В заключение этой главы я приведу пример того, как не должно вести допрос. Пример этот записан почти дословно. Дело вел опытный адвокат, но он слишком заботился об «исчерпывающих» вопросах; если в вопросе заключается слишком многое, ответ обыкновенно теряет смысл.

Присутствовали ли вы при переговорах между поверенным ответчика и истцом, когда между ними состоялось соглашение?

Ответ: «Да».

Будьте столь добры передать, что именно происходило между сторонами, поскольку это касается состоявшегося между ними соглашения?

Вот пример ненужного многословия, из коего видно, что, задавая вопросы, следует избегать длинных предложений. Вопросы следует предлагать в самой сжатой форме, имея в виду, что они должны быть вполне понятны не только для свидетеля, но и для присяжных. Все, что было нужно, можно было высказать так:

Состоялось ли соглашение между поверенным ответчика и истцом? В чем заключалось это соглашение?

Трудно поверить, что после того, как один свидетель ответил на приведенный выше вопрос и тем самым дал адвокату все, что требовалось, по отношению к этой части иска, он задал тот же вопрос другому свидетелю, уснастив его еще большим пустословием:

Будьте столь добры сообщить нам, что именно произошло между сторонами, насколько это сохранилось в вашей памяти и поскольку касается того соглашения, которое, по вашему показанию, состоялось между ними. Будьте любезны сказать нам, не дословно, конечно, но, насколько вы можете передать это своими словами, какие именно выражения он употребил? (Если забыть на минуту, что русские присяжные не решают гражданских дел, не скажет ли всякий, что это записано в Петербурге или Москве?)

Всякому ясно, что, если бы адвокаты трудились над своим искусством так, как трудится школьник над таблицей умножения, мы не слыхали бы в суде подобных вопросов, так же, как не встретим ученика, который, чтобы узнать, сколько будет девятью девять, стал бы вычислять это по пальцам.

Нет сомнения, что наши адвокаты часто в непозволительной мере заставляют присяжных терять время только по неумению вести допрос своих свидетелей. Удачная форма вопроса имеет чрезвычайно важное значение, и искусство это достигается только путем тщательной работы. Одной практики для этого недостаточно; она почти ничего не дает адвокату в этом отношении и скорее разовьет склонность к многословию, чем отучит от него. Я предостерегаю здесь от длинных вопросов, а не от медленного произнесения их. Если вопросы задаются дельные и сжатые, нет большой беды в том, что они не торопятся один другому вслед. Гораздо опаснее бывает их стремительность. Если вы будете гнать ваши факты мимо присяжных, они не успеют вглядеться в них. Каждая существенная частица в свидетельском показании должна быть отчетлива, удобопонятна и должна стоять на своем месте, не то ваше дело и в целом окажется небезупречным. Если у вас есть шансы выиграть дело, лучше ведите допрос слишком медленно, чем слишком скоро. Если показание свидетеля необходимо или, как иногда бывает, неизбежно, вы должны вызвать его; раз он вами вызван, ведите допрос так, чтобы было видно, что вы верите тому, что он говорит, а не сомневаетесь в нем. Если он погубит ваше дело при перекрестном допросе, в этом не будет вашей вины. Вам нечего краснеть за дело, проигранное потому, что ваши свидетели не дали вам возможности провести его. Ваш клиент проиграет неверное дело — и только; было бы хуже, если бы он выиграл его.

Наряду с допросом своих свидетелей, нет ничего более важного и более трудного в адвокатском искусстве, чем допрос свидетелей противника. Это опаснейшая часть процесса, ибо здесь ошибки почти всегда бывают непоправимы. В судебном бою этот допрос походит на то, что в морской тактике называется «ходить под выстрелами», и адвокат должен обладать многими такими же свойствами, какие при этих условиях необходимы для моряка: нужны смелость и осторожность, решительность и изворотливость, рассудительность и верный взгляд на вещи. Нельзя брать слишком прямой курс, нельзя слишком неуклонно держаться принятого направления; не то неприятель без труда определит расстояние и, пользуясь вашей простотой, потопит вас одним выстрелом. Необходимо усиленно лавировать, посылая то тут, то там ядро в противника, пока, если улыбнется счастье, не удастся настигнуть его врасплох и вскочить к нему на борт. Перекрестный допрос сравнивают с обоюдоострым мечом, но он представляет нечто несравненно более опасное; это скорее страшная машина — вроде молотилки, и неискусный адвокат чаще бросает в нее защиту своего клиента, чем обвинение своего противника.

Прежде чем говорить об условиях, необходимых для умения вести перекрестный допрос, может быть небесполезным указать на некоторые опасности, сопряженные с ним.

«В вопросах практической пользы,— говорит Уэтли,— всего важнее принимать в соображение возможные опасности, ибо всякий человек в области своей профессии обыкновенно достигает известных результатов, и не думая о них, тогда как все опасности должны быть старательно отмечены и постоянно иметься в виду, чтобы была возможность оградиться от них. Врач, провожающий друга в жаркий климат, не будет распространяться о благодетельном влиянии теплого воздуха на легкие, которым тот будет пользоваться помимо всяких усилий с его стороны, но будет заботливо предостерегать его от опасности солнечных ударов и болотных испарений». Одно замечание.

Опасности перекрестного допроса так неуловимы, что они висят над вопросами самых искусных адвокатов. Они, как болотные испарения, незримы, но губительны. Однако бывают в суде и солнечные удары, под которыми часто гибнет пышная юность.

Опытный адвокат сумеет, конечно, охранить себя от этих опасностей самыми разнообразными способами и в большинстве случаев с успехом отразит их; тем не менее опасности эти существуют, и то, что сказано о свойстве искусного полководца, до некоторой степени можно сказать и об адвокате: «Тот велик, кто не делает ошибок».

Одна ошибка при перекрестном допросе может погубить дело. Один вопрос может дать толчок к целому потоку показаний, который опрокинет вас. Предположим, что между некоторыми лицами происходил разговор, содержание коего не подлежит оглашению в первоначальном допросе, но который, проскользнув в дело, может вызвать предубеждение в присяжных или обнаружить такие обстоятельства, которые, не имея прямого отношения к делу, все-таки могут оказать на них некоторое неблагоприятное влияние; было бы совершенным безрассудством предложить такой вопрос, который дал бы противнику возможность

установить этот разговор при дополнительном допросе. Вы скажете: «Никто никогда и не подумает сделать такую глупость; любой новичок сумеет уберечься от этого безо всяких предостережений». Да, никто никогда об этом не подумает, но очень многие это делают изо дня в день, не думая; это одна из самых частых ошибок молодых адвокатов. Именно потому, что эта опасность для всех очевидна, многие не обращают на нее внимания. В недавнем процессе некто предъявил иск о возвращении нескольких займов, полученных от него ответчиком разновременно в течение пяти лет. Ответчик оспаривал правильность некоторых или всех этих исков. Займы несомненно были. Один вопрос заключался в том, были ли произведены все указанные займы, другой — получил ли истец уплату по всем займам, получение коих признавал ответчик. Расписки были самого неопределенного содержания. Было ясно, что при таких условиях самое ничтожное обстоятельство могло оказать влияние на решение присяжных. Для истца было очень важно огласить те данные, которые могли повлиять на них и внушить им уверенность, что все займы, указанные истцом, были получены и ни один из них не был возвращен; ответчик, который считал, что некоторые займы не были получены, а другие были погашены (часть денег была уплачена в суде), должен был сделать все возможное, чтобы исключить из процесса все, что не входило в круг судебных доказательств. Ответчик говорил: «Вы требуете возвращения некоторых сумм, которых, как я утверждаю, я от вас не получал. Докажите свой иск. Я буду следить за тем, чтобы вы пользовались только строго законными доказательствами. Я буду пользоваться всеми законными своими преимуществами, чтобы не дать вам удовлетворения по взысканию, которое представляется мне или ошибочным, или несправедливым». Ответчик имел на это законное право.