Но нынче – иная разборка. С кем? Хрен знает! Толком и не ясно. Сказано: в спорткомплекс! Там разберемся.
Быстрей, быстрей! Сказано: мигом!
Э! Э-э! По тормозам! Чудом не сбили!
– Ты что, ослеп?!
А ведь ослеп. Стасик?! Это же Стасик Ли! Сэмпай!
– Что ж ты на дорогу прямо под колеса лезешь! Чего тебя колотит, мужик?! Ну-ка, пошли глянем, что у тебя… Да отцепись от машины, дверцу оторвешь!
– Ладно, парни, оставьте его. Не в себе сэмпай. Пусть сидит. Останешься с ним, последишь. За ним и… вообще. Если что – сигналь. Ну, вперед! Готовы?
Они готовы. Они всегда готовы, особенно когда в стае, когда всей командой. Не таясь, громко, топоча. Психатака.
Кто тут такой грозный?!
По коридору, тыркаясь каблуком в двери – заперто, заперто. Тренерская – заперто. Зал… Ну? И кто тут?!
– О! Япоша! Помните, раньше была?
– Не-ет. Та за Пашу Климова срок мотает. Это – которая дрыгоножка. Кыс-кыс-кыс.
Хотя… вроде бы все-таки не дрыгоножка. Ну-ка, ну-ка. Взяли в круг.
– Чего молчишь, япоша?
А дальше… Дальше трудно сказать… Прав был Гуртовой, когда в кабинетике «Востока» прокомментировал экранного ниндзю: «Сестренка этой Ким, пожалуй, квалификацией повыше…». Бакс, пожалуй, тоже был прав, прокомментировав Гуртового: «В жизни очень часто бывает, как в кино…» – в первой части сего постулата он был прав…
Бой был неописуем. Даже классики ограничивались кратким «смешались в кучу кони, люди». А в деталях – каждый может дать волю воображению. И чем богаче воображение, тем ближе к истине.
Команда крепко сбитых мордоворотов- амазонка, раскручивающая в каждой руке по «праще».
Спортзал, напичканный тренажерами, шведская стенка, канат, простор. Есть где разгуляться. Гуляй, братва!
И – уже нет команды крепко сбитых (с ног) мордоворотов. «Изведал враг в тот день немало». Сливай воду, братва.
А кто еще может стоять на ногах – уносите ноги.
Сигнал! Сигналит вовсю орел, оставленный следить за сэмпаем Стасиком Ли и за… вообще. Менты! Менты сюда едут! Сирена. Пока далеко, но все ближе, все громче.
Хватит! Все, что мог, он уже совершил. Пора газануть. Никто его, орла, не упрекнет в том, что он не ждал до последнего. Хватит!
Вперед!
Куда?
Отсюда!
– Алло. Будьте любезны, Гуртового. Виктора Тарасыча.
– Простите, кто его спрашивает?
– Баскаков.
– Виктора Тарасыча нет. Он выехал на происшествие.
– Мал-ладой чел-ловек! А если его спрашивает не Баскаков? Тогда что?
– Тогда его все равно нет. Он на происшествии.
Да, на происшествии. Весь комплекс оперативнорозыскных мер. Очень обширный комплекс – если подробно рассказывать, уйдет на это прорва времени, лишний раз подтвердится не только и не столько романтическая легенда «наша служба и опасна и трудна», сколько более соответствующая истине оценка: рутина, писанина, допросы бестолковых-косноязычных свидетелей, акты экспертизы…
Вполне достаточно мельком картинки. А звук… включать ли? Ну его!
Обмер, «обнюхивание» спортзала.
Исследование пулевых дыр в стенах, в потолке.
Вскрытие. Диагностирование. Резиновая зелень перчаток. Халаты в буро-кровавых пятнах. Железяки. Хруст.
Увеличенные папиллярные узоры – «пальчики» на экране в лаборатории.
Снятие показаний. То ли пострадавшие, то ли свидетели, то ли подследственные – орлы-мордовороты с подпорченной репутацией и ныне подпорченной внешностью.
Ясно. Крути дальше, звук можно не включать. Полезней телефонные разговоры-переговоры послушать на фоне всех этих разнообразных живых картинок:
– Баллистическая экспертиза показала: пистолет марки «Айвер Джонсон», калибр 22. США. По нашим данным нигде не проходил. Выпущено пять пуль.
– Пистолет нашли?
– Никак нет.
– Товарищ капитан! Вам раз десять звонил Баскаков. Что мне ему отвечать?
– А, Степа. Ничего. Не отвечай ничего. Говори: понятия не имеешь. Нет меня, понятно? Для Баскакова – нет.
– А если он сам явится?
– Вот тогда и поговорим. Смотря с чем явится.
– Что я могу сказать с полной определенностью? «Пальцы» совпадают. Ее это «пальцы». И в гараже – тоже.
– Глеб Леонидович? Баскаков… Нет, вероятно, в Москву не приеду… Непредвиденные сложности. Да, серьезные. У меня тут один за другим люди гибнут… В прямом смысле, в прямом… Да они хоть бы пальцем шевельнули! Я до того же Гуртового сутками не могу дозвониться! Да-да, того самого, я говорил… А вот не подействовало, как видите. Попробуйте… Буду только признателен.
– Странгуляционная полоса четко выражена. Нет, не задушен. Скорее – сначала придушен. Смерть наступила в результате повреждения внутренних органов… И лицо. Скорее – карате. По технике прямого вращения, включение кисти. Почти без замаха… Вам видней, я патологоанатом, мне все ваши «гери, учи, маэ» – постольку поскольку…
– Тарасыч? Значит, таким манером. Парнишки легко отделались. Три перелома, разрыв ахилла. Могло быть хуже. Молчат. То есть то, что они говорят, тошно слушать: проводили обычную тренировку, завелись, переборщили.
– Выстрелов, разумеется, не слышали. Понятия, разумеется, не имеют. И тренировались прямо так, в куртках, в дерьмодавах, с прутьями.
– Ты ж понимаешь! Поди признайся, что одна девочка толпу мужиков измордовала.
– Какая-такая девочка?
– Тарасыч! Как же? Ориентировка! И отпечатки! Да и… почерк.
– Какой-такой почерк? Шпана передралась в спортзале. Сейчас кто только ни владеет приемами!.. К слову, Стасика Ли обнаружили?
– Нет. Пока нет… Тарасыч… Что-то я не… Ты… М-м. А труп? Чилингаров? Он же на нас повис. Да уже три трупа на нас висят! Зарубин, Гуреев, Чилингаров!
– Я и говорю: найдем Стасика Ли…
– Тарасыч… М-м… Не понял. Скажи: мы ее ищем? Или мы ее не ищем?
– Кого?
– Сестру.
– Которую?.. А! Ищем, разумеется! Конечно, ищем!
– Что-то я не… Ладно. Тебе видней.
– Именно.
«Мерс» кружил по городу.
И не особо скрываясь, след в след за ним кружил служебный автомобиль – милиция.
– По-моему, он боится! – азартно заключил малой Степа.
– Нас? – усмехнулся Гуртовой.
– А нас-то чего?! – искренне удивился коллега- шофер.
– А кого? – пожал плечами малой Степа. Неуверенно.
Действительно, похоже, Баскаков если и боится, то отнюдь не милиции. В «мерсе», помимо Бакса, надежная защита-телохранители, троица более-менее уцелевших мордоворотов. Надежная, однако недостаточная, судя по поведению Бакса…
… Когда он под прикрытием охраны выходил из «мерса», объезжая все «точки», которые почему-то счел нужным, даже необходимым объехать. И как только «мерс» парковался, Баскаков выползал из него улиткой, с опаской, выслав на разведку своих амбалов, бросая пугливые взгляды вокруг.
«Мерс» последовательно парковался:
у «Востока»;
у подъезда небезызвестного дома напротив Теремка;
у еще одного дома, где навстречу Баксу вышли джигиты-наджафовцы (тоже троица), препроводили внутрь, потом через солидную паузу препроводили обратно;
у характерно служебного здания («Он же – в наше управление!» – «Вижу». «Товарищ капитан, опять вас?» – «Не знаю. Знать не хочу»);
у внушительного офиса с тяжелой кованой вывеской «Товарищество «Оборот» («Сегодня же выходной! Чего это он – на работу?» – «Работай, работай и будешь с большим ты горбом. Ни сна ни отдыха измученной душе»). А нервничал Бакс все явственней и явственней. Давно, конечно, заметил следящую машину. Она и не скрывалась, не маскировалась – держала дистанцию в полста метров, и только. А нервничал Бакс именно потому, что между машинами сохранялась дистанция – он бы ее сократил до «глаза в глаза», до «надо побеседовать, Виктор Тарасыч». Но Гуртовой волен сам решать, надо ли побеседовать.
И когда мордовороты завозились с отпираниями запоров-замков-засовов «Товарищества «Оборот», Бакс оглянулся на милицейскую машину, еще раз оглянулся и… быстрым, размашистым шагом пошел к ней.