Первая трудность обнаруживается уже в самом творчестве древних авторов, которые имели недостаточный научный багаж, чтобы исследовать типы общественных отношений и правйла жизни в обществах, достаточно далеких от тех, что были им известны в их собственной стране. Эти межче- ловеческие отношения были сложны и, поскольку они не были нигде прописаны, допускали многочисленные разночтения и потому могли быть прояснены не иначе как при посредничестве друидов. Греческие путешественники, знавшие галльский язык плохо или не знавшие его вовсе, пропускали множество нюансов, до крайности упрощали описание системы клиентелы, которая присутствовала на всех уровнях социальной лестницы галлов. Мало того, они еще и привносили путаницу в свои описания. Весь их концептуальный инструментарий был главным образом позаимствован из классификационных систем обществ и способов управления, разработанных Платоном, а затем Аристотелем. Кельтам, естественно, в этих системах места не находилось, так как «сите» в аристотелевском смысле («политическая община») появилось здесь лишь довольно поздно. Понятие «конституция» для галлов также не имело никакого смысла. Вот почему использование таких терминов, как монархия, аристократия, знать, под пером этих авторов кажется неверным, а часто вообще лишенным смысла.
Чтобы понять природу галльского общества, надо было обладать солидной подготовкой в области этнологии. За две тысячи лет до образования этой дисциплины такое, очевидно, было невозможно. Но гениальный ученый — Посидоний Апамейский — смог понаблюдать за галлами с большим любопытством и открытым умом, что позволило ему отметить нравы и поведение, которые другие путешественники обходили молчанием. Его труд, выдержки из которого приводят Цезарь, Диодор Сицилийский
и Страбон, — это произведение этнографа. С древних времен оно было отправной точкой при любом исследовании галльского общества. Даже в наши дни следует стремиться найти его отрывки в их изначальной форме, что нелегко, поскольку труд Посидония почти целиком утрачен. От него остаются лишь воспроизведенные или вкратце изложенные фрагменты.
Древние сведения — пусть тоже отрывочные — в любом случае дают представления о совершенно разных политических ситуациях на всех территориях, занятых галлами. Причина этого коренится в неограниченной автономии народов, каждый из которых представлял собой прямо-таки настоящее государство. Есть несколько случаев политических объединений соседних народов (в их случае говорили о sympoliteia —политическом и учредительном союзе двух народов, которые в то же время сохраняют свою этническую автономию, например между ремами и суэс- сионами в начале I века до н.э.), но они редки и никогда не сохранялись достаточно долгое время. Такая автономия еще более усиливалась педантичным консерватизмом в отношении местного политического режима — и то, и другое тормозило влияние, которое могло проявляться в отношении соседних цивилизаций или даже соседних
ГГоТ1
галльских народов, располагавших более совершенными учреждениями.
Тем не менее, начиная с III века до н.э., галльское общество преобразуется с удивительной быстротой — может быть, как раз потому, что оно слишком долго оставалось без движения. Эти общественные изменения, естественно, получают отклик на политическом уровне. Но тогда еще каждый народ преобразуется в своем собственном ритме, будучи не слишком затронут опытом соседей или даже своих союзников или конфедератов. На протяжении II и I веков возникают различные межплеменные противоречия и конфликты, примерно такие же и того же масштаба, с которыми Юлию Цезарю, по прибытии его в Галлию, приходится сталкиваться. Не желая того, он вынужден вмешиваться в сложные отношения многих народов. В некоторых сите, где отвергали царскую власть уже век или два, он будет возводить на престол кого-то из своих сторонников или, не колеблясь, улаживать конфликты между соперниками — часто братьями, выступая как верховный судья. Однако Цезарь всегда будет согласовывать свое решение с местным «сенатом».
Колоссальная трудность, с которой мы сталкиваемся при попытке понять галльское общество, заключается по большей части в том, что используемые античными авторами термины и понятия неточны. Древние прибегали к собственной классификационной системе терминов, все еще употребляемых в наши дни и кажущихся нам совершенно понятными при описании политических режимов (монархия, аристократия, демократия и т.д.) или общественных структур (классы, знать, плебс...). Но эти термины почти не применимы к галлам, так как они довольно поздно освоили настоящую политическую практику. Долгое время вся общественная жизнь их определялась межличностными отноше-
Гиды цивилизаций |
ниями. Нам хорошо известна одна из их общественных форм, клиентела, особенно воинская. Иерархичность проявлялась на всех уровнях и буквально пронизывала галльское общество, касалось ли это войны, политики, труда и экономики, землепользования или родственных отношений.
Если галлы и ничего не изобрели в области политики, зато они широко практиковали форму вассалитета, которая, как отмечал Марк Блок, предваряла или подготавливала феодализм.
ОТ ПЛЕМЕНИ К ГОСУДАРСТВУ- ПЛЕМЕНИ (CIVITAS)
С древнейших времен кельты делились на племена численностью от нескольких десятков тысяч до одной или нескольких сотен тысяч человек. Такой изначальный тип организации на протяжении краткой истории кельтов претерпел немалую эволюцию, но не исчез полностью — даже в Галлии в период, непосредственно предшествующий римскому завоеванию. Племя, значение которого зависит от количества людей, особенно воинов, идеально подходило этим кочевым или полукочевым народам, которым хотелось не только перемещаться, но также и оседать, где угодно, либо просто делать набеги в любых направлениях. Механизм власти у этих народов в период VI и V веков до н.э. должен был быть очень похож на тот, что был у германцев, как это описывает Тацит в начале нашей эры: исполнительная власть (в незначительных делах) находилась в руках царей или вождей, чьи полномочия были ограничены жрецами и особенно регулярно созывавшимся воинским собранием.
Значит, с первой эпохи железа существовало государство, которое нисходило до уровня племени и уже обладало основными чертами, о которых мы расскажем ниже. Определенно великие вторжения V и IV веков, вынуждали племена объединяться для того, чтобы получить достаточно мощные боевые соединения. Эти стихийные явления способствовали появлению civitates —народов, занимавших относительно стабильную территорию. На этих территориях племена имели частичную автономию, каждое имело свою фракцию, pagus, основываясь на которой они сохраняли ограниченную политическую власть своих собственных вождей, даже своего собственного царя, свое собственное собрание. От союза, созданного для военных предприятий и завоеваний, действительно не стоило отказываться даже в случае перехода народа-племени к оседлому образу жизни. Союз всегда сохранял актуальность, он необходим был, например, для того, чтобы отражать возможные внешние угрозы или позволял переселяться на новые территории. Отношения по принципу клиентелы, супружеские союзы между родами, принадлежащими к разным племенам, и особенно — деятельность друидов (облеченных в числе прочего дипломатическими функциями), действенно укрепляли структуру государства-племени.
Государство-племя обладало своими собственными структурами и факторами, имело полномочия, в прежние времена возложенные на отдельные племена. Военное командование являлось первой функцией, которая должна была стать общей у племен, составлявших civitas: эта функция, необходимая во время миграций, носила постоянный характер, так как полководец священнодействовал в мирное и военное время. Эта функция породит свой гражданский эквивалент — верховного судью, полномочия и обязанности которого уравновешивали грозные права военного вождя. Собрания, общественный совет и сенат-собрание старейшин также должны были распространяться до уровня civitas.