Споры вызывает и трактовка конфуцианства. Позиции Я. Б. Радуль-Затуловского, резко осуждающего эту доктрину [116], заметно противостоят взглядам В. А. Рубина, который в ряде статей аргументированно показал, что древнее конфуцианство не было реакционной конформистской концепцией. Роль такой доктрины в древности играл легизм [124; 125]. Для такой трактовки легизма дают основания и работы Л. С. Переломова, специально посвященные анализу этого учения [101; 102]. Споры вокруг оценки конфуцианства, даосизма и легизма, равно как и выдвинутая академиком Н. И. Конрадом теория о роли неоконфуцианства в средневековом китайском Ренессансе, которая также принята в синологии далеко не единодушно [126а; 178], свидетельствуют о том движении мысли, большом и серьезном научном поиске, без которых трудно ожидать от науки сколько-нибудь значительных результатов.
К анализу философско-идеологической мысли примыкают — в плане изучения культов, религий и традиций — и работы литературоведческого и этнографического плана. Мифология, фольклор и отражение в них религиозно-философских взглядов, быта, нравов и обычаев китайского народа рассматриваются в книгах и статьях таких советских специалистов, как Н. Т. Федоренко, Б. JI. Рифтин, Л. Н. Меньшиков, Э. М. Яншина [91; 120—122; 154—156; 194—195]. Много ценных материалов о культах, обрядах, быте, нравах и обычаях китайцев собрали и изучили советские этнографы, среди которых следует назвать имена Н. Н. Чебоксарова, М. В. Крюкова, Г. Г. Стратановича [98].
Предлагаемая вниманию читателя работа ставит главной целью показать, какие именно идеи и концепции сыграли решающую роль в формировании системы религиозно-этических взглядов и оказали тем самым определяющее влияние на характер, структуру и особенности китайской цивилизации. Эта задача, достаточно большая сама по себе, вынудила автора ограничиться только теми религиозно-идеологическими доктринами, которые сыграли существенную роль в процессе сложения религиозно-этической системы Китая, и оставить вне поля зрения некоторые другие (христианство, ислам, иудаизм и т. п.), воздействие которых на китайскую цивилизацию было незначительным.
Автор выражает признательность и благодарность редактору книги Л. П. Делюсину, а также Р. В. Вяткину, Ю. М. Га-рушянцу, Ю. А. Леваде, Л. Н. Меньшикову, Б. Л. Рифтину, Е. П. Синицыну и другим специалистам, чьи советы, замечания и консультации оказали ему большую помощь в работе.
Первые религиозные представления возникли у предков китайского народа очень давно, еще в эпоху древнего каменного века, палеолита. Раскопки археологов в пещере Шань-диндун в Чжоукоудянь, близ Пекина, показали, что обитатели этой пещеры, жившие около 25 тыс. лет назад, окрашивали трупы покойников в красный цвет и украшали их специально обработанными камешками и раковинами [278, 35; 918, 23— 28]. Хорошо известная специалистам окраска трупов в красный цвет — цвет крови — имела важный ритуально-магический смысл и была связана с идеей воскрешения, возрождения [469, 38; 513, 24^29]. Обычай окраски трупов свидетельствовал также о культурном единстве «шаньдиндунцев» с другими верхнепалеолитическими насельниками Евразии [432].
Вплоть до III тысячелетия до н. э. территория Северного Китая, колыбель древнекитайской цивилизации, лишь изредка посещалась отдельными группами верхнепалеолитических и мезолитических собирателей. Только около 5 тыс. лет назад эти группы были вытеснены в бассейне Хуанхэ оседлыми земледельческими поселениями высокоразвитой поздненеолитической культуры Яншао. Происхождение этой культуры и этногенез яншаосцев, которые по праву считаются предками современных китайцев, пока неизвестны. В частности, следов неолитической революции, т. е. революционного перехода от присваивающего хозяйства к производящему, аналогичного тому, который протекал в Передней Азии около 8—10 тыс. лет назад [238], на китайской земле не обнаружено. Это вынуждены признать и специалисты, которые активно отстаивают теорию полной автохтонности китайской цивилизации [262, 105 и 138; 263; 264, 51—57]. В то же время есть веские основания полагать, что в процессе генезиса Яншао очень важную роль сыграли внешние контакты с другими очагами цивилизации Евразии, в первую очередь с родственными ян-шаосцам культурами расписной керамики [35; 37].
33
2 — 1070
Культура Яншао уже со II тысячелетия до н. э. была вытеснена другой поздненеолитической культурой — Луншань, для которой были характерны знакомство с гончарным кругом, новые виды керамики (например, триподы типа ли на полых ножках в форме вымени), а также одомашненные вне Китая [220] породы скота (бык, баран) и новые виды культурных злаков. Как полагают некоторые специалисты, генезис этой культуры также был тесно связан с внешними влияниями [308, 95; 470, 105; 587, 46]. Разумеется, в процессе генезиса Луншань немалую роль, видимо, сыграла и трансформация отдельных черт культуры Яншао. Однако преувеличивать роль такого рода трансформации и сводить кардинальные изменения в форме или цвете керамики и в орнаменте к простой «игре вкусов» или к «прихотям моды» [98, 56; 262, 118] едва ли правомерно. Ведь археологам хорошо известно, что керамика и орнамент принадлежат к числу наиболее консервативных элементов культуры и что резкое изменение их почти всегда бывало связано с появлением новой культуры и новых этнических компонентов.
В середине II тысячелетия до н. э. поздний неолит бассейна Хуанхэ был сменен развитой бронзовой культурой Шан — Инь, этногенетические связи и культурный потенциал которой тоже свидетельствуют о гетерогенном характере ее компонентов [36; 389, 114—132; 566]. Иньская бронзовая культура довольно сильно отличалась от окружавших ее неолитических культур Северного Китая. Система религиозных представлений иньцев была весьма развитой и основывалась — по сравнению с эпохой неолита — уже на несколько иных принципах, о чем подробней будет сказано ниже. Вступив в контакт со своими неолитическими соседями, осевшие в районе современного Аньяна иньцы сыграли решающую роль в процессе генезиса будущей китайской цивилизации.
После 1027 г. до н. э., когда формировавшееся иньское государство пало под ударами победоносного племени чжоус-цев, достижения иньской культуры быстро распространились среди всего завоеванного чжоусцами населения Северного Китая. С эпохи Чжоу в древнем Китае резко убыстрился процесс колонизации соседних земель и ассимиляции проживавших там неолитических племен. В результате в состав чжоуского Китая было включено много народностей, говоривших на разных языках и имевших различные культурные и религиозные традиции. Процесс творческого усвоения и переработки всех этих разнородных культурных традиций и влияний как раз и был процессом синтеза китайской цивилизации. Этот процесс длился довольно долго [34]. Для основной части Китая он завершился примерно в середине I тысячелетия до н. э., когда на базе всех древних верований, культов, обрядов и традиций сложилась определенная сумма духовных ценностей, которая позднее нашла свое отражение в учении Конфуция.
Древнейшие китайские религиозные представления и культы имели очень много общего с аналогичными явлениями у других народов. И лишь с течением времени и в результате интенсивного процесса интеграции культурных традиций различных племен и народов в специфических условиях отдаленного от других очага цивилизации сложилась именно китайская цивилизация с присущим только ей стилем. Такого рода процесс был, видимо, в той или иной степени характерен для генезиса всех вообще цивилизаций [308, 9]. В отношении Китая это признается даже такими синологами, как В. Эбер-хард, который вообще-то не склонен преувеличивать роль внешних культурных влияний [358; 361]. Для ряда других специалистов сложность и многосторонность взаимовлияний в процессе генезиса древнейших основ китайской культуры вне сомнений [220; 630; 734]. Наиболее четко эту идею выразил крупный специалист по истории древнекитайской культуры К. Хэнце. Он писал, что в протоисторические времена Китай был связан с другими народами на западе тысячами нитей и что только начиная примерно с эпохи Инь эта связь стала ослабевать и уступать место возникавшему собственно китайскому стилю [475, 204].