Но остаются еще Меркурий, Марс и Венера. И их вхождение в Весы говорит о том, что, какие бы ветры, холода, туманы и мрак ни сопутствовали слиянию планет, главным следствием, скорее всего, будет паника.
Несмотря на все это, сентябрь 1186 года не был богат событиями.
Но в это время, собирая силы над Аралом и вея над долинами Центральной Азии, рождался другой, гораздо более мощный ветер, чем те, о которых шла речь в предсказаниях.
Глава 8
Скорпион
Зловонный ветер
Родившись в Центральной Азии или Западном Китае, пройдя старыми дорогами караванов и морскими путями, она оказалась в Европе. Случилось это, видимо, в начале сороковых годов XIV века. В Англию она проникла через суматошный порт Бристоля, а на континент — через один из итальянских торговых городов вроде Генуи. Портовая жизнь кипела и там, и там: грузчики разгружали корабли, везшие из портов Африки и всего Средиземноморья специи, шелк, соль, пеньку, кедр и зерно. Одномачтовые суда нельзя назвать образчиками чистоплотности, поэтому гавани были грязны и засыпаны хламом, вдоль пристаней собирались кучи мусора, а влажный воздух пропитался неискоренимой вонью. Изможденные от тяжелого труда люди опускались в грузовые трюмы по сырым деревянным лестницам и затем, поднявшись, бросали тяжелые ящики с товаром на палубу. Их ногти были черны, волосы спутаны и сальны. За долгие часы работы пот превращался в соляные струпья.
Если на следующий день, через неделю или месяц одного из грузчиков находили мертвым в каком-нибудь проулке или в портовой таверне, это никого не удивляло. Жизнь человека в XIV веке была коротка, а тяжелый труд — опасен. Неизбежные несчастные случаи не считались чем-то из ряда вон выходящим. Vulnerant omnes, ultima necat, как говорили древние. Ранят все, а последний убивает[32].
Но эта смерть была иной. Такого еще никто не видел. Тело покрывали черные набухшие бубоны, сыпь выступала точно по лимфатическим узлам. Некоторые прыщи лопнули, и из них вытек гной.
Для осмотра трупа вызвали городские власти. Пригласили и местных лекарей. Они пришли к единому печальному выводу. Что-то молниеносное и беспощадное поразило несчастного. Но это не тиф, который они узнали бы, не холера и не какая-нибудь зараза из десятка известных инфекций. И точно не оспа. Наиболее проницательные из них ежились от предположений.
За два года чума — а это была она — ураганом пронеслась по Англии, Италии, Германии и Нидерландам. Докатилась до Венгрии на востоке и прибалтийских государств на севере, опустошила Скандинавию, а итальянские купцы разнесли ее по всему Средиземноморью. Чума была безжалостна, но протекала у всех по-разному. Заражались целые деревни и города. При этом некоторые заболевшие выживали, другие умирали после долгих страданий, а третьих болезнь подкашивала и убивала за считаные часы после проявления симптомов. Врачи гибли вместе с пациентами, мерзавцы — наравне с порядочными людьми. Крестьяне падали замертво в полях, принцы и принцессы — в замках. Вымирали целые династии. Эдуард III, король Англии, тщательно готовил свадьбу своей дочери Жанны и Педро, наследника короля Альфонсо Кастильского. Этот брак должен был дать начало англо-испанскому альянсу. Юная благочестивая красавица Жанна умерла в Бордо по дороге в Испанию, а ее приданое пропало. «Но узрите, с какою глубокою горечью в сердце сообщаем мы вам сие, — писал король Эдуард королю Альфонсо, — смерть вероломно похитила у нас обоих возлюбленную дочь» [126].
Теперь перейдем от королей к их подданным. Барнард Торний, средневековый врач, практиковавший в конце XV века, собирается провести вскрытие. Именно его отчет о том вскрытии каким-то образом попал в анналы истории. Профессор медицины в Пизанском университете, Торний был не только ученым, но и практикующим врачом, справлявшимся со всеми тяготами и требованиями этой сложной профессии. Он родился в 1452 году, а умер на сорок втором году жизни. Его отчет о вскрытии, написанный на приземленной средневековой латыни [127], достаточно прямолинеен, что выдает в его авторе человека, убежденного в собственной важности.
Умерший — молодой человек. Торний начинает отчет с соболезнований его отцу. Тяжело, когда твоего ребенка уносит недуг, особенно такой, добавляет Торний с нетипичной для него скромностью, что «неизвестен врачам».
Торний продолжает рассекать ткани. Он, разумеется, не надел перчаток. И если запах его не останавливает, то только потому, что, проведя сотни вскрытий, доктор к нему притерпелся. Торний пишет:
Желудок крайне вздут, хотя живот вздут не был. Однако, отделив… брюшину от брюшной полости, мы увидели кишки и мочевой пузырь, который опух и полон мочи.
Вскрытие идет по продуманной схеме:
После извлечения толстой и слепой кишок в них обнаружилось больше газов, чем переваренной пищи. После извлечения подвздошной, тощей и двенадцатиперстной кишки было найдено два червя, довольно крупных и белых, в которых слизи больше, чем какой-либо иной жидкости.
Внутренние органы осматриваются по порядку, и ключевую подсказку дает печень:
Вокруг источника почечных вен в полости воротной вены наблюдается явная преграда, через которую вся полость заполнялась вредоносной жидкостью.
Далее Торний заключает, что его работа закончена:
Увидев столько, я не стал осматривать далее иные органы, ибо причина смерти, по моему мнению, очевидна.
После чего — обязательная кода: Торний опрокидывает на отца умершего юноши весь вес и величие собственного проникновения в древнюю медицинскую традицию. Торний увидел ту «явную преграду» «своими глазами», а Гален, писавший еще во II веке н. э., заметил в шестой книге своего трактата Therapeutica: «Вопросы, требующие обдумывания, следует обдумывать». К такой мысли и в наши дни трудно придраться. Именно эта цитата из медицинской литературы убедила Торния в том, что можно смело доверять своим органам восприятия и своему разуму.
Какой бы ни была его тяга приводить слова авторитетных медиков, доктор Торний, как видно, хорошо знал строение человеческого тела. Тщательность проведения осмотра, отраженного в отчете, бросается в глаза. Так же как и осмысленная попытка расставить жуткие результаты в контексте убедительной цепочки причин и их следствий. Если то, что делает Торний, не наука, тогда что же наука?
Другой средневековый врач, Жан Ганиве, оставил отчет о своей работе, на удивление не похожий на отчет профессора Торния. Тут смерть предсказывается, а не объясняется. Подобно Торнию, Ганиве был профессором, но на кафедре богословия, а не медицины. Он читал лекции во Вьенском университете на юго-западе Франции. Медицина интересовала его не только с практической, но и с теоретической точки зрения. И, как многие лекари в истории человечества, он быстро пришел к выводу о том, что клинический опыт слишком ценен, чтобы тратить его на пациентов. Ганиве решил написать книгу. В результате появилась Amicus Medicorum («Друг врачей»). Увидевшая свет в 1496 году, эта книга вскоре стала главным трудом по медицине, связующим звеном между медициной и астрологией, а также между смертью тела и жизнью звезд. В этом трактате доктор Ганиве пишет о сложных вопросах, по которым другие врачи просили его совета, при этом более всего его занимает астрология.
В год Господа нашего Иисуса 1431-й, на седьмой день августа, который был днем Марса, по истечении семи часов с полуночи, в час Солнца, некий мастер ремесел и доктор медицины по имени Анри Амиси, уроженец Брюсселя, что в Брабанте, спросил по поручению старшего декана Вьена, который занемог, выживет ли он. Так случилось, что в час сей был виден знак небес над Вьеном [128].
32
Надпись на циферблате башенных часов.