— Статистикой не занимался, — сухо ответил Володя.

— Ну, разумеется, — торопливо повторил Андрей, — но так или иначе, большое вам спасибо. Честно говоря, я до сих пор не могу себе простить. Не дождался тогда Валюшу, чтобы проводить. Очень жалею, что не оказался на вашем месте.

— Я тоже, — с едва уловимой усмешкой сказал Володя.

Андрей снял руку с Валиного плеча и несколько растерянно спросил:

— В каком смысле?

— В самом прямом. Если бы на моем месте оказались вы, вам и пришлось бы драться.

Валя внимательно глядела на Володю. Лицо его приобрело угрюмое выражение. Задорномальчишеские нотки, совсем недавно звучавшие в его голосе, исчезли.

— Вы жалеете, что вступились за Валю? — уже с явным недружелюбием произнес Андрей.

— Ну вот что, — вмешалась Валя, — прекратим этот никчемный разговор.

Она не на шутку рассердилась на Андрея. Какое право он имеет разговаривать с Володей таким тоном? И зачем он на глазах Володи уверенно-хозяйским движением привлек ее к себе, как бы подчеркнув этим свое право говорить от имени их обоих.

Она демонстративно взяла Володю под руку и сказала, ни к кому в отдельности не обращаясь:

— Пойдемте танцевать.

— Спасибо, — сказал Володя, осторожно освобождая руку, — но мне пора.

Не попрощавшись, он пошел по коридору.

Валя надеялась, что Володя хоть обернется, но он не обернулся.

— Идем, Валюша, — мягко, но настойчиво сказал Андрей, увлекая ее в зал.

Оркестр играл танго, Андрей уже от двери повел Валю в танце, чуть прикасаясь руками к ее плечам. Валя сделала несколько движений и вдруг поняла, что не хочет танцевать, не хочет оставаться в этом зале, не хочет видеть Андрея…

Она коротко сказала: «Не хочу больше, не буду!» — и бросилась к выходу в надежде, что ей еще удастся догнать Володю. Разом окинула взглядом коридор во всю его длину, но никого не увидела. Побежала в конец коридора, распахнула дверь, на нее подуло холодным, зимним ветром. Володи нигде не было.

Валя медленно пошла обратно и вдруг увидела его. Он сидел в нише на подоконнике и курил. «Неужели ждал меня? — подумала Валя. — Неужели чувствовал, что я приду?»

Она подошла к нему и тихо сказала:

— Как хорошо, что вы не ушли!

Не сговариваясь, они оделись и вышли на улицу. Валя даже не сказала Андрею, что уходит.

Почему, как это случилось? Валя не смогла бы ответить на этот вопрос даже самой себе. Может быть, ей хотелось еще раз поблагодарить Володю. Может быть, она надеялась загладить обидно-пренебрежительный тон Андрея. Может быть, ей нужно было что-то спросить…

Да, все это было именно так, но главное заключалось не в этом. Просто у нее возникло непреодолимое желание снова быть с Володей, видеть его, говорить с ним.

С этого все и началось.

— У него была трудная судьба, — медленно продолжала Валя. — Отец погиб на фронте. Мать умерла, Володе было тогда пять лет. Его отдали в детский дом. Там он жил, учился в школе… Учился вроде хорошо, но учителя его почему-то не любили. И он их не любил… Не всех, конечно…

— Как это понимать? — спросил Митрохин.

Валя пожала плечами.

— Не знаю… Ему казалось, что они не всегда действуют по… правде… Так он мне говорил. Потом хотел стать инженером-электриком. По радиотехнике. Об этом он мечтал еще в школе. Провалился на экзаменах в институт. Пошел на курсы шоферов: деньги надо было зарабатывать. Но шофером работать не стал: объявили набор на курсы электромонтеров. Ведь это его мечта была — электротехника… Окончил курсы и пошел работать на Энергострой…

— Подождите, Валентина Николаевна, — прервал ее Митрохин, — все это уж очень похоже на анкету. Вот вы сказали, что учителя не любили его и он их не любил. Потому, дескать, что они… словом, что-то насчет правды. Как это понимать?

«Ах ты, боже мой, — подумала Валя, — неужели я упомянула об этом! В конце концов я и сама толком ничего не знаю. А он еще подумает невесть что».

— Я и сама этого не понимаю, — поспешно сказала Валя. — Думаю, просто так, чепуха…

— Какой у него характер? Он всегда ведет себя так, как вел на суде?

— Нет, нет, что вы! Правда, Володя — человек очень резкий и… я не знаю, как это назвать, не упрямый, нет, а упорный! Если считает что-то правильным, его трудно переубедить. А на суде… Да, на суде он вел себя странно.

— Он рассказывал вам о своей работе, о том, как относятся к нему товарищи, администрация?

— Нет. То есть рассказывал, конечно, только не то, что вы думаете. Впрочем, я знаю, у него на работе были неприятности. Я всегда чувствовала, когда у него что-нибудь не так.

— Вот видите, — сказал Митрохин, — значит, в характеристике написано верно! Он рассказывал вам, какие именно неприятности?

«Что-то я не то говорю, совсем не то!» — лихорадочно думала Валя.

— Вы меня неправильно поняли, — снова заторопилась она. — Просто Володя все принимал очень близко к сердцу. Помню, как-то он мне сказал: «Не пойму я некоторых людей. Кажется, чего бояться? В тюрьму за правду не сажают, с работы не увольняют. Веди себя честно… Так нет. Что-то еще сидит в некоторых людях… Своя рубашка ближе к телу».

— Так, так… — задумчиво проговорил Митрохин. Он помолчал немного. — Еще один вопрос. Последний. Вы его… очень любите?

— Очень! — громко произнесла Валя и высоко подняла голову. — И я уверена, понимаете, уверена, что его дело должно быть пересмотрено!

— Только потому, что вы его любите? — спросил Митрохин с добродушно-иронической усмешкой.

— Нет! — воскликнула Валя. — Потому что этот приговор несправедлив. Я верю в Володю!

— Что ж, — медленно покачал головой Митрохин, — в старину говорили: вера горами движет…

— Вы… поможете ему чем-нибудь? — с надеждой спросила Валя.

— Я? — переспросил Митрохин. — Но что же я могу сделать? Ведь нет же никаких фактов!..

— Значит, никто ему не может помочь? — упавшим голосом произнесла Валя.

— Почему же никто? Есть прокуратура, да и сам он имеет право обжаловать приговор в городской суд. Конечно, если есть повод для обжалования.

— Если есть повод, — чуть слышно повторила Валя и торопливо встала.

— Подождите! — Митрохин вытащил из кармана потрепанную записную книжку и карандаш. — Дайте-ка мне на всякий случай ваш адрес. И телефон, если есть.

Думая о другом, Валя механически назвала улицу, номера дома, квартиры и телефона.

— До свидания… Валя! — сказал Митрохин, в первый раз обращаясь к ней по имени. — И возьмите свое эскимо. Ну, возьмите!..

Наступил вечер. Валя медленно шла по улице.

«Теперь уже поздно, — говорила она себе, — все учреждения закрыты. Завтра с утра пойду добиваться свидания… Но куда идти? Какая глупость — я не спросила Митрохина о самом главном: кто может разрешить свидание с Володей? Теперь не знаю, к кому обратиться. Впрочем, как же так? Ведь есть следователь Пивоваров. Неприятный человек. Ну и что из того, что неприятный? Попрошу свидания с Володей, и только. Имеет ли он право отказать? Если откажет, пойду дальше. Спрошу Пивоварова, кто его начальник. Добьюсь свидания с Володей во что бы то ни стало!..»

Неожиданно Валя снова услышала за спиной приглушенные звуки гитары.

Долговязый парень в ковбойке шел по мостовой, у самой кромки тротуара, чуть наклонив голову, словно прислушиваясь к тем звукам, которые издавала гитара под его рукой.

Валя сразу поняла, что он ждал ее и теперь шел за ней по пятам, но она даже не рассердилась. Ей просто стало еще грустнее.

«Володя, Володя! — мысленно твердила Валя. — Почему ты так упорно не хотел взглянуть на меня? Ведь ты знал, что я в зале, я поняла это по твоим глазам, когда ты наконец обернулся. Тебе было стыдно? Или ты беспокоился за меня? Боялся, что я не выдержу и брошусь к тебе?.. Может быть, ты думаешь, что я откажусь от тебя, поверю тому, что говорили на суде? Но почему ты не защищался, почему?!»

Нет, она никогда не видела его таким, как на суде…