Коринта ласково потрепал его по волосам.

— Непременно научу!.. Ведь если бы не ты, я сам не скоро додумался бы до этого. А может быть, и вообще никогда бы не додумался. Но я не для этого позвал тебя… Слушай, Владик! С работой надо спешить. Мне придется временно поселиться у Влаха в сторожке. Об этом, разумеется, никто не должен знать. В больнице я сказал, что уезжаю в Прагу. Это далеко, и поэтому по служебным делам меня никто искать не станет. Но самому мне нельзя терять контакт с городом. Мало ли что может понадобиться по ходу работы. Да и время теперь тревожное, нужно быть начеку. А кому можно поручить связь с городом? Влаху неудобно, да и нужен он мне для других дел. А Ивете опасно — могут выследить. Вот и остаешься один ты, Владик. На тебя никто не обратит внимания… Ну как, берешься?

— Берусь, пан доктор! Я могу хоть каждый день!

— Каждый день это слишком. Достаточно раз в неделю. Скажем, по средам. Ну, а кроме того, в особых случаях, если возникнет острая необходимость, я постараюсь тебя как-нибудь уведомить.

— А с русским парашютистом мне можно будет познакомиться?

— Конечно, можно! Я обязательно тебя с ним познакомлю… А теперь беги. У меня еще дел по горло. В среду увидимся!..

Владик покинул квартиру доктора вне себя от восторга. Еще бы, ведь он получил настоящее боевое задание!

До самого вечера Коринта готовился к отъезду: отбирал инструменты, книги, личные вещи. В результате у него получился довольно объемистый, туго набитый чемодан. Для похода в лес рюкзак был бы несравненно более удобен, но рюкзак нельзя — ведь доктор едет по делам в столицу!

За час до отхода поезда к Коринте неожиданно пожаловал доктор Майер в сопровождении здоровенного мужчины — санитара.

— Пришел проводить вас, пан доктор. И вот Бабулу нашего привел. Он поможет отнести вещи на станцию.

Отказаться было невозможно.

— Спасибо, коллега! — сказал Коринта, делая вид, что глубоко тронут вниманием. — И вам, пан Бабула, спасибо!.. Только напрасно вы так беспокоились. До станции-то и километра нет, сам бы как-нибудь добрался.

— И не говорите, пан доктор! Главврачу не к лицу такое. Да и про нас люди нехорошо подумают, если мы вам не поможем. Верно, Бабула?

— Да уж точно, пан доктор!

Пришлось согласиться. Коринта отдал чемодан санитару, и тот ушел вперед. А доктор замкнул квартиру и, сопровождаемый любезным Майером, вышел из дому, словно на прогулку.

Из-за непрошеных провожающих пришлось купить билет до самой Праги.

“Ничего, — подумал при этом Коринта, — лишнее алиби никогда не помешает!”

Он сердечно распрощался с провожающими и занял свое место у окошка. Поезд был местный, двигался медленно и останавливался чуть ли не у каждой будки путевых обходчиков.

На безлюдном полустанке, километрах в восьми от К-ова, доктор Коринта вышел из поезда, взвалил чемодан на плечо и пустился пешком через знакомый лес по едва заметным тропинкам. Через два с половиной часа он благополучно добрался до сторожки Влаха.

Первые дни после того, как Коринта сменил Ивету у постели раненого, прошли в упорной психологической борьбе.

Чувство мрачной обреченности, целиком охватившее Кожина, долго не поддавалось атакам оптимистично настроенного доктора. Любые, самые убедительные доводы в пользу спасительной версии о полете разбивались о глухую стену неверия и безысходности.

Но Коринта был достаточно настойчив и красноречив, а Кожин был еще слишком молод и слишком крепко привязан к жизни. Борьба завершилась именно так, как и должна была завершиться: Кожин в конце концов поверил Коринте, а поверив, отдался его делу со всем жаром и пылом юности. Правда, он увлекся не научной идеей, а лишь возможностью снять с себя подозрение и остаться в отряде, но это обстоятельство не отражалось на их совместной работе.

И вот пошли бесконечные беседы и разговоры. Постепенно доктор Коринта узнал о своем пациенте все, что можно узнать о человеке с его собственных слов. Перебрав все мельчайшие обстоятельства короткой жизни Кожина, они добрались наконец до области подсознания.

Однажды, к немалому удивлению Кожина, врач спросил, видит ли он сны. Уже привыкший к полной откровенности со своим спасителем, Кожин с готовностью ответил, что да, и притом каждую ночь.

— Какие же сны вы видите? — допрашивал Коринта.

— Разные…

— Ну, а все-таки… Или лучше поставим вопрос так: какие сны вы любите больше всего?

— Какие?.. — Кожин задумался, и вдруг глаза его загорелись. — А знаете, доктор, ведь это получается просто здорово!

— Что именно?

— А этот ваш вопрос. Мне часто снятся сны о полетах — как я свободно поднимаюсь в воздух, взлетаю к самому небу и не чувствую тяжести собственного тела. Это очень приятные сны! Я бы сказал, что они и есть мои самые любимые.

— Сны о полетах?!

Коринта насторожился, как боевой конь при звуке военной трубы. Он интуитивно почувствовал, что наконец-то нащупал ту путеводную нить, которая приведет его к заветной тайне. Еще не представляя себе, как за эту нить ухватиться и как использовать ее, он уже понимал, что она настоящая.

С изумлением глядя на Кожина, доктор повторил:

— Сны о полетах!.. В самом деле… Странно, что мне это ни разу не пришло в голову!.. И часто вы их видите, пан Кожин?

— Они стали появляться после того случая в детстве, того прыжка, о котором я вам рассказывал. И снятся до сих пор.

— Даже теперь?

— Даже теперь.

— И во сне у вас бывают такие же приятные ощущения легкости и свободы, как в детстве или как во время вашего недавнего ночного полета?

— Да, доктор, да!

— Друг мой, вы просто молодец! Я готов вас расцеловать! Клянусь, теперь мы быстро разберемся в этом деле! — Коринта вскочил и решительно пошел к люку.

— Доктор, куда вы? — взволнованно спросил Кожин.

Коринта обернулся:

— Не сердитесь, дорогой, но я должен вас на некоторое время оставить. Я буду внизу. Мне надо многое обдумать и записать. Если что-нибудь понадобится, крикните, и я приду. А люк я оставлю открытым.

— Спасибо, доктор. Мне ничего не надо…

Несколько часов Кожин пролежал на чердаке в полном одиночестве. Но он не сетовал за это на своего врача — понимал, что, быть может, именно в эти часы решается его участь. Впрочем, ему и без того было о чем подумать.

Когда Коринта вернулся наконец на чердак, Кожин по его довольному, улыбающемуся лицу угадал: удача! С нетерпением спросил:

— Ну что, доктор, помогут вам мои сны?

— Помогут. Очень даже помогут.

Присев на постель к Кожину, доктор потрепал его по плечу:

— Молодец, Иван Кожин!.. Знаете, что мы сделаем с вашим сном о полете? Мы взвесим его!

— Что?!

— Не поняли? Взвесим ваш сон о полете. Вернее, взвесим вас во время этого сна.

— Все равно не понимаю. Наверно, это слишком для меня сложно…

— Глупости! Никакой сложности тут нет. Слушайте внимательно. Вы говорите, что ваши ощущения во время сна о полете похожи на те, которые вам довелось пережить в действительности. Возьмем это за основу. Ощущения, как известно, неотделимы от своей материальной основы. Они могут быть вызваны только тем или иным состоянием организма. Допустим, вы видите во сне пиршественный стол, полный ваших любимых блюд. Вы начинаете их есть и в этот момент просыпаетесь. И что же? Ваш желудок уже выделил соки и просит пищи, ваш рот полон слюны. Как видите, организму все равно, реальна данная ситуация или фиктивна. Мираж, галлюцинация и особенно сновидение воспринимаются человеческим мозгом как реальная действительность, и, стало быть, реагирует на них мозг тоже как на реальную действительность. Тут, мне кажется, открывается широкое поле для самых различных исследований и экспериментов. Но нас интересует лишь одно: какие изменения происходят в вашем организме, когда вам снится сон о полете, и тождественны ли эти изменения с теми, которые возникли во время вашего реального полета. Надеюсь, вы поняли меня?