И Рик до предела нажал на педаль акселератора- машина вихрем понеслась вперед, оставляя за собой рыжую стену пыли.

Музыка гремела, гитары мерно отбивали ритм и мужской голос из динамиков запел:

Дом с тобой,

дом со мной,

дом со светом любви,

дом в котором мы.

Там тихая радость,

там светлый покой,

ты моя сладость,

я рядом с тобой...

Абром запел, почти у самого уха Рика- пьяно фальшивя. Кайнс уже сидел на диване, выглядывал из- за спинки переднего кресла, смотрел вперед и громко пел.

Уже не уйду,

там нет тревог,

там розы в саду,

и милый порог...

Рику показалось, что они несутся на полной скорости к прозрачному, светлому небу, что если еще немного прибавить скорость, то машина оторвется от Тверди и взлетит. Он не заметил, как тоже запел, а Гай- с покрасневшим, печальным лицом, вдруг разрыдался и, утирая рукой слезы- пьяные, несдержанные, размазывая их по своим щекам, говорил Рику:

• Скажи ей, Рик. Так нельзя. Она же любит тебя.

Его голос потонул в голосе общей песни.

Неразлучны теперь,

не будет потерь,

я здесь

навсегда.

Дом, где ты,

дом, где я.

Мы вместе любя.

Навсегда, навсегда...

Рик смотрел перед собой в небо, в его бесконечную глубину и уже сам верил в то, что они взлетели. И было сейчас важно, только это движение вперед, к призрачному, прятавшемуся в высоте, счастью, и чувство ясной грусти, охватившее его и мчавшееся с ними в пыли дороги.

******* *******

Глава восьмая.

Белые касты.

Послеобеденная жара проникла в тень помещений полицейского участка- густая и удушливая, воздух в кабинете Рика замер, застыл, как кисель.

Ветра на улице- многолюдной и шумной, было.

• Три неопознанных трупа за последний месяц.- Дук Шопеллер нависал над его письменным столом, как уличный фонарь нависает над тротуаром, его недовольство загубленной отчетностью участка, усиливалась жалобами на знойный день.- Сейчас сдам все это в архив и отправлюсь на пляж. Дышать нечем! Сдохнуть можно.

Рик молчал.

Подписывая бумаги эксперта с вклеенными в них фотографиями умерших и никем неопознанных людей, его рука, взявшая последний лист отчета, замерла.

Надпись под фотографией, гласила:

« Неустановленный труп.

Женщина, возраст 45- 55 лет, брюнетка, причина смерти- перелом основания черепа. Травма получена в результате наезда автомобилем.»

Дальше шло перечисление сопутствующих повреждений тела, описание внешнего вида трупа и номер дела.

Рик смотрел на фотографию.

Запечатленная на ней женщина была мертва. Ее голова- неестественно вывернутая вправо, покоилась на асфальте, черные волосы растрепались и лежали смоляной мочалкой на плечах и шее, а открытые глаза равнодушно взирали, куда- то вдаль. В углу ее рта виднелась кровь.

Дук спросил:

• Ты ее знаешь?

Рик постарался не медлить с ответом:

• Нет. Одета прилично. Таких потом опознают родственники.

• Если они есть.

• Если они есть. Когда она погибла?

• Там стоит дата. Две недели назад.

• Ага. Кто вел дело?

• Мирол. Тот, кто ее сбил- не найден. Свидетели видели машину, но путаются в определении ее марки. Единственное, что известно, так это то, что номер машины был замазан грязью.

Рик еще раз взглянул на фотографию женщины на асфальте, расписался своей черной, чернильной ручкой и отдал все бумаги Дуку, сказал:

• Терпеть не могу все эти дела с «потеряшками».- «Потеряшками» в их участке было принято называть неопознанные трупы.- Люди редко бывают совсем одни. Этот мир, Дук, катится в помойную яму.

• Он уже там, Рик.- Дук сложил все листы с фотографиями в свою кожаную папку и, похлопав Рика по плечу, вышел из кабинета.

Дверь за собой он не закрыл.

Рик медленно взял лежавшую на столе пачку папирос, вынул одну и закурил. Он смотрел перед собой, в противоположную стену, где стоял кособокий, деревянный табурет, а на нем громоздилась пачка пыльных, связанных «бечевкой», бумаг.

Табачный дым ел ему глаза.

Где- то на улице, проникая в кабинет через открытое настежь окно, раздавались нетерпеливые гудки клаксонов.

Она мертва.

Он вспомнил ее лицо- там, в автобусе, бледное, настороженное лицо, обеспокоенной, чем- то, взволнованной женщины, так старавшейся выглядеть по- деловому.

«- Вы очень похожи на своего деда, Рикслейм.»

Он внес дату их встречи в свой блокнот, но и не заглядывая в него, был уверен- она умерла почти сразу- же после того, как вышла из автобуса.

«- Тот, кто ее сбил- не найден».

И не будет найден.

Убийство, обставленное, как несчастный случай.

Те, кто ее убили, вели за ней слежку, а значит должны знать о нем, и этим людям очень нужна та тетрадь.

Рик раздавил окурок папиросы в стеклянной пепельнице- упрямо и зло.

«- Тетрадь вы не получите, господа»,- он откинулся на спинку своего кресла, положил руки на стол: «- Со мной этот номер не пройдет».

В его памяти всплыли слова из старинной тетради, написанные некой «бабушкой Тосей»:

«...- Склим был убит в полицейском участке, его застрелили...»

Рик закопал тетрадь пришельца в лесу, уложил ее в жестяной футляр от музыкальных пластинок, сам футляр завернул в брезент. Такое или очень похожее на его возникшее теперь беспокойство, наверное, испытывают воришки, спрятавшие ворованные вещи где- то в тайнике. Желание проверить на месте ли сейчас его тетрадь, овладевало Риком с каждой минутой все больше, пока он внутренне не пресек эти мысли.

Тетрадь на месте.

Кто ее найдет? В лесу? Кто его мог видеть ночью?

Он снова закурил.

******* *******

На стене, в кабинете Дика Школы, прямо за его мягким креслом, обшитым коричневой, потертой кожей, висела большая карта. Солнце ярко освещало письменный стол, заваленный бумагами с одной стороны, и промасленными обертками от уже съеденных пирожков, с другой. Черный телефонный аппарат громоздился справа от капитана, в самой гуще бардака на столе.

• Надо по маячить, Рик. Я понимаю, что вечер пропадет, но они уже сократили штат полиции, теперь хотят урезать и наше жалование. Этим умникам кажется, что мы зря едим свой хлеб.- Дик затянулся своей папиросой, поморщился, стряхнул пепел в стоявшую перед ним керамическую пепельницу- когда- то белую, а теперь почерневшую и страшненькую.- Хорошо, что меня предупредили. Постоите на дороге часика три...

• Часика три. Может пошлешь Аброма? У меня дел по горло.