Самое утомительное и вполне бесполезное — это перечисление мелких подробностей, если только они не имеют значения для дела. Конечно, иногда ничтожнейшее обстоятельство может иметь величайшее значение; но разумный адвокат всегда сумеет отличить существенное от ничего не значащего. Мне приходилось наблюдать допросы, продолжавшиеся целыми часами, там, где все нужное можно было сделать в несколько минут, будь это для того, чтобы успокоить нервничающего свидетеля или чтобы повесить кого следует,— а иногда и кого не следует,— смотря по обстоятельствам.

Вопрос. Так вы подошли к двери? — говорит многоречивый обвинитель.

Ответ. Да, сэр.

В. А потом? Был с вами еще кто-нибудь или нет? О. Была г-жа Броун, сэр. В. Г-жа Броун. А кто такая г-жа Броун? О. Эта наша соседка, сэр. В. Она где живет? О. Рядом с г-жой Мекдудль, сэр.

В. С г-жой Мекдудль. Ну-с, почему же г-жа Броун там оказалась?

О. А мы с ней вместе подошли, сэр.

В. А вы не видали, откуда она пришла?

О. Нет, не видал.

В. Ну хорошо, подошли вместе?

О. Так точно, сэр.

В. Может быть, еще кто-нибудь был?

О. Как же, сэр.

В. Кто такой?

О. Мужчина один, сэр.

В. Что он делал?

О. Трубку курил.

В. Трубку курил. Может, еще что-нибудь делал?

О. Так точно, сэр; руки в карманах держал.

В. Ага, руки в карманах; знали вы его раньше?

О. Никак нет, сэр.

В. Не знали?

О. Никак нет, сэр.

В. И раньше не видали?

О. Никак нет; видал.

В. Часто видали?

О. Никак нет, сэр; один раз.

В. Когда это было?

О. А когда я белье домой носил.

В. А он где был?

О. В трактире, сэр.

В. Ну хорошо. Подошли к двери. Что потом было?

О. Я постучался, сэр.

В. Постучались. А сколько раз постучали? Раз или два?

О. Один раз, сэр.

Вся эта трата времени понадобилась для того, чтобы свидетель «показал», что постучал в дверь; а для чего было это нужно, никто сказать не может, потому что было вовсе не нужно. Но государственное обвинение не может идти просто: оно шествует, подбирая всякий сор. Нечего прибавлять, что подсудимый обвиняется в предумышленном убийстве и за дверью лежит «мертвое тело».

Я не буду повторять сказанного выше о перекрестном допросе со стороны защиты. Вы можете быть уверены, что обильный поток вопросов со стороны вашего противника даст кое-что в пользу обвинения. Нужно быть очень искусным адвокатом, чтобы в длинном перекрестном допросе ни разу не натолкнуть свидетелей на ответы, невыгодные для спрашивающего, не обнаружить фактов, подкрепляющих обвинение. Поэтому вы, как обвинитель, должны следить за каждым вопросом защиты, отмечая каждый ответ, требующий дополнительных вопросов с вашей стороны или пояснений и выводов в вашей обвинительной речи или возражении. Я видал людей, признанных виновными только вследствие ошибок их защитников, видал немало несомненных преступников, уходивших на свободу вследствие неумелости обвинителей. Можно быть превосходным законником и плохим адвокатом. Не зная людей, не обладая большой опытностью, нельзя быть настоящим адвокатом. Но где взять опыт молодому человеку? Где найти жертву, которая согласилась бы служить покорным орудием для его упражнений? Я скажу только, что лучше ему учиться на чужих ошибках, чем на своих, а для этого ему будет представляться случай всякий раз, когда он будет выступать перед судом в качестве обвинителя: ему стоит только внимательно следить за вопросами своего противника и отмечать его промахи; бывают вопросы неудачные, бывают неправильные; это не одно и то же; надо думать о том, как задавать вопросы, и особенно о том, в какой форме предлагать их так, чтобы как можно меньше вредить и как можно больше помогать делу. Одно знание закона не сделает вас адвокатом, как длинный шест не научит ходить по канату. Дайте мужику в руки хорошую шпагу, не думаю, чтобы он проявил ловкость в обращении с нею. Выступление перед судом в качестве обвинителя есть превосходная школа для будущего защитника. Впрочем, одних обвинений для этого мало; некоторые люди никогда не научатся искусству уголовной защиты, сколько бы ни обвиняли на суде.

Я не сказал бы ни слова о возражении обвинителя в уголовных делах; но иные люди, забывая, какое жалкое существо стоит за решеткой перед ними, не всегда умеют удержаться от страстных нападок и так называемых «энергических обращений». Я скажу по этому поводу, что голос того, кто требует осуждения человека, должен звучать спокойно и сдержанно. Следует считаться с теми слабостями, от которых не свободен ни один из нас; где бы ни оказалось место, не занятое бесповоротно обвинением, оно должно быть свободно для дрожащей ноги подсудимого; и все, что может требовать от присяжных обвинитель,— это беспристрастная оценка фактов, перед ними установленных.

Глава XI

О защите на суде

Хотя большая часть сказанного мной в этой книге относится в равной мере и к гражданским и к уголовным делам, я считаю, однако, небесполезным сделать несколько указаний, касающихся непосредственно ведения защиты в уголовном процессе.

Молодым адвокатам нередко приходится выступать защитниками уже на предварительном разбирательстве дела в судебно-полицейском порядке (предварительное следствие происходит устно, в состязательном порядке, перед полицейским судьей; оно оканчивается определением о прекращении уголовного преследования или о передаче дела в обвинительную камеру). Я полагаю, что некоторые указания в этом отношении могли бы пригодиться им. Защита обвиняемых перед полицейским судом часто представляется мне своего рода предварительным возмездием за все гарантии, предоставленные им при судебном разбирательстве. Молодой человек, успевший провести каких-нибудь две-три защиты по делам о буйстве или появлении в нетрезвом виде в публичном месте, незнакомый с более серьезными делами, сразу выступает перед присяжными по делу об умышленном убийстве или другом тяжком преступлении с неизбежным обвинительным исходом. Что может он сделать, чтобы оградить интересы подсудимого? Только одно: держать язык за зубами. Глядя на ту легкость, с которой молодой адвокат готов выйти на арену и вступить в бой за подсудимого, можно подумать, что уголовная защита есть самая простая вещь в мире, не требующая ни подготовки, ни знаний, ни опыта: стоит только быть принятым в сословие или попасть в списки стряпчих или быть назначенным письмоводителем стряпчего. Это все равно, как если бы подмастерье становился мастером, подписав с хозяином договор об учении. Если молодому стряпчему или письмоводителю стряпчего поручена при таких условиях уголовная защита при судебно-полицейском производстве, я смело советую ему набрать в рот воды на все время разбора дела. В противном случае он почти неизбежно должен повредить подсудимому; и, что всего хуже, он почти наверное свяжет руки тому, кому придется защищать его перед общим судом.

Иногда может оказаться нужным закрепить два-три факта в актах полицейского производства, но для того, чтобы разобрать, какие именно факты нужны, уже требуется некоторая опытность. Необходима величайшая осмотрительность, чтобы решить, следует ли предложить известный вопрос или нет; за весьма редкими исключениями, можно сказать, что следует воздержаться от перекрестного допроса, если имеется в виду предание обвиняемого суду.

А делается как раз наоборот. Начинается длинный перекрестный допрос; точнее говоря, молодой человек, которому поручена защита, старается задавать как можно больше вопросов каждому свидетелю в уверенности, что это и есть перекрестный допрос, и получает невыгодные, а иногда и губительные, роковые для обвиняемого ответы. Чтобы сажать под замок всяких злополучных «преступников», правительству нет нужды заботиться о государственных обвинителях, пока существуют начинающие защитники, ибо эти молодые люди могут задавать свидетелям вопросы по таким обстоятельствам, о которых обвинитель не имеет права спрашивать; мало этого, они имеют возможность опросить обвиняемого наедине, а потом, под видом вопросов свидетелям, рассказать во всеуслышание все, что от него узнали с глазу на глаз, и между прочим такие факты, которые исключают предположение о его невиновности, подтверждая, например, его присутствие на месте преступления, тогда как защита на суде должна заключаться в установлении алиби.