— Ты чего это, дед, покупателей у меня отваживаешь?! Таких она нигде не найдет. У меня места заветные…

Старик не поддержал его шутку:

— А ты. молодой человек, видать, горазд людскую простоту в корысть для себя обращать! Тут, милая, все места заветные. Что ни шаг — то гриб, что ни поляна — ягодник… Не здешняя, видать, будешь?

— Из Ленинграда мы, на работу едем, — охотно и даже с гордостью ответила Лена.

— То–то. Сразу видать. К нам теперь многие из других мест едут. А по какой, позвольте узнать, специальности?

— Муж инженер, а я в школу направлена.

— Так–так. Учительница, наверное? Предметница или в начальные классы? Не физичка, случаем?

— Литератор, — улыбнулась Лена.

— Физика у нас недостает, — покачал головой дед, — Третий год не дают. Математичка по совместительству мучается, сорок часов нагрузка.

— Вы, дедушка, тоже в школе?..

— А как же? Двадцатый год, с самого открытия.

— Кем вы работаете?

— Ты лучше, милая, спроси, кем я не работаю. Все, что прикажут, то и делаю. Ночью — сторож, днем — вроде коменданта и конюха, летом — и маляром, и столяром, и овощеводом на пришкольном участке. Сейчас как бы завхоза заменяю. Даже учительствовать доводилось, пока мой предмет не упразднили.

— Упразднили? — удивилась Лена. — Какой же это предмет?

— Предмет–то важный!.. — старик прищурился и хитровато посмотрел на Лену. — Ты, поди, и не знавала этого предмета. Трудом он раньше назывался.

— Не застала, — простодушно согласилась Лена.

«Зачем она ввязалась в этот глупый разговор? — подумал Виктор. — Старик подсмеивается над ней, а она и не замечает…»

Но вмешиваться было неудобно, и Виктор отвернулся. За окном проносились все те же леса, мелькали телефонные столбы, трепетно дрожали в предвечернем мареве тонкие, низко провисшие ниточки проводов.

Телефонные столбы с черными двухэтажными цифрами всегда напоминали Виктору детство.

Он вырос в деревне. Ему было семь лет, когда мужики вдруг стали рыть за обочиной тракта небольшие глубокие ямы. Потом подвезли бревна и ровной линией вкопали их. Больше месяца сиротливо стояли эти столбы. Они успели потемнеть, высохнуть, начали трескаться на солнце. Провожая по утрам с бабушкой корову на выгон, маленький Витя спрашивал:

— Что это, бабушка? Зачем это?

Бабушка недовольно ворчала:

— Антихристова изгородь. Всю землю огораживают, прости нас господи.

Потом приезжие из города люди укрепили на столбах стаканчики, стали натягивать проволоку. Витя издали со страхом наблюдал, как парни с блестящими когтями на ногах («вот они, антихристовы люди!») подолгу висели на столбах, перекликаясь друг с другом. Парни ушли к соседней деревне, а Витя все еще не решался близко подойти к страшным столбам.

Слово «телефон» Витя впервые услышал от своего дружка школьника Вовки. Тот, узнав про «антихристову изгородь», загоготал на всю деревню:

— Это телефон, дура. В городе говорят — в деревне слышно. Понятно?

— А город далеко?

— Целый день на коне ехать надо.

Витя долго молчал, потом робко возразил:

—– А как же тогда слышно, если далеко?

Для Вовки не существовало неразрешенных вопросов:

— А так вот и слышно, понятно тебе. По телефону все слышно. За тыщу верст слышно.

— А как же слышно, если далеко?

Вовка презрительно щелкнул его по лбу, повел к сельсовету и через низкое окно указал на прибитый к стене ящик с двумя блестящими звоночками. А когда Витя после долгого молчания задал свой вопрос в третий раз, Вовка рассердился:

— «Как», «как»?! Понимать надо. Сказано тебе, что в каждом столбе сидит по маленькому человечку, они друг другу все и передают. Послушай, как они воют.

Почти силком он потащил Витю к столбу, прижал его ухо к шершавой поверхности.

Это было страшно, но убедительно. Столбы выли, пели, гудели человеческими голосами.

— Говорят, слышишь, говорят, — таинственно шептал Вовка, тоже приникая к столбу. — Здесь, брат, про все говорят, как кому жить, куда ехать, что делать.

Витя и сам уже различал еле слышный шелестящий шепот.

— Вов, а обо мне тоже говорят? — замирая от волнения, спросил он.

— А как же?! Обо всех говорят. Сейчас только плохо слышно. А вот ночью — все до единого словечка.

И верно: потом, преодолевая страх, Витя не раз подкрадывался ночью, приникал ухом к столбу. Проходила секунда–другая, и сквозь шум, гудение начинал слышаться чей–то незнакомый голос, тихо сообщавший, что к Вите возвращаются неизвестно зачем уехавшие так далеко папа и мама; что везут ему такой же пистолет, как у Вовки; что бабушка теперь не будет ругать его за то, что он много ест хлеба.

Позже, в школе, Витя узнал, что никаких человечков в столбах нет, но на всю жизнь осталась необъяснимая вера, что если приникнуть ухом к телефонному столбу и долго–долго слушать, то человеку откроются самые сокровенные тайны его будущей судьбы.

…Наивная Вовкина выдумка теперь вдруг обернулась почти правдой. Вчера по этим самым телефонным проводам решалась судьба Виктора. Может быть, и сейчас трепетно дрожащие ниточки ведут таинственный разговор о нем…

Как–то его встретит Орлиев?

Два года провел Виктор в партизанском отряде. Он ежедневно видел Орлиева, но помнил его сейчас одним и тем же — решительным, хмурым, молчаливым и быстрым в движениях. Изменился ли он с годами? Виктор был убежден, что нет. Ведь Орлиев не юноша, он человек с уже сложившимся характером. И все же Виктору страстно хотелось, чтобы в Войттозере встретил его не замкнутый, суровый начальник, а мудрый и добрый товарищ, перед которым было бы так легко открыть все, что терзало душу все эти долгие годы..,

— Тихая Губа! — объявил шофер.

Парень в болотных сапогах, увлекшийся разговором с Леной и дедом, огляделся, потом быстро раскрыл короб, выбрал не меньше десятка самых лучших грибов и. сунул их Лене.

— Будете в Тихой Губе, заходите, сведу на заветные места!.. — спрыгивая на землю, крикнул он и, помахав рукой, зашагал по мосткам.

Лена, растерянно переводя взгляд то на деда, то на Виктора, так и продолжала сидеть с ворохом грибов на коленях.

— Бери, бери, не стесняйся! Грибы ничего, хорошие. Как раз на поджарку с молоденькой картошкой, — успокоил ее дед.

— Куда же я их положу? У нас вон вещей сколько!

— Давай сюда, в кошелку. Много ли им места надо, поди, не помнутся! — Старик услужливо подставил плетеную сумку и сложил в нее грибы. — А вечером я их вам и принесу. Вы где останавливаться будете? В комнате приезжих? А коль хотите, и ко мне можно… Потом и квартирку дадут. Все со временем устроится.

— Спасибо вам, дедушка!

За Тихой Губой для Виктора начались памятные места. Дважды ему приходилось бывать в этих бескрайних войттозерских лесах, и оба раза оставили в его сердце незаживающую рану. Здесь он пережил самые решительные минуты в своей жизни…

Глава шестая

Первый рассказ о войне

В июне 1942 года, после окончания партизанской школы минеров–подрывников, Виктор Курганов прибыл в отряд Орлиева, а через две недели партизанская бригада вышла в далекий рейд по тылам врага.

На пятый день с Виктором произошло несчастье.

Отряд Орлиева шел в авангарде. Неожиданно головной дозор дал сигнал остановиться. Впереди — минное поле. Попробовали обойти его слева — уперлись в узкое и длинное озеро, справа — в открытое болото.

— Делать проход! — распорядился командир, и все партизаны посмотрели на Курганова.

Гордый своей опасной, но такой почетной должностью, Виктор скинул с плеч вещмешок, положил его возле командира отделения Павла Кочетыгова и с двумя помощниками неторопливо пошел вперед.

Проход был готов, и Виктор уже возвращался по нему к отряду, когда в стороне раздался треск кустов. Прямо на минное поле выбежал вспугнутый лось. Раздался взрыв. С визгом пронеслись над головой Курганова осколки. Раненый зверь взревел и шарахнулся в сторону. Новый взрыв, новый истошный рев, новая попытка уйти из смертельного круга.