За малейший проступок он беспощадно стегал меня нагайкой. Он ненавидел меня тоже, и если я оставался жив, то только потому, что я был ему нужен. А для чего – я узнал это много позже.
Улла был старшим сыном старого Горга – главы большого рода хевсуров. Улла был силен, хищен и властолюбив. Он занимал замок своего отца, в то время как большинство хевсуров жило в землянках, похожих на звериные норы. Горг был уже дряхл, и Улла, прикрываясь его именем и поддержкой, безнаказанно хозяйничал здесь, в самом окраинном и далеком углу Хевсуретии. Часто он с отрядом всадников скрывался на несколько дней для того, чтобы дикими тропами спуститься вниз, напасть внезапно на осетинский поселок, угнать скот и пограбить. Возвращаясь с добычей, он созывал хевсуров своего племени, и в покоях каменного замка начинались пиры, попойки и увеселения.
Он никогда – да и все хевсуры также – не расставался с оружием. Его боялись, а многие ненавидели. Кроме того, была у него старая вражда, глубокая и непримиримая, но к кому именно – долго я понять не мог.Иногда с юга приезжали к Улле какие-то всадники; тогда Улла становился дик и мрачен. Целые ночи напролет шли горячие споры. И на время приезда этих всадников я беспощадно изгонялся не только из комнат, но часто даже и со двора. Но что это были за таинственные враги, из-за чего вообще шла вражда, я не понимал, тем более что еще плохо понимал язык хевсуров.
Была ночь. Я возвращался из соседнего леса с полным ведром диких яблок, из которых варился потом сладкий, тягучий мед. Я заблудился, но знал, что замок остался недалеко, вправо от меня, и потому уселся передохнуть у края тропы.
Прошло не более десяти минут до того, как я услышал чьи-то крадущиеся, торопливые шаги. Спрятавшись за кусты, я увидел, что по тропинке идет закутавшаяся в покрывало женщина.
«Нора, сестра Уллы! И куда это она так поздно?» В качестве раба я был любопытен: поставил ведро и тихонько пошел за ней. Шагов через сто она остановилась перед дверью старой, полуразвалившейся землянки, оглянулась и вошла туда. Через минуту по щелям завешанного обрывками кожи окна пролился тусклый свет.
Я хотел было пробраться ближе, но мне почудилось, что еще кто-то крадется в темноте; тогда я вернулся к оставленному ведру и скоро на этот раз нашел дорогу в замок. Старухи не было дома, сверху доносились тяжелые шаги Уллы.
«Улла шагает, – подумал я, – значит, Улла сердит».
Потом он спустился по лесенке и приказал мне оседлать коня. Выбежав, чтобы исполнить приказание, я увидел, что во дворе стояли уже чьи-то три чужих лошади. Едва я успел затянуть подпругу, как во двор торопливо вошла старуха.
Улла был еще дома, внизу. Она закрыла за собой дверь. Я подкрался к окну.
– Ну? – осведомился Улла нетерпеливо.
– Она там. Я видела, как она дошла до того места.
– А он?
– А его нет. Она ждет его. Только смотри, он осторожен. Надо тихо пробраться: верхом нельзя.
– А ты не врешь? – подозрительно спросил Улла. Старуха отчаянно замотала головой; потом посмотрела на ведро с яблоками и, вздыхая, заметила:
– А этот здесь. Ох-хо-хо, плохой человек, хитрый человек! Его убить надо, Улла! Он все смотрит, все слушает. – И, повернув голову, она уставилась прямо на темную дыру, к которой я приник. Я спрятал голову между камней и затаил дыхание.
– Нет. Не твое дело! – отрезал Улла. – Он мне будет нужен. – И ушел к себе наверх.
«Ах ты, старая ведьма! – подумал я. – Ну, погоди же ты у меня!»
И вместо того, чтобы зарыться в листву, наваленную возле лошадиного стойла, да залечь спать, я прокрался за ворота и пустился бежать к землянке, чтобы успеть предупредить Нору о грозящей опасности.
По дороге, у самой почти землянки, я попал в руки двоих дозорных.
– Куда? – крикнул один, хватая меня за горло.
Я прохрипел:
– Берегитесь! Старуха проследила Нору, и Улла ползет сюда.
По-видимому, это сообщение сильно встревожило их, потому что один тотчас же засвистел пересвистами птицы колаюн. Тотчас же из землянки, сжимая рукоять своей кривой шашки, выскочил Рум, а за ним Нора.
– Бежим в замок! – сказала мне Нора. – Туда есть другая дорога. Я проберусь тихонько к себе в комнату и запрусь на засов. До утра я не впущу его. А утром вернется отец, и бить меня при отце он не посмеет.
– Беги, Нора, – сказал ей Рум. – А я спрячусь по-своему. Если что-нибудь будет нужно, сейчас же передай через него. – Он указал на меня. – Беги, Нора, ждать придется недолго.
Нора схватила меня за руку и потащила за собой. У Норы кошачьи глаза, а слух – как у летучей мыши. Мы вышли к другой стороне замка. Наверху было темно, и только слабый свет на сучьях росшего во дворе дерева показывал, что внизу еще не спит старуха. Мы подкрались к воротам, но… И ворота и калитка оказались заперты изнутри. Старуха была хитрей, чем мы предполагали.
– Что теперь делать?
– Погоди, – ответил я, подумав, и потащил Нору в сторону, к ручью. Там лежала огромная полугнилая колода, наполненная водой.
Еще три дня тому назад я положил вымачивать в эту воду длинный, крепкий аркан, которым притягивают к столбу молодых, еще не объезженных коней. Я нашел его, вынул из воды и принялся неудачно забрасывать на один из зубцов каменной стены. Нора выхватила аркан из моих рук, свернула его кольцом, сама изогнулась, выпрямилась – и ремни легонько свистнули в темноте: петля прочно охватила выступ. Тогда, упираясь ногами в трещины стен, я забрался на трехсаженную высоту, снял петлю и закрепил ее за свой пояс; внизу Нора проделала то же с концом ремня. Потом я спустился по другую сторону стены и разжал руки.
Я был по крайней мере пуда на полтора тяжелей Норы, и ременный аркан свободно поднял ее к зубцам как раз в то время, когда мои ноги почувствовали под собой земляную крышу лошадиного стойла. Теперь ей оставалось спускаться вниз. Она хотела спрыгнуть, но вовремя сообразила, что стук от прыжка может привлечь внимание старухи. Я стал ближе к стене, показывая знаком, чтобы девушка бросилась мне на руки; она отрицательно покачала головой.
– Прыгай, Нора, не то старуха выйдет или Улла успеет вернуться.
Она была легка и упруга, как гибкая гуттаперчевая кукла, и едва упала мне на руки, как с силой оттолкнулась от меня, боясь, чтобы я не удержал ее хотя бы на мгновение.
– Нора, – взволнованно прошептал я, свертывая аркан, – теперь проберись наверх, а когда вернется Улла, выйди сама и, если он будет спрашивать, скажи ему прямо, что старуха врет. Потом, погоди, скажи мне, за что Улла ненавидит Рума и почему он не хочет, чтобы Рум взял тебя в жены?Но она ничего не ответила и убежала прочь.
Едва я зарылся в листву на обычный свой ночлег, как ворота загремели от властного стука. Я подбежал, откликаясь на зов Уллы, потом громко закричал старухе, чтобы она тащила ключ.
Старуха впустила Уллу с его товарищами и тотчас же снова заперла ворота на замок.
– Воды! – крикнул он.
Я бросился за ведром. Лицо Уллы было в крови и через лоб тянулся неглубокий, но длинный шрам.
– Сестра не вернулась? – спросил он у старухи.
– Нет, не вернулась, Улла! Я закрыла за тобой ворота и открыла только тебе. Она убежала с ним, Улла!
– Да, убежала, – хмуро ответил он. – Мы нарвались на засаду, и кто-то рубанул меня шашкой по лбу, но я отомщу им… Они скоро будут знать, что значит связываться с Уллой!
Он ушел наверх.
Через несколько минут раздался яростный крик. Снова послышались тяжелые шаги Уллы, спускавшегося книзу. В руке он держал уже неизменную нагайку.
– Старуха! – спросил он, медленно подходя к ней. – Были ворота все время заперты?
– Были, Улла, – в страхе пятясь к стенке, ответила она.
– Был ключ все время у тебя?
– У меня, Улла.
– И никто без меня не мог войти сюда?
– Никто не мог, и никто не приходил.
Тогда Улла взмахнул нагайкой и стал стегать старуху по спине. Старуха взвыла отчаянно. Продолжая хлестать, он приговаривал:
– Ты наврала мне, старая колдунья. Ты тоже с ними заодно. Ты знала, что там нет никого, кроме засады. Ты нарочно наврала мне, чтобы меня там убили.