— Да, папа. Но мне хотелось, чтобы, еды было чуть больше.

— Ты осталась голодна? Почему ты ничего не сказала?

— Нет, папа, не голодна. И мне больше не хотелось. Просто я люблю, чтобы на столе всегда что-то оставалось… неважно, хочу я есть или нет.

— Очевидно, в лице мисс Диттон в нашем доме появился очень экономный человек, — доброжелательно сказал он. — Это, должно быть, хорошая черта, и свидетельствует в ее пользу. Уверен, твоя тетя Изабелла одобрила бы это.

— Папа… — мрачно сказала Пенни. — Ты глава нашего дома. Если ты считаешь, что должно быть больше… фруктов и сыра, и печенья… и всякого такого… ты должен сказать об этом. Кто-то же должен направлять мисс Диттон в таких вещах. Вероятно, я не могу.

— Почему, моя дорогая? Ты прекрасно справлялась с хозяйством с тех пор, как закончила школу. С моей стороны не было никаких претензий.

— Тем не менее, я уже больше не хозяйка. Меня «сместили». И я должна смириться с этим. Если я создам трудности для мисс Диттон, начав распоряжаться, ситуация осложнится. Она замечательная хозяйка. Просто есть кое-какие мелочи. Я думаю, вряд ли будет правильно или даже справедливо позволять ей менять наши маленькие привычки.

— Ты имеешь в виду банные полотенца?

— Да, папа. Тебе нравится пользоваться двумя полотенцами. Ты так и должен сказать.

— Видишь ли, я полагаю, что мог бы отказаться от своих маленьких причуд ради покоя в доме.

— Конечно, мог бы, если бы покой находился под угрозой. Но это не так. Дело заключается в том, что один человек хочет сломить волю другого. Я хотела дать тебе два полотенца… а она этого не позволила. Она победила. Полотенца не имеют такого большого значения, но в дальнейшем появится нечто другое. Стоит только раз уступить.

Мистер Бартлетт вопросительно взглянул на дочь.

— О папа… ты должен понять, что я имею в виду.

— Думаю, что понимаю, дорогая. А между тем скажи, находишь ли ты ее приятной собеседницей?

— Да, — задумчиво ответила Пенни. — Она мила и разговорчива. Интересуется людьми. Я вдруг обнаруживаю, что многое ей рассказываю. Я думаю, приятно, когда есть с кем поговорить, если твой собеседник не считает людей, обитающих в Грин Вэлли, скучными.

— Это одна из причин, по которой мы пригласили мисс Диттон. Твоя тетя и я не хотели, чтобы ты замкнулась в нашей усадьбе и тебе не с кем было поговорить…

— Я знаю, — с печалью в голосе сказала Пенни. — Я уступила… я буду умницей. Но, пожалуйста, не позволяй ей командовать нами и не отказывайся от своих привычек.

Брови мистера Бартлетта выгнулись дугой от удивления.

— Командовать? Дорогая, я нахожу, что мисс Диттон очень приятная молодая особа. Сегодня вечером, за обедом, я с удовольствием отметил про себя, что за столом, кроме нас с тобой, сидит еще кто-то. И этот кто-то… как ты сказала… разговорчив. К тому же, с приятной наружностью.

Пенни одним махом проглотила остаток чая. Отец сказал, что может «понять», но было совершенно очевидно, что это не так. Внешность мисс Диттон и ее манеры ввели его в заблуждение. Она почувствовала, как слезы раскаяния от ее недобрых мыслей готовы были хлынуть из глаз.

— Когда прибудет твоя мебель? — спросил мистер Бартлетт, меняя тему разговора и возвращаясь к идее Пенни заново обставить боковую комнату.

— Не знаю, но надеюсь, что скоро.

— Новая комната, новая мебель и возвращение в родные пенаты Росса Беннета должны взбодрить тебя, моя милая. А между тем, я хочу предложить тебе кое-что. Предположим, ты полностью передашь все домашнее хозяйство в руки мисс Диттон на день-другой, а завтра отправишься со мной и Джоном перегонять овец. Мы вернемся вместе на закате солнца усталые и грязные, и ты поймешь, как приятно возвращаться домой, где все прибрано и на столе тебя ожидает обед. Ты увидишь, что приобрела большую свободу, Пенни.

Если настроение Пенни поднялось, то только потому, что она мысленно представила себе овец, лошадей и пастбища, Джона, поднимающего левую руку в молчаливой команде, и Беппи, овчарку, перебегающую с одной стороны стада на другую и подгоняющую овец, вспомнила о долгом и радостном возвращении в усадьбу, когда тени будут падать на склон холма, а от реки начнет подниматься туман.

Затем ее мысли вновь вернулись к мисс Диттон. Это будет отступление от ее принципа, от намеченного плана действий. Не подумает ли мисс Диттон, что Пенни пошла на попятную? Правильно ли она поступит? Не пожалеет ли об этом?

— Наступит день, когда Бинду будет принадлежать тебе, — сказал мистер Бартлетт. — Ты должна узнать о нашей усадьбе как можно больше… пока я жив.

— О боже, папа, тебе всего сорок пять. Ты еще молодой. Ты проживешь еще сотни лет.

— Я полагал, ты считаешь мисс Диттон и даже Джона, которым почти тридцать, уже старыми.

— Это другое дело.

Мистер Бартлетт набил табаком последнюю за этот вечер трубку.

— Женская логика… — улыбнулся он.

На следующее утро, прежде чем покинуть усадьбу, мистер Бартлетт имел еще один телефонный разговор с Джоном Дином о том, как им лучше перегнать две отары овец. После обсуждения Джон предложил им вернуться потом в Стоунвилл на «деревенский» обед.

— Это предоставит мисс Диттон полную свободу. Она отдохнет от хозяйства и от нас, — сказал мистер Бартлетт. — Как ты считаешь, Пенни?

— Мне нравится идея Джона о деревенском обеде, — ответила девушка. — Никто не умеет жарить мясо так, как он.

Она была рада побывать в Стоунвилле, так как любила этот большой старый дом. А когда опускался вечер, Джон разводил большой огонь в камине.

Когда мистер Бартлетт рассказал мисс Диттон об их планах, она весело улыбнулась и сказала:

— Замечательно. Теперь у вас будет возможность настоятельно пригласить мистера Дина и мистера Беннета к нам на ужин с чаем в воскресенье. Я постараюсь приготовить для них что-нибудь особенное.

— Прекрасная идея, — обрадовался мистер Бартлетт. — Не забыть бы пригласить Джона. Пенни… напомни мне, пожалуйста.

Пенни ничего не говорила отцу, пока они спускались со склона холма по направлению к реке, пересекали деревянный мост, продолжали свой путь вверх по другому холму к известняку через обширное пастбище, откуда надо было перегнать первую отару. Пенни думала о том, что мисс Диттон все решила сама — мужская троица должна была встретиться в Бинду в следующее воскресенье. Она опять сделала по-своему. И так просто.

«Ну вот… опять я об этом», — подумала она с улыбкой и тут же решила во что бы то ни стало забыть о своих домашних проблемах и как можно лучше провести время. Как только они миновали участок земли, прилегающий к реке, она пустила лошадь в галоп. Ей казалось, что сердце выскочило из груди и летит впереди нее.

— Мчись во весь опор! — радостно крикнула она.

Свежий утренний воздух подействовал на нее бодряще, и, так как настроение ее поднялось, она простила мисс Диттон. Как чудесно было оставить на время дом… ехать верхом… следить за овцами вместе с отцом и Джоном.

Лошадь взяла препятствие и ловко опустилась в клевер. Пенни направила ее легким галопом вдоль по дороге, ведущей к границе между Стоунвиллом и Бинду. Она увидела поднимающегося от реки Джона. Он ехал на лошади шагом, и она догадалась, что он скручивает себе папиросу.

«Мы должны приехать вовремя, — подумала она, — иначе Джону не понравится…»

Пенни сдержала лошадь и хорошо тренированным жестом заставила ее перемахнуть через изгородь. Теперь она была на земле Стоунвилла. Она осадила лошадь и подождала, когда приблизятся Джон и Беппи.

Джон в упор смотрел на нее. Он почти улыбнулся… но не совсем. Он знал, это потому, что, с одной стороны, ему хотелось приветствовать ее, но в то же время он был немного сердит на нее за то, что она прыгнула через калитку Стоунвилла, а та нуждалась в ремонте. Никто не станет прыгать через сломанную калитку, если только не будет абсолютно уверен в себе и своей лошади. Он все равно скажет, что это была его калитка, и она не могла перескочить через нее. Но ей, в свою очередь, не хотелось быть упрямой и делать то, к чему неодобрительно относился Джон. Его неодобрение было почти осуждением. Она не могла противостоять ему.