- Это… это… Беатрис Марвин, - еле выговорила она.

- Она всё-таки упала с обрыва, - Ричард сбросил пиджак, чтобы удобнее было спускаться. – Бегите в деревню, приведите доктора!

Но Роуз вдруг вцепилась в него, как кошка:

- Не смейте! Я вас не пущу! – глаза у нее были безумные, шляпка свалилась, черные кудри рассыпались. – Скалы здесь очень опасны! Нет, нет! Вы никуда не пойдете!

- Пустите! Может, она еще жива, - Ричард пытался разжать пальцы девушки, но сделать это было не так-то просто.

- Ей уже ничем не помочь! Неужели вы не видите?! Я не позволю вам рисковать ради никчемной, спятившей старухи! – вопила Роуз. – Пойдемте в деревню вместе, вызовем полицию!

- Не глупите, - он встряхнул ее, приводя в чувство. – Пулей летите к мистеру Нилу и тащите его сюда. А за меня не беспокойтесь.

И не обращая внимания на причитания, он принялся спускаться. Это оказалось нелегким делом, он вспотел и ободрал ладони, прежде чем добрался до прибрежных камней. Зайдя в воду по пояс, он поймал за ногу сумасшедшую Беатрис и попытался подтащить старушку, но она оказалась неожиданно тяжелой. Их накрыла волна, швырнула, ударила о валуны. Нахлебавшись воды, Ричард все же успел обхватить Беатрис поперек туловища и выполз на берег, волоча её за собой. Она была мертва. Ричард с содроганием взглянул на лицо сумасшедшей – тусклые глаза из-под полуприкрытых век, челюсть отвисла, видны острые белые зубы. Он все же попытался прослушать сердце, хотя уже понял, что это бессмысленно.

Сверху посыпались песок и мелкие камешки – инспектор Фокс спускался точно так же, как Ричард, цепляясь за уступы, а над обрывом маячила долговязая фигура доктора Нила. Ричард заметил и кудрявую головку Роуз, и двух полицейских.

- Вот так улов! – заметил инспектор, разглядывая тело.

Ричард наградил его негодующим взглядом. Ему показалось недопустимым говорить о покойнице в таком тоне.

- Вы насквозь вымокли, мистер художник, - продолжал тем временем Фокс, - поднимайтесь-ка, тут справятся и без вас.

Он присвистнул, и полицейские сбросили веревку. Инспектор принялся обвязывать тело Беатрис под мышками крест-накрест, попутно обшаривая карманы одежды покойной и выкладывая кучкой все те предметы, что Беатрис хранила при жизни: разноцветные камешки, пестрые лоскутки, расческу и сломанную пудреницу с зеркальцем. Ричард никогда не видел, как полицейские осматривают трупы, и был поражен циничным профессионализмом, с которым действовал инспектор. Он промок насквозь и вздрагивал от ветра, но не мог заставить себя уйти.

Обнаружив на шее Беатрис засаленный замшевый мешочек, стянутый шнурком, Фокс залез и туда, а потом снова присвистнул и поднял руку повыше, чтобы разглядеть находку. Солнце блеснуло на желтом металле и полупрозрачном зеленом камешке величиной с лесной орех.

Последующие несколько дней Ричард скучал в одиночестве. Роуз была занята работой. Разбирала горы корреспонденции, ездила по окрестным деревням – лорд Сент-Джонс был известным местным меценатом, помогал домам призрения, сиротским приютам и жертвовал церквям. Самого лорда тоже не было видно – он неважно чувствовал себя после отравления, а гибель Пруденс и Беатрис совсем подкосили его. Золотая с изумрудом серьга, обнаруженная на теле сумасшедшей, оказалась частью фамильного гарнитура, что двадцать пять лет назад похитила французская невестка Сент-Джонса. Лорд опознал вещь, но невозможно было объяснить, как украшение оказалось у Беатрис. Джейкоб Марвин плакал не таясь, и было очень странно видеть его крестьянское простоватое лицо опухшим от слез. Полиции он объявил, что в глаза не видел никаких золотых украшений, а всякому, кто проявлял участие, начинал объяснять, что не мог постоянно следить за полоумной сестрой. Он оправдывался до тех пор, пока Роуз довольно жестко не сказала, что его вины здесь нет, и рано или поздно подобное должно было произойти, ведь скакать по скалам в преклонном возрасте – не яблоки в саду собирать.

Прошли похороны мисс Бишоп, на которых собрались почти все жители деревушки. Роуз не смогла присутствовать – ездила по поручению графа. Вернувшись, она попросила Ричарда сопровождать ее на кладбище.

- Бедная женщина, - сказала Роуз, положив на могильную плиту букетик полевых цветов. – Мне очень-очень жаль ее.

Они посетили и могилу Беатрис. Суд признала смерть обеих женщин несчастным случаем, и дело не было открыто. Ричарда допрашивали в качестве свидетеля, и ему пришлось давать показания в присутствии полиции, членов суда и любопытных зрителей. Рассказывая о событиях, он чувствовал себя подопытным кроликом, и не сомневался, что половина деревни считала его причастным к трагедиям.

Лорд проявил снисходительность и участие к миссис Пауэлл и не рассчитал ее, за что она была несказанно благодарна и еще раз всплакнула, готовя мясо и пудинг к обеду.

А вечером в Энкер-Хауз явился новый посетитель. Вилсон был наверху, у лорда Сент-Джонса, и Ричарду снова пришлось выполнять обязанности дворецкого. Посетителем оказался моложавый мужчина лет тридцати или чуть старше, приятной, хотя несколько флегматичной наружности. Всё в нем, начиная от шляпы и заканчивая часами на цепочке, которые он доставал по поводу и без повода, говорило о богатстве, хорошем вкусе и высоком положении. На безымянном пальце у него красовалось обручальное кольцо, и он постоянно поворачивал руку или поднимал её повыше, чтобы кольцо не осталось незамеченным.

Посетитель представился, как мистер Бишоп, младший брат мисс Пруденс Бишоп, и сказал, что пришел засвидетельствовать почтение графу.

Даже изъяснялся он очень правильно и важно, и между делом заметил, что его только что избрали в Палату Общин, и он с большим трудом выкроил время, чтобы присутствовать на похоронах.

Выскочившая из кухни миссис Пауэлл, заикаясь от волнения, сказала, что сейчас подаст чай в гостиную.

Мистер Бишоп вежливо отказался от чая и прошел в гостиную, чтобы подождать лорда Сент-Джонса. Ричард хотел уйти, но гость попросил его задержаться.

- Знаете, в такой маленькой деревне нет секретов, - сказал он, поигрывая цепочкой от часов, - к тому же, сестра писала мне о вас. Должен предостеречь насчет мисс Форест…

- Очень любезно с вашей стороны, - ответил Ричард, думая, что мистер Бишоп нравится ему ещё меньше, чем Вилсон и мисс Миллер вместе взятые.

- Видите ли, когда я был молод…

Ричард чуть не хмыкнул, глядя на пышущее молодостью лицо Бишопа.

- Когда я был молод и жил здесь, под опекой сестры… Наши родители рано умерли, Пруденс заменила мне и мать, и отца. Я стал тем, кем стал, во многом благодаря её заботе и воспитанию… Так вот, я был молод и немного… неблагоразумен. А Роуз, как вы сами успели заметить, весьма привлекательная девушка. Я несколько выделял её среди местных девушек, а она посчитала, что за моим добрым к ней расположением скрывается нечто большее. Вы понимаете о чем я…

- Простите, но совсем не понимаю.

Бишоп в очередной раз достал и спрятал часы, и выразительно повёл глазами:

- Поймите, мое воспитание не разрешает говорить плохо о женщине, какой бы она не была, но как добропорядочный гражданин и христианин я обязан сказать прямо. Мисс Форест влюбилась в меня и нафантазировала массу нелепостей, чем поставила нашу семью в крайне невыгодное положение. Это могло повредить моей карьере, к тому же, я собирался сделать предложение дочери мистера Бальфура, он клерк Палаты Общин, и мне не нужны были всякие романтические истории. Но мисс Форест вела себя, как одержимая. Она не давала мне проходу, преследовала, писала письма фривольного содержания. Сестра вызвалась поговорить с ней, но Роуз повела себя дерзко и заявила, что мы с ней помолвлены, и свадьба – только вопрос времени. Возмутительная, наглая ложь! – мистер Бишоп сбросил маску флегматика и стал ужасно похож на покойную сестру, когда та рассуждала об «иностранных оккупантах». – Мне пришлось опровергнуть ложь и клевету публично. Это была необходимость, скажу я вам.