- Прекрати, сейчас же прекрати,- сдавленно шептал Яр. Ему было страшно, его трясло. Его родной брат, его живая копия, не оставил на теле ни одного нетронутого места, прошёлся ладонями от лица до ягодиц.

Яр согнулся в спазме – Матвей добрался до ширинки на джинсах, вжикнул молнией, целуя уже там. Ноги отказали мгновенно, Яр сполз вниз. Сверкнули глаза – его собственные, кошачьи, каждый день смотрящие на него из зеркала; язык облизал пересохшие губы, такие же, как у него – чуть смазанные, немного неаккуратные.

Всхлипывающий стон:

- Перестань, Матвей…

И неожиданный резкий окрик из темноты:

- Матвей! Яр! Ребята, где вы?

Лиса стояла у самой кромки воды, не решаясь зайти в пугающую темноту лесопосадки. Их она не видала, отделённая густой стеной шиповника, но точно слышала, раз пришла именно сюда.

Матвей даже не обернулся, притянул к себе застывшего от ужаса Яра, подмял, вдавил в остывающую к ночи землю. Терпко пахнуло прелой листвой.

- Нет, не надо,- одними губами прошептал Яр, вцепившись в широкие плечи Матвея. Больше он не вырывался – боялся выдать себя прислушивающейся в нескольких шагах от них девушке. Сумасшествие Матвея его страшило не так сильно, как то, что кто-то посторонний это увидит.

Полетела на землю снятая с него майка. Пальцы брата осторожно коснулись обнажившейся кожи на животе. Прошлись вверх, к груди, к твердеющим помимо воли соскам. В лицо бросился жар – Матвей склонился и поцеловал один из них, нежно, ласково вбирая губами. Осторожно прикусил, пощекотав языком самую вершину. Отстранился, провёл ладонью по лицу трясущегося Яра, прикусившего собственное запястье, чтобы не кричать, не стонать и не плакать.

- Я люблю тебя,- прошептал он, и Яра затрясло ещё сильнее. Какая любовь?! Это грязно, гадко, неестественно! Это не то, что он знает, и о чём слышал. Его брат не должен до хруста в костях сжимать его в объятиях, целовать, изучать бесстыжими ладонями. Эта не та любовь, которую он знает.

- Тогда отпусти…

- Никогда.

Матвей снял ветровку, майку, раздвинул Яру ноги, лёг сверху, заключая в кольцо из рук, поцеловал шею, скользнул выше – по скуле, губам.

Краем глаза тот заметил, как Лиса уходит прочь, настороженно косясь на идущую следом за ней Барселону. Выждал, сколько мог, чтобы шум точно не привлёк внимания. Чуть извернулся и выкинул руки вперёд. Хлоп по ушам! Не ожидающий подобной подлянки, Матвей осоловело мотнул головой и мешком упал на Яра. А тот поспешно выбрался из-под него, подобрал майку и дал дёру.

В висках стучала кровь, голова раскалывалась от всего случившегося, перед глазами знакомо плыли цветные круги.

- Яр!

Раздосадованный окрик сзади подхлестнул получше всякого кнута. Не разбирая дороги, Яр побежал вперёд. Задел плечом гибкий орешник, рассёк щёку гледичией.

- Яр, вернись!

Сзади бежал Матвей, и он, в отличие от младшего брата, отлично видел в темноте.

Яр оступился, покатился по земле, пересчитывая рёбрами попадающиеся острые камни. Быстрее, быстрее. Куда угодно, лишь бы отсюда подальше, прочь от темноты и требующего вернуться к нему Матвея. Если бы он только крикнул, что он не хотел, что он больше не будет, что у него мозги помутились… Яр бы поверил, Яр бы простил, Яр бы закрыл и этот момент в дальнем ящике.

- Где ты? Яр!

Матвей пробежал совсем рядом, Яр только успел отдёрнуть с тропинки ноги. Отполз в сторону, прижался к дереву, стараясь восстановить сбившееся дыхание. В боку кололо, сердце колотилось в рёбра, а на коже вместо ссадин и царапин горели прикосновения Матвеевых пальцев и губ. Провёл рукой по животу, пытаясь убрать это ощущение. И в ту же секунду сзади обхватила знакомая сильная рука, прижимая к дереву.

Он бы и отбился, удрал, вот только сил не осталось. Его отражение склонилось к нему, беззлобно глянуло тёмными карими глазами, коснулось лбом лба, шепнуло:

- Я же говорил, что не отпущу…

Прижало к себе, поцеловало царапину на щеке, слизнуло кровь. Руки обняли трясущиеся плечи. Больше Яр не сопротивлялся. Безропотно позволил уложить себя в траву, стянуть джинсы, бельё.

- Не бойся,- шептал Матвей,- не бойся… мой Яр… мой… никому не отдам…

Чужая рука легла на член, мгновенно заставляя тот вырасти в размерах, погладила головку. Яр закрыл глаза, закусил губу, вцепился Матвею в плечи. Изнанку век обожгло слезами.

- Всё хорошо,- тихонько шелестел голос брата в голове.- Тише… тише…

Ладонь скользнула по стволу – вверх, вниз. Пальцы пощекотали уздечку. Яр выгнулся, застонал от возбуждения и едва сдерживаемой истерики.

- Тш…- голос Матвея.

Склонился и поцеловал в макушку. Вторая рука прошлась по животу, собирая бисеринки проступившего пота, и опустилась к промежности. Ниже… Внутрь с усилием вдавился палец. Яр не удержался и дёрнулся, пытаясь вырваться из объятий брата, опутывающих, точно липкая паутина.

- Расслабься…- прерывистое дыхание на лице.

Яр молча помотал головой и зажмурился ещё сильнее. На глаза упала сырая от испарины чёлка.

Он отчаянно пытался отключиться – провалиться в беспамятство или вообще умереть. Но с закрытыми глазами всё отчётливее ощущал, что творится с его телом. Горячее послевкусие от поцелуя на губах, осторожное касание волос пальцами, чтобы убрать запутавшийся лист, лёгкий укус на соске, ещё один – ниже по животу, и ещё – у самого пупка. Кончик языка скользит во впадинку. И пальцы – в нём. Сначала один, средний, доставший так далеко, что защемил что-то внутри, дёрнувшее разрядом удовольствия всё тело. Потом ещё один, едва протиснувшийся вслед за первым. И ноги мимо воли раздвигаются в стороны, а бёдра начинают двигаться в такт движениям.

Тихо скрипнула молния на джинсах Матвея. Ладони ещё раз прошлись по телу – от живота к бёдрам, бесстыдно касаясь даже самых потаённых участков кожи, подняли колени, развели ноги, притянули к себе.

Матвей был больше Яра – выше ростом, шире в плечах. И здесь он тоже оказался больше – толще, длиннее.

Горячая плоть коснулась входа, надавила. Яр стиснул зубы, всем существом ощущая, как проталкивается внутрь член брата. Сначала туго, едва продвигаясь. А потом он устал бороться, и венчик головки вдавился внутрь, пощекотав краями пульсирующий вход. Вошёл длинный ствол, раздвигая собой узкое пространство. Резкая боль. Судорожный вдох. Толчок. Яр выгнулся. Глухо застонал Матвей, сминая его сильными руками. Яр не выдержал – распахнул ресницы. И в упор прикипел к кошачьим глазам перед собой. Расширенные до предела зрачки мгновение всматривались в ответ, а потом Матвей ткнулся лбом в лоб Яра и, всё так же удерживая взглядом его взгляд, принялся двигаться, с каждым разом проникая всё глубже и глубже.

И уже когда из него и в него изверглось семя, Яр понял, что никакие закусывания не помогли сдерживать стоны. Боли. Наслаждения.

…В ту ночь жуткая тёмная страсть Матвея не дала Яру забыться в небытии и наконец-то перестать чувствовать. Уже испробовав Яра, иссушив его, выбившись из сил, притянув к себе спиной и задремав, Матвей опять начинал ласкать его руками и губами, нашёптывать что-то успокаивающее. И опять разворачивал лицом, кусал соски, гладил член, тут же предательски отзывающийся на ласку, и бесконечное число раз входил внутрь.

Поначалу, когда его брали сквозь сон, Яр отчётливо помнил каждое движение, каждое ощущение, каждый хриплый стон над собой и от себя, а потом всё это слилось в мешанину из боли и оргазмов, когда он был даже не в состоянии стонать или отворачиваться от поцелуев.

Он просто отчаянно ждал утра, веря, что солнечный свет развеет этот кошмар…

3. Отражение: правда и кривда

Матвей затих.

Яр оторвал тяжёлую голову от его плеча, осторожно отодвинулся. Тело превратилось в сплошной синяк – болело всё: стёртая корой и землёй спина, зацелованные до синяков грудь и живот, ударенное об орешник плечо, прокушенная зубами губа, часами сжимаемые в кулаки пальцы, поясница, ягодицы… особенно ягодицы – Матвей, как безумный, входил в Яра, не слушая ни всхлипов, ни стонов. Ноги вообще отказывались идти – он пытался подняться минут пять, прежде, чем наконец смог сделать шаг и не бояться упасть; и как есть, голый, пошёл на плеск воды.