-Что? – он зло повернулся, ощерив крысиные черты лица, – это женщина! Ей нужна помощь, она одна среди леса!

Интеллигенция ругает все американское кино, но я очень хорошо помнил урок первого фильма про “Людей в Черном”, когда из всех ужасающих монстров была застрелена именно маленькая девочка с учебником по высшей математике.

О чем думал этот герой, встретив в чащобе вялых берез одинокую девушку, молящую о спасении? До трассы с километр пешком, тропы не хоженые, вокруг гуляют толпы зомбяков, колхозных полей не видать.

Не иначе это Мадонна.

Он не слушает и подходит к трясущейся девушке, а я наоборот отступаю назад, сжимая автомат. Остатки в обойме, да я и стрелял то из него несколько раз! На сборах, когда нас, десятиклассников, запихали в вонючий автобус и отвезли на Шилкинский полигон, где каждый из нас расстрелял шесть патронов и, под голодными взглядами солдатни, вымешивающими целые рожки на скинерсы, поел вкусной гречневой каши. Еще немного удалось попрактиковаться в нелегальном тире, которые массово появились после Зомбикалипсиса, выпустив несколько рожков. Собрать-разобрать я не сумею. Я не рассчитывал в этом походе найти автомат и не оставлю его у себя – риск владения больше пользы, но вот сейчас эта приятная тяжесть меня очень бодрила.

-Феликс, вернись! Твою бога душу! Это подстава чистой воды. Чё бы эта баба здесь делала одна одинешенька?

-Мы же с тобой здесь что-то забыли? – огрызнулся он, уже приобняв и успокаивая плачущую женщину.

Ничего страшного не произошло. Но я не из тех идиотов, что немедленно плюхаются в трясину, если она еще не до конца поглотила их товарища.

-Ну и хрен с тобой, ботаник!

Я, подобный ножке циркуля, описал широкую дугу и вышел по березовой опушке восточнее оставленных мною людей. Справа неслось по травам волнующееся поле, замыкаемое вдали синеватыми прыщиками холмов. Власти все время кричат о голоде, но что мешает засадить это пространство той же картошкой?

Сердце от потери соратника не ноет, но вот ноги работают быстрее, хочется пройти непонятное место. Что эта девчушка делала в роще, зажатой равниной? Скорей всего Фена уже потрошат грабители или смакуют какая-нибудь стайка обучившихся буйных, смекнувших, что приманить человечков образом обнаженной девицы куда как эффективней, нежели своими небритыми и обгрызенными рожами.

Феликса мне не жаль, разве что немного обидно, что я лишился такой превосходной отмычки.

Какого же было мое удивление (такое, как при просмотре самого идиотского фильма Скайлайн), когда я, через пару километров, совершив привал у небольшого родничка, омывающего корни дуба, встретил эту парочку. Почему-то родники очень любят примыкать к дубам, как женщины к мужикам.

Фен все еще живой. Они молча подошли и уселись рядом, учитель сверлил меня взглядом и пилил скрежетом зубов.

-Пожрать что-нибудь дай, – неестественно сказал он.

Я, не выпуская из рук автомат, слушал опадающую наземь тишину. В лесу трудно различить шаги опытного охотника: его ступни никогда не обрекут на перелом ветку и не оступятся. Девушка молчала, мне стало немного жаль ее. Быть может, я ошибся?

-Возьми сам в рюкзаке, после закрой его, а я уйду.

-Ты что, совсем с ума сошел? Это же обычная девушка... де-вуш-ка!

-Да вижу, что сиськи, а не зомби. Только вот кроме этих прелестных серых глаз я знаю еще и то, что мы подходим к двум замечательным населенным пунктам: Барабинску и Куйбышеву. Барабинск славен работорговлей, а Куйбышев рейдерами. Они промышляли этими ремеслами еще до Зомбикалипсиса и мимо них можно проскочить лишь по федеральной трассе, так как она охраняется. Или лесами, потому что по ним мало кто ходит.

Никогда я еще не видел, чтобы Фен так презрительно сцедил:

-Баран... Тупица, сам возьму консервы.

Он мог обзывать меня еще долго. Мог назвать закомплексованным наивным дебилом или погибающим от сперматоксикоза оленем. Оскорбления слабых людей не должны трогать людей сильных. И все бы ничего, все бы закончилось мирно, все бы пошло хорошо, если бы не эффект бабы!

-Почему вы меня боитесь? – тихо спросила она и посмотрела без осуждения, как могут смотреть только женщины, маскируя взгляд кобры под испуганный взгляд лани, кроша и пронзая всю твою защиту.

Я выбросил белый флаг и провел языком по вмиг пересохшим губам. Стройные ряды доводов и контрдоводов рухнули под этим простым, без хитростей вопросом. Дуло автомата качнулось и уперлось в траву. Какая обида, не различить звуков, ты уязвлен в самое сердце! Уязвлен женщиной в присутствии другого мужчины! Какой позор! Воздух вокруг немедленно пропах бабами и их доскональным знанием мужской натуры. На такой вопрос, не уронив своего достоинства, можно ответить только так:

-Потому что я вас действительно боюсь.

Неловкая луна улыбки, и в тот момент, когда я собирался встать, чтобы бежать, бежать без оглядки от этого места, сзади раздалось тихое:

-И правильно делаешь. На землю, мордой вниз.

Ах, бабы, бабы! Когда-то они победили Самсона, когда-нибудь захватят целый мир. Сегодня же они облапошили меня.

Все мы часто просматривая подобную сцену в желтых кинолентах и недоумевали: какой же дурак будет бросать оружие, окончательно ставя себя в неравное положение? Почему он должен выполнять команды? Вот, если кувыркнуться в сторону, в это время выпростав вперед руку, заломить вражеское запястье и исхитриться пнуть его... ведь это так просто!

Все это натуральная херня, господа. Сделаете все, что прикажут. Жить то охота. И будите верить в жизнь, даже если вам прикажут копать прямоугольную яму.

Фена уже оседлала женщина и с силой прижала его к земле. Он и не пытался сопротивляться. Трус, если я не сопротивлялся, потому что понял бессмысленность этого действия, то он, потому что дико боялся.

-Лежи и не двигайся.

-Да не дурак, понимаю.

-Вот и славно.

Ноздри щекотала жесткая трава, хотелось чихнуть. Я слышал, как неизвестный взял мой рюкзак и отошел в сторону. Послышался новый шум: вязкий, сиплый, с отдушиной, к нам шел кто-то громоздкий и малоподвижный.

-Взяли обоих? – с удовлетворением спросил невидимый человек, – долго же пришлось водиться, ради этого сраного автомата!

-У него и пистолет есть, – сказал первый голос, – смотри.

Несколько быстрых шагов, вбитая в землю листва, и меня переворачивает на живот пинок под ребра. Вижу небо, хотя ему далеко до панорамы Аустерлица. А надо мной лицо не Андрея, а какого-то гнуса, что имеет не лицо, а кусок измятого пластилина с воткнутой туда спичкой носа.

-На пузо, сука!

Пару раз со мной играли в замечательные качели: заставляли лечь на живот, а потом пинком переворачивали на спину, покуда я не стал чувствовать себя так плохо, будто напился российского пива. Неподалеку истязали зомбиведа.

Единственное о чем я сожалел, так это о том, что не могу присоединиться к палачам.

-Ребята, – наконец прохрипел я, – если вы не остановитесь, то не услышите, где я спрятал сокровища.

Толстяк насторожился:

-Какие сокровища?

Я улыбнулся сквозь боль – ребра отбиты, но не сломаны, мозги вертятся в барабане стиральной машины, но искрят:

-Мозги ребята, я про мозги. Вам они нужнее, чем Страшиле

Разумеется, я знал, что меня не убьют. Иначе бы не стал так шутить. Хотели бы, подстрелили из засады. Кому приятно оставлять за своей спиной мужика, сумевшего раздобыть автомат? Бегло обыскав меня и не найдя другого огнестрельного оружия, разбойнички решили немного поиздеваться. Но, раз не убили нас, значит – нужны. Для чего? Сексуальное рабство? Продажа на органы? Для этих операций нужен немного другой биологический материал. У меня был один ответ: работорговля.

Даже если мир заполонят жаждущие мяса живые мертвецы, самым страшным зверем по-прежнему останется человек.

Глава 7

Он, как обычно, скучал, прислонившись к высокому стальному забору, за которым возились несколько голодных псов. Скисшая грунтовка между черными, кривыми да малохольными домиками, несколько русских старух, перекованных летами в затупившийся кривой серп, черноволосая малышня, провожающая камешками эти безжизненные, ломаные огарки человека.