На дыбе _0.jpg

ВАЛЕНТИН ЛАВРОВ

НА ДЫБЕ

Русский исторический детектив

Художник М.Ф. Петров

На дыбе _1.jpg

Павлу Николаевичу ГУСЕВУ — выдающемуся журналисту и издателю, замечательному знатоку книжных редкостей, стоявшему у истоков создания нового литературного жанра — русского исторического детектива, посвящает свой труд автор

Клятва

На дыбе _2.jpg

Иоанн Васильевич, вступая на российский престол подростком, обещал избавить государство от "раздоров, татей и разбойников”. И вот на патриархально тихой Руси грянул теперь разбой государственный. Земля, казалось, содрогнулась от криков истязуемых, густо залилась безвинной кровью — и все это без смысла, без оправдания.

И люди окаменели от горя, казалось, привыкли к истязаниям, к неправде. Но то, что произошло в лето от Рождества Христова 1569-е, заставило не только ужаснуться, но и вспомнить о человеческом достоинстве. Главным дознавателем стал сам Иоанн Грозный.

 

Загробные гости

 

Государю Иоанну Васильевичу всегда было тяжело, а с некоторых пор и вовсе сделалось невыносимо. Попущением Божиим стали ему голоса бесовские по ночам слышаться.

Едва он смеживал очи, как откуда-то из дальнего угла неслось:

— Очнись, блядин сын! Ты-де вовсе не Государь, а антихрист сущий. Яко козел скачешь, вот и накудесил много. Собачий кал, близок день, когда тебя, Ирод мерзкий, перепластают!

Иоанн Васильевич дико вскрикивал и пробуждался. Звал он стражу. Те обыскивали опочивальню, в каминах сажей до пят мазались, под широченной кроватью пыль кафтанами собирали, но злодеев не обнаруживали.

А тут, словно из могильных холмов вылезая, покойники самолично стали в опочивальню являться. Первым пожаловал князь Александр Борисович Шуйский. Опираясь изъеденной червями рукой на шахматный столик, печально качал головой и выкатывал покрытые плесенью зенки:

— За что сгубил моего Петрушу? Он лез за пазуху и доставал окровавленную голову сына, швырял её Государю:

— Будь ты во веки веков проклят!

Потом стали являться и другие злодеи, Грозным умерщвленные: князь Ванька Кашин, князь Дмитрий Шевырёв, князья Дмитрий Немой и Куракин Иван, двое Ховриных и разные прочие.

Все они были вида отвратного: безносые, с темными глазницами, выкрикивающие угрозы и обиды.

Митрополит Московский Макарий наставлял:

— Это тебя. Государь, зело жестоко бес мучит! Нам, православие блюдущим, во всяко время покаяние искати потребно. Кознование нечистого расточай молитвами усердными. Каждодневно твори молитву запретительную Василия Великого. А теперь давай хоромы твои освящу...

Митрополит кропил святой водой, воскурял ладан, усердно обращался к Всевышнему с чинопоследованием об освобождении хоромов отдухов злых.

Но облегчения не последовало.

И все больше прилеплялся Иоанн Васильевич к пьянству беспробудному и блуду поганому.

Тут как раз подоспели события, о которых рассказать хотим.

Приглашение

 

На двадцать пятое июля Государь назначил великую потеху — казнь трёх сотен человек. Малюта Скуратов, угадывавший желания своего повелителя, поспешил открыть грандиозный "заговор”, во главе которого якобы стоял архиепископ Пимен. Заговора, понятно, не было, а обреченные на лютую смерть несчастные ни в чем не провинились.

Еще накануне, взгромоздившись на седло, Иоанн Васильевич объезжал Красную площадь. Сюда стащили целые штабеля досок, бревен, несколько больших котлов, груду крюков и цепей. Триста обреченных ждали своего жуткого конца — подобного избиения Москва ещё не видела.

Государь отдал несколько важных и толковых распоряжений по устройству виселиц и других сосудов смертных, а затем, устало зевнув, произнёс:

— А не пора ли нам откушать? Он задумчивым взором обвел приближенных, и взгляд его остановился на виночерпии Корягине:

— Князь, нашей братией не побрезгуешь, накормишь? Хозяйку твою помню, собой красна. А по хозяйству она расторопная?

С полгода назад Государь оказал великую милость. Когда виночерпий играл свадьбу с первейшей красавицей в Москве сиротинушкой княжной Натальей Прозоровской, Иоанн Васильевич стал её посаженым отцом.

Виночерпий низко поклонился:

— За честь сочту, милости прошу!

С гиканьем и свистом, полоща нагайками зазевавшихся прохожих, кавалькада понеслась к Ильинским воротам — в хоромы богатого виночерпия.

Под балдахином

 

Ясноглазая княгиня Наталья встретила царя с приветливой улыбкой на устах и золотым кубком на подносе:

— Выкушай вина, Государь! Осчастливь!

— Здоровья хозяйке и хозяину! — Царь осушил кубок, утер ладонью жидкие усы и, притянув к себе, в уста поцеловал Наталью.

Пир шумел уже пять часов, а слуги тащили и тащили подносы. Вот на стол водрузили шесть жареных лебедей, затем появились глухари с шафраном, рябчики в сметане, утки с огурцами, зайцы с лапшой и мозги лосиные. Рекой лилось вино ренское, романея, мускатное белое и розовое, белое французское, аликанте, ковшами разносили медовуху.

Царь сидел зело осоловевший от выпитого. Устало зевнул:

— То ли есть хочется, то ли ещё чего...

Малюта Скуратов без слов понимал своего властелина. Он живо вскочил на ноги, забухал сапогами. Уже через мгновенье верхом скакал в кремлевский дворец. Вторая жена Грозного — Мария Темрюковна, черкешенка, отличалась крайним беспутством. Но и для своего царственного супруга завела целый гарем молодаек, который постоянно обновляла.

Не успели гости лебедей доесть, как целая ватага красавиц, предводительствуемая Скуратовым, ввалилась в хоромы виночерпия. Возле Государя оказалась бойкая Сонька Воронцова — рода захудалого. Девица она была гладкая, темноокая, гибкая в талии. Словно присосалась к царю — не оторвешь.

По мере приближения ночи сердце Государя, как все последние времена, начинало сжиматься от страха:

он с ужасом думал о тех, кого казнил и чьи тени бесплотные обязательно посетят его нынче. Вот и старался упиться до бесчувствия. Но успел приказать Соньке:

— В опочивальню мою пойдешь! — Про себя подумал: "Вдвоем в нощи не столь жутко будет! Пусть рядом лежит — будто для блудного дела”. Усмехнулся, довольный собственной хитростью. Вдруг изломал бровь, вонзил взор в лицо виночерпия:

— Князь, а почему твоя хозяйка с нами брашно не разделяет? Брезгует гостями? Виночерпий потупил глаза:

— Бабье ли дело с Государем за одним столом сидеть?

— Ничего, я позволяю!

Появилась Наталья, блиставшая не нарядами, а удивительной добротой лица, сияющим взором, белозубой улыбкой. В ушах её горели рубинами, алмазами, жемчугами старинные серьги. Во времена незапамятные сам Михаил Восьмой Палеолог за какие-то заслуги подарил их пращурам Натальи и клятвой связал, приказал беречь их, как свою душу. Вот и переходили серьги из рода в род и стали фамильной святыней.

Сонька так и впилась взглядом в серьги, даже завистливо губами зачмокала. Государь изволил золотой кубок поднять, возгласил:

— За красоту дочери моей посаженой! Возле полуночи Государя в бесчувственном хмельном положении со всем бережением погрузили в карету и шесть лошадей повезли его во дворец кремлевский. Приказ памятуя, тело сопровождала Сонька. Скуратов, соблазненный смачными Сонькиными губами, тут же в карете шанса своего не упустил.

И уж после этого девице было позволено возлечь под страусовый балдахин государевой опочивальни.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: