Полицейский констебль, вообще говоря, не стоит ниже общечеловеческого уровня. Многие из его ошибок объясняются тем, что судьи низших инстанций обыкновенно считают, что он должен быть огражден безусловным доверием к его правдивости. Естественным последствием этого является его ошибочная уверенность в своей непогрешимости.

15. ПРАВДИВЫЙ СВИДЕТЕЛЬ

Некоторые думают, что самый трудный перекрестный допрос — это допрос правдивого свидетеля. Не могу не сказать, что я не вполне разделяю это мнение, ибо я всегда считал его самым легким из всех. Говоря о правдивости свидетеля, я не хочу сказать, что его показание должно непременно соответствовать истине. Если бы это было так, не было бы никакой нужды подвергать его перекрестному допросу. Под правдивым свидетелем я разумею такого, который верит, что говорит правду, и желает говорить ее. Допрос его легче других потому, что он не говорит двусмысленно и не уклоняется от ответов. В его словах нет скрытого смысла, он отвечает с готовностью и без умолчания. Он хочет сказать суду все, что знает,— и я исхожу из предположения, что добросовестность его не подлежит сомнению.

Первое, что надо выяснить при допросе такого свидетеля, это — нет ли у него бессознательного пристрастия или сильного предубеждения по существу дела. Для этого достаточно одного, двух вопросов, высказанных в тщательно подобранных словах, если только отношение свидетеля к делу не выяснилось уже при первоначальном его допросе. Предположим, что перед нами священник и спор идет о том, что известное увеселительное заведение надлежит закрыть вследствие неправильных действий владельца или потому, что нарушает общественную нравственность. Он с достаточной правдивостью передает вам то, что видел, и с негодованием или с пафосом говорит о растлевающем влиянии заведения на местных обывателей. При своем первоначальном показании он, вероятно, будет говорить в общих выражениях, не упоминая об отдельных случаях, но, если вы будете внимательно следить за ним, вы можете выяснить, не рисуются ли в его представлении какие-либо отдельные примеры распущенности или разврата. Я вовсе не хочу сказать, что вам следует навести его на рассказ о таких случаях; само собой разумеется, что вы будете тщательно избегать этого; но, если он не упоминал об отдельных примерах, вы можете с успехом привести его к резкому осуждению всех увеселительных заведений подобного рода. Если вы поведете его осторожно, он пойдет за вами с необыкновенной послушностью. Я видал выдающихся старых адвокатов, пользовавшихся этим приемом с блестящим успехом. Человек, который относится к известным фактам с огульным осуждением, не может внушить присяжным большого доверия по отношению к своему показанию об отдельном, данном факте того же рода, особенно в тех случаях, когда показание его не столько касается самого факта, сколько его оценки. Но и факт может быть представлен таким свидетелем в столь сильных красках, что вызовет смех вместо негодования. Мне довелось однажды слышать на четвертных сессиях, как один почтенный и набожный господин заявил судьям, что следовало бы запретить танцы в публичных зрелищах, потому что они лишают порядочных людей возможности иметь хороших горничных. Один священник заявил суду, что двое лиц позволили себе низкий, отвратительный поступок; его спросили, что они сделали; он торжественно ответил: «Я видел, как молодой человек держал девушку за руку и поцеловал ее». Его спросили, не приходилось ли ему во дни молодости делать то, что сделал этот мужчина; свидетель отказался ответить и среди всеобщего хохота прибавил: «А эта девушка была учительницей воскресной школы». Когда же и это обстоятельство не произвело ожидаемого им в простоте душевной эффекта, он бросил на весы в качестве последнего доказательства безнравственности поступка тот факт, что как он думает, этот молодой человек ухаживал в то время за другой молодой женщиной.

Предположим, что правдивый свидетель вызван по делу об уличном столкновении повозок и дает положительное показание о том, что видел. Слишком очевидно, что вам надо установить перекрестным допросом с точностью, в каком положении находился свидетель во время события, момент, в который он заметил происшедшее, условия, благоприятствовавшие или мешавшие его наблюдениям, то время, в которое его внимание было впоследствии вновь обращено к событию, что было при этом сказано, каким образом напомнили ему о происшествии,— словом, вы должны проверить прочность его памяти и точность его в передаче фактов. Можно почти наверное сказать, что его показание окажется в противоречии с показанием кого-нибудь из других свидетелей, столь же правдивого, но не менее подверженного ошибкам, или с какими-нибудь существенными и, может быть, бесспорно установленными обстоятельствами происшествия, и при всей его добросовестности все показание его может быть совершенно разбито.

Правдивый свидетель иногда бессознательно придает ту или иную окраску событию, если имеет близкое отношение по родству или дружбе к одной из сторон: это очень важно иметь в виду при перекрестном допросе правдивого свидетеля.

Часто случается (и за этим всегда надо следить), что при первоначальном допросе остается невыясненным такое обстоятельство, при наличности которого все событие получает совсем другой характер, и надо заметить, что это обстоятельство может существенно изменить смысл

факта в глазах присяжных, хотя бы в оценке свидетеля оно до конца осталось лишенным всякого значения. А так как вы никогда не можете угадать, что может в каждую отдельную минуту повлиять на присяжных, то можно сказать с уверенностью, что установить вам следует все, что только не может вам повредить. Часто бывает в высшей степени важно выяснить личный взгляд свидетеля на передаваемые им факты. Бывает, что он совсем не понимает, к чему ведет его собственное показание, и передает факты в совершенно ложном освещении, способном только ввести слушателей в заблуждение, ошибочно принимая свои выводы из них за самые факты. Это в особенности случается с показаниями, касающимися научных вопросов или вообще представляющими личные мнения свидетелей; люди заключают от суждений к фактам, и обратно, от фактов или предполагаемых фактов к суждениям. Причина смерти являлась предметом бесчисленных ошибок и ложных выводов. Люди часто не умеют различать причины и следствия. Мнения образуются по слухам, по догадкам о фактах, а на суде те же мнения являются уже как доказательства действительности этих же фактов. С особенным вниманием надо в этом отношении следить за свидетелями-врачами. Их показания бывают часто применением той или иной теории, и они очень настойчивы в своих суждениях. Они принимают ту или иную сторону и приходят к различным и противоположным выводам не совсем по тем же посылкам, но по различному пониманию посылок или вследствие различных точек зрения на них. Нетрудно понять безграничную разницу между тем, образуют ли эти свидетели свои суждения на основании фактов или начинают с предвзятой теории, под которую затем подгоняют факты.

Правдивый свидетель часто вводит слушателей в заблуждение тем, что слишком заботится о точном повторении слышанных им слов, забывая о том, передают ли они по своему смыслу то самое, что он хочет сказать, или тем, что приводит факты, не зная о каком-нибудь предшествовавшем факте, который мог бы дать совсем иное толкование тому, что им удостоверено.

Только знание «света» или выяснение источника добросовестной ошибки могут дать успешный перекрестный допрос при таких условиях.

16. ВРАЧ

Один недавний процесс может служить блестящим примером для суждения о ценности медицинских заключений, когда они не основаны на фактах, неопровержимо доказанных или признанных сторонами.

Одна женщина обвинялась в недостаточном питании девочки, имевшем последствием смерть. Несколько свидетелей удостоверили, что жили в «приюте», где умерла девочка; что их кормили плохо, одевали в тряпки, полные насекомых, и жестоко секли. Начальница приходской школы, полицейский чиновник и один из служащих по общественному призрению также подтвердили, что содержание в приюте было неудовлетворительное. Вслед за ними явилась научная экспертиза, на которой главным образом и было основано обвинение (уголовное преследование было возбуждено от имени короны). Один из самых выдающихся лондонских врачей заявил суду, что ему известны обстоятельства дела и что он читал удостоверение (здесь, видимо, разумеются данные полицейского дознания, а не судебного следствия). Из этого отрывка видно, что в Англии нет тех существенных различий в порядке допроса экспертов и свидетелей, какие существуют у нас) о том, что смерть девочки и нескольких других детей произошла от болезни, называемой «сухотка кишок». По медицинской терминологии это была очень редкая болезнь; эксперту никогда не приходилось наблюдать три случая смерти от болезни в одном доме за три месяца; по наблюдениям его практики, он приходил к несомненному заключению, что пища, дававшаяся детям, была, безусловно, недостаточна для поддержания жизни и должна была привести к роковому исходу. (Это, конечно, несколько похоже на тавтологию, но, может быть, это научно.) По его мнению, болезнь и смерть произошли всецело от негодной пищи и недостатка питания и тепла; он утверждал, что девочка умерла от голода.