Афремов (входит). Господа, это не Маша. А принять ее негде, кроме здесь. Пройдемте в биллиардную.

Коротков. Давай пари. Что, заробел?

Стахович. Хорошо, хорошо.

Коротков. Вот и попадешь на бутылку.

Стахович. Ну ладно. Вино захвати.

Федя. Пойдем сюда. Ах, ах. Как это ты. Да, да…

Саша (смущенно). Федя, прости меня, если тебе неприятно, но, ради бога, выслушай меня. (Голос ее дрожит.)

Федя (ходит по комнате. Саша села, смотрит на него). Слушаю.

Саша. Федя, вернись домой.

Федя. Я тебя очень понимаю, Саша, милая, и на твоем месте я бы сделал то же: постарался бы как-нибудь вернуть все к старому, но на моем месте, если ты, милая, чуткая девочка, была бы, как ни странно это сказать, на моем месте, – ты бы, наверное, сделала то, что я, то есть ушла бы, перестала бы мешать чужой жизни…

Саша. Как мешать? Разве Лиза может жить без тебя?

Федя. Ах, милая Саша, голубушка, может, может. И еще будет счастлива, гораздо счастливее, чем со мной.

Саша. Никогда.

Федя. Это тебе кажется. (Держит в руке письмо и гнет.) Да не в том дело, то есть не то что не в том дело, а главное дело в том, что я-то не могу. Знаешь, толстую бумагу перегибай так и этак. И сто раз перегнешь. Она все держится, а перегнешь сто первый раз, и она разойдется. Так между мной и Лизой. Мне слишком больно смотреть ей в глаза. И ей также – поверь.

Саша. Нет, нет.

Федя. Говоришь нет, а сама знаешь, что да.

Саша. Я могу только по себе судить. Если бы я была на ее месте и ты бы ответил то, что ты отвечаешь, это было бы ужасно для меня.

Федя. Да, для тебя.

Саша (встает). Неужели так и останется?

Федя. Должно быть.

Саша. Федя, вернись.

Федя. Спасибо тебе, милая Саша. Всегда ты мне останешься дорогим воспоминанием… но прощай, голубушка. Дай мне поцеловать тебя. (Целует ее в лоб.)

Саша (взволнованная). Нет, я не прощаюсь и не верю, и не хочу верить… Федя…

Федя. Ну так слушай же. Только слово, что то, что я тебе скажу, никому не скажешь. Даешь слово?

Саша. Разумеется.

Федя. Ну так слушай, Саша. Правда, что я муж, отец ее ребенка, но я лишний. Постой, постой не возражай. Ты думаешь, я ревную? Нисколько. Во-первых, не имею права, во-вторых, не имею повода. Виктóр Каренин старый ее друг и мой тоже. И он любит ее, и она любит его.

Саша. Нет.

Федя. Любит, как может любить честная, нравственная женщина, которая не позволяет себе любить никого, кроме мужа, но она любит и будет любить, когда препятствие это (показывает на себя) будет устранено. И я устраню его, и они будут счастливы. (Голос дрожит.)

Саша. Федя, не говори так.

Федя. Ведь ты знаешь, что это правда, и я буду рад их счастью, и лучше я ничего не могу сделать, и не вернусь, и дам им свободу, и так и скажи. И не говори, не говори, и прощай. (Целует ее в голову и отворяет дверь.)

Саша. Федя, я восхищаюсь перед тобой.

Федя. Прощай, прощай.

Федя один.

Федя, Да, да, чудесно, прекрасно. (Звонит.)

Федя и лакей.

Федя. Позовите барина.

Федя один.

Федя. И правда, и правда.

Афремов. Как же устроил?

Федя. Чудесно. «И божилась, и клялась…» Чудесно. Где все?

Афремов. Да там, играют.

Федя. Отлично. Пойдем… «побывать ко мне на час».

Лакей. Князь Сергей Дмитриевич.

Анна Дмитриевна. Ну, разумеется. (Оборачивается и поправляется перед зеркалом.)

Князь Абрезков (входит). J’espère que je ne force pas la consigne.[3] (Целует руку.)

Анна Дмитриевна. Вы знаете, что vous êtes tou-jours le bienvenu.[4] А теперь, нынче, особенно. Вы получили мою записку?

Князь Абрезков. Получил, и вот мой ответ.

Анна Дмитриевна. Ах, мой друг, я начинаю совсем отчаиваться. Il est ensorcelé, positivement ensorcelé.[5] Я никогда не встречала в нем такой настойчивости, такого упрямства, такой безжалостности, равнодушия ко мне. Он совсем переменился с тех пор, как эта женщина бросила мужа.

Князь Абрезков. Но что же именно, как стоит дело?

Анна Дмитриевна. Так, что во что бы то ни стало хочет жениться.

Князь Абрезков. Но как же муж?

Анна Дмитриевна. Дает развод.

Князь Абрезков. Вот как.

Анна Дмитриевна. И он, Виктóр, идет на это, и вся эта грязь, адвокаты, доказательства вины. Tout ça est dégoutant.[6] И это не отталкивает его. Я его не понимаю. Он с своей чуткостью, робостью…

Князь Абрезков. Любит. Ах, если человек точно любит, тогда…

Анна Дмитриевна. Да, но отчего же в наше время любовь могла быть любовью чистой, любовью-дружбой, которая идет через всю жизнь? Такую любовь я понимаю, ценю.

Князь Абрезков. Теперь новое поколение уж не может довольствоваться идеальными отношениями. La possession de l’âme ne leur suffit plus.[7] Что делать. Но как же быть с ним?

Анна Дмитриевна. Нет, про него не говорите. Но это какое-то колдовство. Его точно подменили. Ведь вы знаете, я была у нее. Он так просил меня. Я поехала, не застала ее, оставила карточку. Elle m’a fait demander quand je pourrai la recevoir.[8] И нынче (смотрит на часы), во втором часу, стало быть сейчас, должна приехать. Я обещала Виктóру принять, но понимаете мое положение. Я вся не своя. И по старой привычке послала за вами. Мне нужна ваша помощь.

Князь Абрезков. Благодарствуйте.

Анна Дмитриевна. Вы поймите, что это посещение ее решает все дело – судьбу Виктóра. Мне надо или не согласиться… А как я могу…