Том седьмой. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле

Том 7. Восстание ангелов. Маленький Пьер. Жизнь в цвету. Новеллы. Рабле i_001.jpg

Фронтиспис работы художника Б. А. Дехтерева

ВОССТАНИЕ АНГЕЛОВ[1]

Глава первая,

которая в немногих строках излагает историю одной французской семьи с 1789 года до наших дней

Особняк д'Эспарвье под сенью св. Сульпиция высится своими тремя строгими этажами над зеленым, обомшелым двором и садом, который из года в год теснят все более высокие, все ближе подступающие здания; но два громадных каштана в глубине все еще вздымают ввысь свои поблекшие вершины. Здесь с 1825 по 1857 год жил великий человек этой семьи, Александр Бюссар д'Эспарвье, вице-президент государственного совета при Июльском правительстве, член Академии нравственных и политических наук, автор трехтомного in octavo «Трактата о гражданских и религиозных установлениях народов», труда, к сожалению, не законченного.

Этот прославленный теоретик либеральной монархии оставил наследником своего рода, своего состояния и славы Фульгенция-Адольфа Бюссара д'Эспарвье, и тот, став сенатором при Второй империи[2], значительно увеличил свои владения тем, что скупил участки, через которые должен был пройти проспект Императрицы, а сверх того произнес замечательную речь в защиту светской власти пап.

У Фульгенция было три сына. Старший, Марк-Александр, поступил на военную службу и сделал блестящую карьеру; он умел хорошо говорить. Второй, Гаэтан, не проявил никаких особенных талантов. Он жил большей частью в деревне, охотился, разводил лошадей, занимался музыкой и живописью. Третий, Ренэ, с детства был предназначен в блюстители закона, но, получив должность помощника прокурора, он вышел в отставку, чтобы не участвовать в применении декретов Ферри о конгрегациях;[3] позднее, когда в правление президента Фальера возвратились времена Деция и Диоклетиана[4], он посвятил все свои знания и все усердие служению гонимой церкви.

Со времени Конкордата 1801 года[5] до последних лет Второй империи все д'Эспарвье, дабы подать пример, аккуратно посещали церковь. Скептики в душе, они считали религию средством, которое способствует управлению. Марк и Ренэ были первыми в роду, проявившими истинное благочестие. Генерал, еще будучи полковником, посвятил свой полк «Сердцу Иисусову»[6] и исполнял обряды с таким рвением, которое выделяло его даже среди военных, а ведь известно, что набожность, дщерь неба, избрала своим любимым местопребыванием на земле сердца генералов Третьей республики[7]. И у веры есть свои причуды. При старом режиме вера была достоянием народа, но отнюдь не дворянства и не просвещенной буржуазии. Во времена Первой империи вся армия сверху донизу была заражена безбожием. В наши дни народ не верит ни во что. Буржуазия старается верить, и иногда ей это удается, как удалось Марку и Ренэ д'Эспарвье. Напротив, брат их, сельский дворянин Гаэтан, не преуспел в вере. Он был агностиком, как говорят в свете, чтобы не употреблять неприятного слова «вольнодумец». И он открыто объявлял себя агностиком, вопреки доброму обычаю скрывать такие вещи. В наше время существует столько способов верить и не верить, что грядущим историкам будет стоить немалого труда разобраться в этой путанице. Но ведь и мы не лучше разбираемся в верованиях эпохи Симмаха и Амвросия[8].

Ревностный христианин, Ренэ д'Эспарвье был глубоко привержен тем либеральным идеям, которые достались ему от предков как священное наследие. Вынужденный бороться с республикой, безбожной и якобинской, он тем не менее считал себя республиканцем. Он требовал независимости и суверенных прав для церкви во имя свободы. В годы ожесточенных дебатов об отделении церкви от государства[9] и споров о конфискации церковного имущества соборы епископов и собрания верующих происходили у него в доме.

И когда в большой зеленой гостиной собирались наиболее влиятельные вожди католической партии — прелаты, генералы, сенаторы, депутаты, журналисты, — и души всех присутствующих с умилительной покорностью или вынужденным послушанием устремлялись к Риму, а г-н д'Эспарвье, облокотясь на мраморную доску камина, противопоставлял гражданскому праву каноническое и красноречиво изливал свое негодование по поводу ограбления французской церкви, — два старинных портрета, два лика, недвижные и немые, взирали на это злободневное собрание. Направо от камина портрет работы Давида — Ромэн Бюссар, землепашец из Эспарвье, в куртке и канифасовых штанах, с лицом грубым, хитрым, слегка насмешливым, — у него были основания смеяться: старик положил начало благосостоянию семьи, скупая церковные угодья. Налево — портрет кисти Жерара — сын этого мужика, в парадном мундире, увешанный орденами, барон Эмиль Бюссар д'Эспарвье, префект империи и первый советник министра юстиции при Карле X, скончавшийся в 1837 году церковным старостой своего прихода со стишками из вольтеровской «Девственницы»[10] на устах.

Ренэ д'Эспарвье в 1888 году женился на Марии-Антуанетте Купель, дочери барона Купеля, горнозаводчика в Бленвилле (Верхняя Луара); с 1903 года г-жа д'Эспарвье возглавляет общество христианских матерей. В 1908 году эти примерные супруги выдали замуж старшую дочь; остальные трое детей — два сына и дочь — тогда еще жили с ними.

Младший сын — шестилетний Леон — помещался в комнате рядом с апартаментами матери и сестры Берты. Старший — Морис — занимал маленький, в две комнаты, павильон в глубине сада. Молодой человек наслаждался там полной свободой, благодаря чему жизнь в семье казалась ему сносной. Это был довольно красивый юноша, элегантный, без излишней манерности; легкая улыбка, чуть приподнимавшая уголок его губ, была не лишена приятности.

В двадцать пять лет Морис обладал мудростью Екклезиаста[11]. Усомнившись в том, чтобы человек мог получить какую-либо пользу от своих земных трудов, он никогда не обременял себя ни малейшим усилием. С самых ранних лет этот юный представитель знатного рода успешно избегал ученья и, так и не отведав университетской премудрости, сумел стать доктором прав и адвокатом судебной палаты.

Он никого не защищал и не выступал ни в каких процессах. Он ничего не знал и не хотел ничего знать, избегая перегружать свои природные способности, милую ограниченность коих он старался щадить, ибо счастливый инстинкт подсказал ему, что лучше понимать мало, чем понимать плохо.

Блага христианского воспитания Морис, по выражению аббата Патуйля, получил свыше. С детства он у себя дома видел примеры христианского благочестия, а когда, окончив коллеж, он был зачислен на юридический факультет, то нашел у родительского очага ученость докторов, добродетель духовников и стойкость порядочных женщин. Соприкоснувшись с общественной и политической жизнью как раз во время великого гонения на французскую церковь[12], он не пропустил ни одной манифестации католической молодежи; в дни конфискаций он возводил баррикады у себя в приходе и вместе с приятелями выпряг лошадей архиепископа, когда того изгнали из дворца. Однако во всех этих обстоятельствах он проявлял весьма умеренное рвение; никто не видел, чтобы он красовался в первых рядах этого героического воинства, призывая солдат к славному неповиновению, или швырял отбросами в казначейских досмотрщиков и осыпал их бранью.

вернуться

1

Над романом «Восстание ангелов» А. Франс работал с перерывами около шести лет. Первый замысел произведения относится к 1908 г., когда, вскоре после окончания «Острова Пингвинов», писатель набрасывает несколько эпизодов «Самой удивительной истории на свете», которой он позже даст название — «Ангелы в Париже»

Поездка в 1909 г. в Южную Америку для чтения лекций, смерть в начале 1910 г. ближайшего друга Франса — госпожи де Кайаве надолго прерывают работу писателя над новым романом. Лишь в марте 1910 г., отправляясь по настоянию друзей в путешествие по Италии, Франс берет с собой рукопись «Ангелов в Париже». В своей записной книжке он отмечает 31 июля: «Хочу вновь приняться за „Ангелов“». В течение лета 1910 г. в записях Франса постоянно встречаются упоминания о работе над романом, который стал называться просто «Ангелы». К осени было написано семнадцать глав. Однако, увлекшись другим замыслом — книгой о французской революции XVIII века, Франс прерывает работу над «Ангелами» и возвращается к этому произведению только в конце 1912 г., завершив роман «Боги жаждут». В январе 1913 г. писатель заканчивает последнюю главу нового романа — сон Сатаны; с 20 февраля по 19 июня 1913 г. «Ангелы» печатались в газете «Жиль Блаз» (Gil Blase); в этом первом варианте было двадцать пять глав; в том же 1913 г. газета выпустила «Ангелов» отдельным изданием. Франс был недоволен первым вариантом романа и полностью уничтожил весь тираж издания «Жиль Блаза». Случайно сохранился лишь один экземпляр. Затем автор коренным образом переделывает свое произведение, значительно расширяет его, добавляет ряд эпизодов сатирического и бытового характера (злоключения книжечки Лукреция с пометками Вольтера, главы о папаше Гинардоне и юной Октавии, эпизод сумасшествия библиотекаря Сарьетта) и дает роману новое название — «Восстание ангелов», — более точно выражающее замысел писателя. В марте 1914 г. книга, состоявшая теперь из тридцати пяти глав, вышла в свет

Франс не считал свою работу над «Восстанием ангелов» полностью законченной. Из его записей и черновиков известно, что он думал вернуться еще раз к этому произведению и написать продолжение его. Сохранился следующий набросок плана второй части «Восстания ангелов»:

Что случилось с ангелами во время войны

Их размышления

Жалобы Сатаны

Торжество архангела Михаила

Но болезнь, а затем смерть помешали Франсу осуществить это намерение

Роман «Восстание ангелов» — смелая антирелигиозная сатира. Уже и до этого Франс неоднократно наносил меткие удары по религии и церкви («Таис», «Прокуратор Иудеи», «Пютуа», «На белом камне»). Он отрицал реальное историческое существование Иисуса Христа и его апостолов, отмечал общие черты между христианством и другими религиозными культами, показал связь католического духовенства с политической реакцией в Третьей республике. Друг Франса, Леон Кариас пишет в своих воспоминаниях о писателе, что на вопрос о его религиозных взглядах Франс без колебания ответил: «Да, конечно, я атеист»

Антирелигиозная тенденция творчества Франса нашла наиболее полное и глубокое выражение в «Восстании ангелов». В этом романе писатель осмеивает самые основы христианской мифологии, нелепость христианской легенды о сотворении мира, подчеркивает противоречия в библии и в евангелии. Бог Иагве изображен Франсом как тупой, жестокий и ограниченный деспот, небесные порядки отождествляются с устройством военизированного самодержавного государства. Образы ангелов несут в романе двойную функцию: с одной стороны — это бунтари, восстающие против деспотии глупого и жестокого бога, их образы служат автору для осмеяния и дискредитации библейских легенд; с другой стороны — сами ангелы являются созданием библейского мифа и в свою очередь подвергаются осмеянию и сатирическому развенчанию. Материализуя своих ангелов и низводя их на землю, Франс совершенно лишает их святости и какой-либо исключительности. Напротив, он в изобилии наделяет их всевозможными человеческими недостатками и пороками: они ничтожны, безнравственны, завистливы, трусливы. Все ангелы-хранители, действующие в романе, даны писателем в резко пародийном, комическом плане

Некоторые буржуазные критики, пытаясь умалить антирелигиозное звучание «Восстания ангелов», утверждали, вопреки очевидности, будто бы писатель осмеивает в романе не христианство, а лишь иудейского бога Иагве. Гораздо прозорливее их был некий ученый кардинал, который в 1922 г., делая в Ватикане доклад о «богопротивных сочинениях Анатоля Франса», отметил, что основной метод творчества писателя-сатирика — «метод карикатурно-иронического освещения фактов». «Без колебаний и со всей откровенностью надо признать, — продолжал кардинал, — что для нашей церкви этот прием хуже и опаснее, чем „исторический анализ“ Ренана»

Особое место в романе занимает величественный образ Сатаны. Этот образ давно интересовал писателя. В книге «Сад Эпикура» (1894), в сборнике «Колодезь святой Клары» (1895), в новеллах «Люцифер» и «Трагедия человека» Сатана выступает в роли носителя мудрости, защитника естественных законов жизни. Эта трактовка Сатаны находит свое завершение в романе «Восстание ангелов». В противоположность католическому толкованию Сатаны как олицетворения греха, как духа тьмы, Франс делает его в романе тираноборцем, носителем мысли, света, знания. В толковании образа Сатаны Франс опирается прежде всего на традицию английского поэта XVII в. Джона Мильтона, который в библейских образах отразил идеи английской буржуазной революции. Франс сам ссылается в романе на поэму Мильтона «Потерянный рай», приводя оттуда следующую строку: «Лучше свобода в аду, чем рабство в раю». Близкую к Мильтону трактовку образа Сатаны писатель мог найти и у Байрона («Каин»), и у Виктора Гюго (поэма «Caтир»), и у философа Ренана, называвшего Сатану «неудачливым революционером». Внешний облик франсовского Сатаны, исполненного мрачной и гордой красоты, навеян картиной бельгийского художника Антуана Виртца (1806–1865). Будучи в 1912 г., в период работы над романом, в Брюсселе и еще раз любуясь картиной Виртца, знакомой ему с детства, Франс писал: «Я был еще ребенком, когда в первый раз увидел это изумительное создание Виртца. Это самое высокое, самое прекрасное понимание образа Сатаны, какое только можно себе представить. Оно заключает в себе поэзию и философию, далеко превосходящие воображение Мильтона»

В отличие от всех своих предшественников, Франс отождествляет Сатану с богами дорогой его сердцу античности, и прежде всего с Дионисом — богом вина и веселья. Сатана-Дионис воплощает у Франса все, что противостоит христианству. Начиная с «Коринфской свадьбы» (1876), Франс постоянно противопоставляет антигуманистической христианской аскезе жизнерадостность античного язычества, показывает реакционную роль в истории человечества христианства с его фанатизмом и мертвящей схоластикой. Эта мысль лежит и в основе важнейшего эпизода романа «Восстание ангелов» — рассказа садовника Нектария. Рассказ Нектария — иносказательный обзор истории цивилизации. Франс рассматривает здесь историю односторонне, сводя ее лишь к борьбе жизнеутверждающего язычества и мрачного христианства, совершенно не затрагивая каких-либо социальных проблем. Для него важно доказать художественно осмысленными фактами истории то, что в публицистической форме он выразил в книге «К лучшим временам»; доказать, что церковь — «давняя истребительница всякой мысли, всякого знания, всякой радости». В рассказе садовника Нектария нашли выражение самые сокровенные мысли и взгляды писателя. Здесь весь Франс, с его преклонением перед античностью, с его ненавистью к христианству, с его гуманизмом, с его восхищением свободомыслием «века философов». Писатель особенно долго, тщательно и любовно работал над главами, посвященными Нектарию; по совершенству стиля они относятся к числу лучших его страниц

Отличительной особенностью зрелого творчества Франса было глубокое чувство современности. Роман «Восстание ангелов» сохраняет тесную связь с общественной и политической жизнью Франции накануне первой мировой войны. Франс вновь направляет стрелы своей сатиры против ненавистного ему «триумвирата священника, солдата и финансиста», высмеивает религиозное ханжество семьи д'Эспарвье; в образе барона Эвердингена, готового на выгодных условиях поставлять оружие одновременно и небу и аду, он создает сатирически обобщенный образ буржуазного дельца. Писатель обличает позорную и губительную для Франции власть финансовой олигархии, подвергает осмеянию тупых полицейских, глупых министров — верных и подобострастных слуг финансовых магнатов

Роман «Восстание ангелов» был закончен в гнетущей предвоенной атмосфере, в нем чувствуется глубокая тревога писателя за судьбу людей. Как и в «Острове пингвинов», Франс негодует против капиталистов, для которых война — это коммерческое предприятие, и резко осуждает «неразумных европейцев, замышляющих взаимное истребление»

Во многих своих произведениях Франс противопоставлял буржуазной действительности образ ученого-гуманиста, хранителя величия и красоты человеческой мысли и культуры. Ученый книголюб появляется и на страницах романа «Восстание ангелов». Однако он претерпел разительные изменения и мало похож на своих предшественников. Писатель, придя к твердому убеждению о необходимости соединения мысли и действия, окунувшись в самую гущу общественной жизни и борьбы, далек теперь от идеализации мыслителя, живущего лишь среди старых книг и пожелтевших рукописей. Образ жалкого маньяка, библиотекаря Сарьетта — сатирическое развенчание такого духовного отшельничества. В противовес ему в романе ярко звучит тема активного вмешательства в жизнь, связанная по сюжету с восстанием ангелов против небесного самодержца, — тема бунта против несправедливости и ниспровержения ложных святынь. Этот бунтарский пафос — существенная черта произведения; здесь снова встает тема революции, уже возникавшая в романах «Остров пингвинов» и «Боги жаждут». Книга «Восстание ангелов» создавалась в годы реакции накануне первой мировой войны, в трудные для А. Франса годы тяжких раздумий, мучительных сомнений и горьких ошибок. Писатель сохраняет убежденность в неминуемой гибели буржуазного мира, но вопрос о революции рассматривается в романе не как практическая задача общественной борьбы, а вне конкретной социальной действительности, в некоем космическом плане, переносится в область фантастики. Вывод, к которому приходит в романе писатель, пессимистичен: революция не может привести к торжеству свободы и справедливости, в результате ее угнетенный становится тираном, а бывший тиран — жертвой нового насилия. Таков мрачный аллегорический смысл сна Сатаны — одного из важнейших эпизодов романа, являющегося ключом к произведению. Трагический образ Сатаны возникает в творчестве Франса почти одновременно с таким же трагическим образом Эвариста Гамлена («Боги жаждут»). Однако следует помнить, что роман «Восстание ангелов» не закончен и финал первой части нельзя считать окончательным выводом из всего произведения. Немаловажно и то обстоятельство, что роман писался в период реакции; пессимизм Франса — автора «Восстания ангелов» — в значительной степени объясняется слабостью современного ему социалистического движения во Франции, а также его разочарованием в буржуазных революциях, которые, как он видел, привели лишь к победе ненавистного писателю буржуазного строя. Но ограниченность буржуазных революций, никогда не посягающих на основы частнособственнического общества, писатель ошибочно возводил в закон развития всякой революции вообще. Только Октябрьская социалистическая революция в России заставила А. Франса пересмотреть свои взгляды и решительно встать на ее сторону

Таким образом, роман «Восстание ангелов» был в творчестве Франса не только одним из блестящих образцов сатирического мастерства, богатства фантазии, виртуозности стиля; он был выражением и тех мучительных сомнений, тех трагических противоречий, в которых билась мысль писателя и которые были в дальнейшем разрешены самой жизнью

Художественное своеобразие романа «Восстание ангелов» определяется причудливым сочетанием двух планов: реального в фантастического, конкретного и символического. Эпизоды из жизни предвоенного буржуазного Парижа сменяются апокалиптическими картинами, парижский кабачок, по воле автора, соседствует с престолом бога и адской бездной; мудрый Нектарий, перед глазами которого прошли века истории, встречается на страницах книги с любимицей националистической публики, певичкой Бушоттой. Так же как и в «Острове пингвинов», Франс обращается к приему аллегорического повествования; однако аллегория здесь лишена той конкретной основы, которая была присуща ей в «Острове пингвинов». Стремление к аллегорической фантастике характерно для последнего периода творчества Франса. Он думал написать еще один роман в таком плане — «Циклоп», где, рассказывая о судьбе Полифема и других циклопов, переживших человеческий род, писатель хотел затронуть ряд философских и социальных проблем. «Это должна была бы быть, — писал Франс, — трагическая и шутовская сатира… в духе „Восстания ангелов“ и „Острова пингвинов“».

Разрабатывая жанр философско-сатирического аллегорического романа, Франс продолжал традиции Рабле и Вольтера. Не случайно свою большую работу о Рабле он пишет сейчас же после окончания «Острова пингвинов», одновременно с романом «Восстание ангелов». Глубина мысли, смелость и острота антиклерикальной сатиры, подчеркнутая эрудиция, гротескные образы, нарочито шутовской характер отдельных эпизодов — все это роднит роман «Восстание ангелов» с творчеством великого сатирика XVI в. И так же как некогда Франсуа Рабле просил читателя добраться до сути, до «мозга» его книги, так же и Франс писал одному из своих друзей и читателей — Жюлю Куэ: «Простите этой книжечке ее легкомысленный тон и некоторую вольность языка, это в ней не самое главное. Обратите внимание на философские и религиозные мысли, пронизывающие почти все ее страницы… Проблема зла, которая Вас так беспокоит и печалит… тайна всеобщего несчастья — вот серьезный смысл этой сказки»

Роман «Восстание ангелов» вышел в свет за несколько месяцев до начала первой империалистической войны. Книга имела большой успех. За полтора месяца было распродано шестьдесят тысяч экземпляров. Левая критика приветствовала новый роман Франса, подчеркивая его антибуржуазную и антиклерикальную направленность. С другой стороны, книга вызвала неистовую злобу служителей церкви; особо рьяные из них призывали запретить А. Франсу, «этому одержимому Вельзевулом», писать и печатать свои произведения. Папа Бенедикт XV в том же 1914 г. специальным распоряжением запретил католикам читать «Восстание ангелов». Это был шаг к полному запрещению сочинений Франса, что и было осуществлено Ватиканом несколько позднее, в 1922 г

Цензура царской России отнеслась к роману весьма неодобрительно. В своем докладе Центральному Комитету иностранной цензуры в марте 1914 г. цензор Васенцович-Маркович указывал на «кощунственный характер всей книги». Роман был запрещен

В первые годы советской власти роман «Восстание ангелов» привлек внимание ряда русских театров своей сатирической направленностью и был несколько раз инсценирован.

вернуться

2

Вторая империя — то есть империя Наполеона III (1852–1870).

вернуться

3

…в применении декретов Ферри о конгрегациях… — Конгрегация — объединение монастырей, принадлежащих к одному и тому же ордену. Декретами от 29 марта 1880 г., предложенными министром просвещения Ферри, французское правительство предписало иезуитам закрыть их учебные заведения; остальным конгрегациям был предоставлен трехмесячный срок для выяснения вопроса об их легализации.

вернуться

4

…в правление президента Фальера возвратились времена Деция и Диоклетиана… — Римские императоры Деций (249–251) и Диоклетиан (284–305) преследовали христиан. Во время президентства Армана Фальера (1906–1913) во исполнение закона об отделении церкви от государства (1905) во Франции закрывались школы при монастырях, урезывались монастырские земельные владения, часть церковного имущества была передана благотворительным учреждениям.

вернуться

5

Конкордат 1801 года — договор между Наполеоном I и папой Пием VII, действовавший во Франции до 1905 г. Согласно этому конкордату католицизм признавался государственной религией Франции.

вернуться

6

«Сердце Иисусово». — Культ «Сердца Иисусова», введенный папой Пием IX во Франции в 1874 г., был направлен на восстановление во Франции светской власти папы и поддерживался реакционными кругами.

вернуться

7

Третья республика — была провозглашена 4 сентября 1870 г. после низложения Наполеона III.

вернуться

8

…верованиях эпохи Симмаха и Амвросия. — Симмах (IV в.) — римский писатель и политический деятель, защищал античную религию; его противником был миланский епископ Амвросий, ожесточенно боровшийся против язычества и различных ересей в христианстве.

вернуться

9

В годы ожесточенных дебатов об отделении церкви от государства… — Законопроект об отделении церкви от государства был внесен в парламент в октябре 1904 г. и утвержден после ожесточенных дебатов 9 декабря 1905 г.

вернуться

10

«Девственница» — то есть сатирическая антиклерикальная поэма Вольтера «Орлеанская девственница» (1730–1735).

вернуться

11

Екклезиаст — одна из книг библии, приписываемая царю Соломону; в ней говорится о суетности земной жизни и о тщете мирских дел и забот.

вернуться

12

…во время великого гонения на французскую церковь… — то есть в 80-е и 900-е годы, когда были приняты законы, ограничивающие деятельность и влияние католической церкви на общественную жизнь Франции.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: