
Пойдемте на поле со мной…
Разнообразными толпами
Станица воинов и жен,
С бичами, копьями, стрелами,
Пестреют в поле — шум и звон!
Кругом раскинуты тенета,
Зверей усердная гоньба
Всех утомила, как работа;
Но ловля, травля и стрельба
Идут успешно: уж сразили
Лисицу, волка и хорька,
Вдобавок в сети заманили
Недальновидного сурка
И пару зайцев затравили.
Доволен царь. Своей рукой
Он гладит мягкий пух лисицы;
Остановился, ждет царицы.
Она примчалася стрелой.
Тогда с коней своих усталых
Они для отдыха сошли;
Забыв охоту, к ним пришли
Толпы наездников удалых
И в кубках меду принесли.
Наполнен ковш шипучей влагой,
И благотворная струя,
Досыта жажду их поя,
Дарит их силой и отвагой.
Меж тем идет серьезный толк
Между придворными: кем волк
Повержен был? кто на лисицу
Поднял неробкую десницу?
Кем загнан маленький сурок
В ему расставленный силок?
Венец победы над лисицей
Приписан был царю с царицей,
И их же верная рука
Сразила волка и хорька.
Заслыша общее их мненье,
Пришла царица в восхищенье,
Царя державное чело
Улыбкой ясной расцвело;
Предложен тост за лов удачный,
И вот уж пенистый фиал
До края кубки наполнял,
И вот уж пьют…
Вдруг тучей мрачной
Небесный лик заволокло,
Как демон, с бешенством и свистом
Пронесся ветер в поле чистом,
Шатер походный унесло,
В руках ковшей как не бывало,
С придворных шапки посрывало…
Вдруг крик, и свист, и шум вдали,
И стук копыт о грудь земли
Они заслышали, — чему бы
Тут удивляться им? в лесах
Ведь недостатка нет в лисах:
То, знать царевна трубит в трубы
И с ратью гончих и девиц
Гоняет по лесу лисиц.
Но отчего-то на царицу
Вдруг страх напал, сам умный царь,
Хоть никогда не трусил встарь,
Тут от испуга рукавицу
Из рук дрожащих уронил…
Вдруг он коня поворотил,
Махнул рукой и вскачь пустился
Туда, где стук и крик носился,
За ним царица и весь двор
Помчались, едут: темный бор
Пред ними стройным великаном
Предстал преградою в пути
И, шевелимый ураганом,
Как бы шептал им: «Не ходи!»
Въезжают в лес: толпою тесной
Там девы робкие стоят,
На что-то пристально глядят;
Меж них царевны лик небесный
Увидел царь: какой-то страх
Заметен был в ее очах.
Он изумился. «Что-то худо!» —
Кричит супруге — и стрелой
Летит к царевне молодой,
Летит, летит — и видит чудо:
Вдали клубится дым густой,
В чепце из жаб, в змеиной шубе,
Не на коне — в огромной ступе,
Как сизо-белой пеленой
Обвита сетью дымовой,
Летит ужасная колдунья;
Был только день до полнолунья, —
А в это время, всякий знал,
Что ведьмам праздник наставал.
Пестом железным погоняла
Колдунья ступу, как коня,
Сквозь зубы что-то напевала,
Клыками острыми звеня.
На лбу по четверти морщина,
А рот разодран до ушей,
Огромны уши в пол-аршина,
До груди волос из ноздрей,
На месте глаз большие ямы,
Затылок сгорблен, ноги прямы,
На лбу огромные рога —
Всё в этот миг их убедило,
Что Баба старая Яга
Зачем-то бор их посетила.
И, в страхе все оторопев,
Быстрее ратники пустились
К толпе упавших духом дев.
Но поздно — как ни торопились,
Им изменили их кони,
Хоть понуждали их они…
С размаха ведьма налетела
На рать несильных, робких жен,
Их осмотрев со всех сторон,
Царевне в очи посмотрела,
Над ней как ворон пронеслась,
Рукою в грудь ее впилась,
Другой рукой за стан схватила,
С собой на ступу посадила
И прытче мысли унеслась…
Всех прежде юный брат царевны
Послал за хищницей стрелу,
Потом сам царь, печальный, гневный,
Послал другую. Мрак и мглу
Опять сменило море света.
Вдали виднелася она,
Туманом пасмурным одета,
И с ней несчастная княжна.
Погоня страшная летела
Вослед злодейке, уж чуть-чуть
Стрела Булата не задела
Ее предательскую грудь,
Но страшный (в) ступе пест железный
Колдунью спас над самой бездной.
Она сильней им застучит —
И диво — ступа побежит,
Как лань, заслыша лай собаки;
Она удары участит —
И ступа летом полетит
Через холмы и буераки…
День целый гналися за ней,
Всё отставали дале, дале
И наконец совсем отстали.
Царевны нет!.. Царевна с ней!
Тоскует царь. Сама себя
Царица в той беде винила:
«Охоту пламенно любя,
Не я ль и дочь к ней приучила,
Не я ль ей первая дала
Понять, что конь и что стрела?» —
Так плачет грустная царица.
«Где дочь, где солнце царь-девица?
Где царства лучшая звезда,
Любимый перл, куда, куда
Она так долго запропала?
Ее уж нет! Ее украла
Из ада присланная тварь!» —
Взывает так печальный царь.
И в непритворном сокрушеньи
Они рыдают день и ночь,
Надежды нет увидеть дочь,
Надежды нет ее спасенья!..
Мгновенно царского несчастья
Весть по столице пронеслась,
Слеза горячего участья
С глаз добрых подданных слилась,
Они все искренне любили
Царя и царскую семью,
Под их правленьем мирно жили,
Благословляя жизнь свою,
Довольны мудрым их правленьем,
И были тягостней своих
Несчастья царские для них.
Веселье общим сокрушеньем
Сменилось всюду; резвый смех
И кроткий мир покинул всех.
Но кто найболее крушился,
В чью грудь всех глубже и сильней
Удар нечаянный вонзился
И страшный след оставил в ней?
Всех больше горевал Булат,
Похищенной царевны брат.
Он в тот же вечер в путь собрался,
Царю торжественно поклялся
Домой не быть до той поры,
Пока похищенной сестры
Из рук колдуньи не исхитит
И за позор не отомстит;
Святую клятву небо видит,
И если кто ей изменит,
Пускай оно того казнит…
Ему два спутника судьбою
В далеких странствиях даны:
Охотно храбрые герои,
Светан и Серп, утомлены
Однообразьем жизни дворской,
Направить путь к стране заморской
С ним согласились, дочь царя
Найти усердием горя,
С богатырями потягаться,
На дев чужбины посмотреть,
Победой громкой увенчаться
Иль так же громко умереть…
Один решимостью и силой
Уж доказал, что был не трус,
Его и бороду и ус
Давно седина серебрила.
Другой — на утре лучших лет,
Но уж знакомый с ратным боем,
Не в шутку прозванный героем,
Красавец, царства пышный цвет.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: