Отец спросил, кто она такая.

Она ответила, что пришла петь на пиру.

Отец спросил, кто учил ее.

Она ответила, что песни ей приносит ветер, а музыку навевает океан.

Айлин громко фыркнула, но отец впервые не обратил на это внимания. Все смотрели на Саар, и только я посмотрел на Кондлу. Он пожирал мою колдунью глазами, наклонив вперед голову с бычьим лбом. Мне захотелось задушить его за это.

Отец велел Саар петь.

Она отошла к поэтам, и те молча потеснились, давая ей место.

Саар запела, и даже у самых бесчувственных на глаза навернулись слезы. Казалось, арфа обрела голос под ее пальцами. Саар ни разу не обратила взора в мою сторону. Она смотрела на отца, и глаза ее сияли, как звезды.

Когда песня кончилась, отец снял с руки золотой браслет и передал рабу, стоявшему за его местом. Раб отнес браслет Саар, и она поклонилась, благодаря за подарок. Ей поднесли пива и позвали к королевскому столу.

— Даже ведьму король ставит выше нас, — проворчал Кельтхайр. Ему очень хотелось сидеть выше.

Я делал вид, что ем, но кусок не лез в горло. Саар беседовала о чем-то с отцом, время от времени с улыбкой кивая Айлин. Наверняка, мачеха говорила что-то обидное. Кондла весь подался вперед, пытаясь через Айлин оказаться поближе к Саар.

— Смотри, как уставился! Так и ест глазами! — не выдержал Кельтхайр.

— Она-то совсем не смотрит на него, — ответил я резче, нежели хотелось.

Словно смеясь надо мной, Саар вдруг обратила взгляд на Кондлу. Мне показалось, что вся нежность, какая только есть в этом мире, выплеснулась вдруг из ее глаз. Будто два солнечных луча осветили лицо моего родственника по отцу. Кондла обмяк, на губах его появилась улыбка.

— Что ты делаешь с кубком? — толкнул меня в бок молочный брат. — Ты решил завязать его узлом?

Я бросил в раба смятый серебряный кубок и взял другой. Руки мои тряслись. Остаток пира прошел, как во сне. Я поглядывал на Саар и гадал, о чем она беседовала с отцом, потому что не мог расслышать ни слова. Вечер я провел дурно. Кельтхайр то и дело о чем-то спрашивал, но я, слушая его, не мог понять смысла речей.

В нашу хижину Саар не пришла. Говорили, что отец отвел ей место во дворце, рядом с бардами. Кельтхайр ругал ее, на чем свет стоит. Я не сказал ни слова. Я верил, что Саар действует на благо мне. Но страх сжимал сердце. Я не стал объяснять Кельтхайру, что это за страх. Мой молочный брат вряд ли понял бы. Мы легли спать, а на следующий день занялись своими делами, словно не знали Саар вовсе.

Прошло пять или шесть дней. Несколько раз я видел мою колдунью — красивую, смеющуюся. Она проходила мимо в окружении воинов. Иногда рядом с ней был и Кондла. Со мной она не заговаривала и даже не смотрела.

Однажды под вечер собаки подняли головы и радостно залаяли. Кельтхайр замолчал на полуслове, а я привстал с ложа, когда скрипнула дверь, и маленькая грязная рука откинула полог.

— Привет тебе, Конэйр! — сказала Саар, откидывая с головы капюшон. Она улыбалась. Она снова была одета, как попрошайка, а лицо измазала золой.

— Ты принесла добрые вести, если так весела? — спросил я, и Саар кивнула в ответ.

— Завтра всеми правдами и неправдами уговори отца поехать до полудня к Мак-Риг, там, где вокруг озера растут красные буки. Кондла назначил мне встречу, и думаю, мы услышим много интересного.

— Кондла? — я встревожился. — Он не докучал тебе?

Она тихо засмеялась:

— Он считает ниже своего достоинства докучать женщинам, ибо их немало вьется вокруг него. Я знаю, что твой родич хочет поведать, поэтому обязательно приведи отца. Пусть глаза его откроются, и он увидит, кого приблизил к трону.

— Сделаю, как скажешь, — немедленно заверил я ее. — Но ответь, когда ты вернешься ко мне?

Она набросила капюшон на голову и негромко сказала:

— Вернусь, когда Кондла и Айлин будут сожжены на поле перед Зеленой ветвью.

— Она сошла с ума, — забубнил Кельтхайр, когда полог за Саар опустился. — Как это король сожжет свою любимую наложницу?

— Доброй ночи тебе, — сказал я, переворачиваясь на бок, спиной к своему молочному брату. Я слушал плеск волн, и мне слышалось пенье моей колдуньи.

Задолго перед рассветом, я пошел к отцу. Обычно он спал до полудня, так посоветовали друиды, чтобы скорее победить болезнь, поэтому был недоволен, когда я разбудил его раньше времени. Вопреки моим опасениям, Айлин нигде не было видно. Наверняка нашла себе занятие поинтересней, чем скучать рядом со старцем.

— Что еще ты выдумал, мальчишка! — отец постарался принять грозный вид и говорить жестко, но у него плохо получалось. Голос срывался, и его все время знобило, отчего он кутался в меха. Я смотрел на него со смешанным чувством жалости и презрения.

Когда-то, когда я был, действительно, мальчишкой, отец казался мне самым сильным и умным. Тогда я не понимал, почему мать предпочла жить не во дворце, а в хижине, и никогда не смеялась. Только тихо пела и разговаривала сама с собой, занимаясь рукоделием.

— Если ты послушаешь меня, то многое может перемениться. Я узнал имя предателя. Хочешь ли знать его ты? — сказал я, мысленно призывая на помощь всех богов. Моя удача и на сей раз не изменила, потому что отец заинтересовался. Морщины на его лице обозначились резче, он впервые за последние месяцы внимательно посмотрел на меня.

Вывести его из дворца незамеченным стоило мне немалых усилий. К тому же, отец боялся оказаться со мной наедине далеко от города, хотя и пытался это скрыть. Я поздно понял, что Айлин успела и здесь. Поистине, коварство этой женщины не имело пределов. Наверняка, она убедила отца, что я опасен для него и рано или поздно попытаюсь захватить власть в Мидэ. В конце-концов отец решил, что ему хватит двух воинов в сопровождение. Он хотел взять с собой и Кондлу, но его не нашли во дворце. Я усмехнулся.

Мы приехали в назначенное Саар место, и, как она посоветовала, спрятались в кустах под буками. Отсюда была хорошо видна поляна и ведущая к городу равнина.

Утро наступало, и небо побледнело, посерело, затем порозовело. Клочья тумана повисли над землей. Отец кутался в плащ и угрюмо молчал. Но я попросил его набраться терпения, и он ждал.

Еще до утренней росы мы заслышали шум колесницы. Затаившись, мы увидели, к озеру подъехал Кондла. Невозможно было не узнать его гнедых. Он был принаряжен — нацепил серебряную брошку и надел красный плащ. И плащ и брошка были подарены моим отцом. Он привязал лошадей, и сел на берегу озера, раздумывая о чем-то и покусывая травинку.

Нам пришлось ждать еще сколько-то, прежде чем на поляне появилась Саар. Я не заметил, откуда она пришла. Может быть, она спряталась неподалеку еще раньше нас, а может, ее принес бог ветра. Моя колдунья шла не спеша, собирая в подол цветы. На голове у нее был венок из душистых трав.

— Мир тебе, любимец короля! — приветствовала Саар Кондлу. — Зачем ты звал меня в такое отдаленное место? Что за тайное дело, если мы не могли поговорить в городе?

Кондла встал ей навстречу, улыбаясь и не торопясь отвечать.

Саар стояла спиной ко мне и отцу. Мы не могли видеть ее лица, но я представлял его, как наяву: похожее на весеннюю звезду, с румянцем нежным, как цветы наперстянки. Кудри ее струились, падая на грудь. Она то и дело отбрасывала их на спину.

— Говори скорее, — поторопила она. — Если король заметит мое долгое отсутствие, будет недоволен. Он любит просыпаться, слыша мое пение, а солнце уже высоко…

— Пройдет еще месяца два или три, — сказал Кондла, — и тебе не нужно будет бояться короля.

— Почему? — наивно спросила Саар.

— Тебе не придется его бояться, потому что ты будешь королевой. Я возьму тебя в жены, когда станет первый лёд.

— Ты будешь королем? — изумилась Саар. — Неужели Фиаха передаст корону тебе, в обход родного сына?

— Когда Айлин отравит старого короля и Конейра, я буду править, — сказал Кондла, подбираясь к моей колдунье все ближе.