По пятницам у меня обычно выходной, но вы же знаете, что это за профессия — зубной врач. В то утро мне пришлось ехать в свой кабинет в центре города, чтобы помочь пациенту, который всю ночь маялся зубной болью.

Вернувшись домой в полдень, я застал Маргарет на веранде нашего дома за ее любимым занятием — совать нос в чужие дела. С тех пор, как наша дочь уехала учиться в колледж, делать ей дома практически нечего.

— Теперь эта шлюха спуталась с телевизионным техником, — сообщила она.

Мне не было нужды спрашивать, кого именно она именует шлюхой в этот раз. Маргарет смотрела на дом Гамильтонов, расположенный на противоположной стороне улицы. Перед домом у обочины дорога стоял маленький грузовичок, на дверце которого было написано «Риверсайд. Бюро по ремонту и обслуживанию телевизоров».

— Он здесь уже довольно долго. И это не в первый раз.

— Что ж, значит, у них телевизор не в порядке. Разве у нас такое не случается?

— Каждые несколько дней? — Голос Маргарет звучал довольно сурово — верный признак того, что она получала явное удовольствие от своих обличительных тирад. — В последние недели, когда бы я ни выглянула из окна, все время вижу этот автомобиль.

Я снял пиджак. Был полдень, и становилось довольно жарко.

— Скорее всего Гамильтонам просто не повезло с телевизором. И он чаще нуждается в ремонте, чем другие. Вот и все. Логично?

— Какое удобство для нее, если это действительно так, — произнесла Маргарет, издав смешок, который свидетельствовал о том, что уж ей-то все известно доподлинно. — Вы, мужчины, — продолжала она, — всегда находите оправдания для таких женщин, как Норма Гамильтон.

— О господи, — только и произнес я.

Оставив Маргарет на веранде предаваться праведному гневу, я поднялся наверх в спальню переодеться.

Два окна спальни расположены по фасаду здания, и, натягивая легкую рубашку с открытым воротом, я бросил взгляд вниз, на тихую, обсаженную деревьями улицу, и через нее — на красный кирпичный дом Гамильтонов, перед которым располагались лужайка, садик с каменной оградой и небольшая аллея. Грузовик продолжал стоять у обочины. Мы тоже пользовались услугами риверсайдского бюро ремонта, и я помнил техника, который пару месяцев назад заменил кинескоп в нашем телевизоре. Думаю, это был тот же самый техник — довольно молодой парень, засучивавший рукава рубашки до самых плеч, чтобы продемонстрировать свои мускулы. Этакий белокурый самец, так что, возможно, Маргарет и права. Норма Гамильтон была очень хороша собой. Но что выделяло ее среди других женщин, так это аура сексуальности, которая исходила от нее и неотразимо действовала на всех мужчин, находившихся в пределах ее досягаемости. Она действовала даже на меня, мужчину средних лет с изрядным брюшком и ногами, постоянно болевшими от многочасового стояния перед зубоврачебным креслом. Довольно часто по вечерам я наблюдал за Нормой Гамильтон, прогуливавшейся по своему садику. Я как зачарованный глядел на ее роскошные формы, упакованные в шорты и тесно облегающую блузку, и, возможно, немножечко фантазировал. В нашем квартале имели хождение слухи, особенно среди женщин, что, кроме мужа, были и другие особи мужского пола, которые подобными фантазиями не довольствовались. В их число, возможно, входил теперь и телевизионный техник.

Внезапно на улице показался знакомый серый «седан».

Я подошел поближе к окну. «Седан» остановился метрах в тридцати от дома, и я понял, что Арнольд Гамильтон разглядывает машину, припаркованную перед его домом. Гамильтону принадлежал магазин галантерейных товаров в центре города неподалеку от моего зубоврачебного кабинета, обычно он обедал в том же ресторанчике, что и я, и так как мы соседи, хотя приятельских отношений между нами не было, то обедали за одним столиком. Приехал ли он домой в середине дня, что-то подозревая, или решил пообедать дома для разнообразия, я не знал.

В спальню ворвалась Маргарет.

— Эрвин, Арнольд приехал.

— Вижу, — ответил я.

Она присоединилась ко мне у окна. Арнольд выходил из машины, которую подогнал к подъездной аллее.

— Я должна позвонить Норме, — сказала Маргарет.

— Зачем?

— Предупредить ее. — Она все еще тяжело дышала после своего марш-броска по лестнице. — Если он застанет их вместе, может случиться нечто ужасное.

— Ты только поставишь себя в смешное положение, — заметил я. — Кроме того, уже слишком поздно.

Арнольд Гамильтон стоял перед входной дверью. Это был худой человек с грустными глазами и уже сильно поредевшей шевелюрой. Мне казалось, что он входит в свой дом как-то крадучись, хотя, возможно, это моя фантазия разыгралась под влиянием домыслов Маргарет. Дверь за ним затворилась. Мы стояли у окна. Я ожидал, что услышим крики, они, безусловно, донесутся до нас через тихую улицу, но мы не услышали ни звука, а через пару минут появился телевизионный техник со своим чемоданчиком в руках. Он сел за руль своего грузовичка, завернул за угол и исчез.

Я хмыкнул.

— Ну что, разочарована?

Она и в самом деле казалась разочарованной. И тут мне пришло в голову, что после отъезда нашей Бетти в колледж жизнь Маргарет стала чересчур уж монотонной. Ни в каких женских клубах она не состояла, особо близких приятельниц у нее не было, а я, как правило, слишком уставал на работе, чтобы вечером куда-нибудь с ней выезжать. В результате она вела чрезвычайно уединенную жизнь, какое-то разнообразие вносили лишь книга, телевизор да редкие скандалы у соседей.

Я обнял ее за талию.

— Вот что скажу тебе, родная. Давай-ка после ленча отправимся поплавать.

— С удовольствием, — ответила она, прижавшись ко мне.

Талия у нее была удивительно стройной для женщины ее возраста. Да и не старая она вовсе. Ей было лишь сорок с небольшим, и для меня она оставалась такой же желанной, как в молодости. Я поцеловал ее в щеку, и мы спустились вниз на кухню.

Полицейскую сирену я услышал, должно быть, час спустя. Я выскочил на веранду. Черно-белая полицейская машина резко затормозила как раз на том месте, где стоял грузовичок. Мы уже пообедали, и Маргарет наверху собирала наши купальные принадлежности. Почти сразу же она выскочила на веранду. Мы увидели, как двое полицейских в штатском торопливо вошли в дом Гамильтонов.

— Что-то случилось, — сказала Маргарет.

— Надеюсь, ничего серьезного, — произнес я.

Продолжали подъезжать машины. Из них выскакивали полицейские в форме и в штатском, на улицу высыпали все соседи. Слово «убийство» передавалось от одной группы людей к другой.

— Мы должны сообщить полиции то, что видели, — хрипло прошептала Маргарет.

— Ну, много-то мы не видели.

— И тем не менее это наш долг.

— Хорошо, я пойду, а ты оставайся здесь.

Я пересек улицу. На противоположной стороне меня остановил полицейский в форме.

— Если то, что я слышал об убийстве, правда, полагаю, могу кое-что сообщить полиции. Что, в самом деле кого-то убили?

— Миссис Гамильтон. А вы кто, сэр?

— Я — доктор Эрвин Маккей. Живу вон в том доме напротив.

Он провел меня к дому, попросил обождать у входной двери, а сам вошел внутрь. Вскоре он вышел в сопровождении очень крупного мужчины в шляпе с широкими опущенными вниз полями.

— Это доктор Маккей, — представил меня полисмен и направился к месту своего дежурства на тротуаре.

— Детектив Брин. — Мужчина протянул мне руку. Пожав ее, я сообщил ему о телевизионном технике и о неожиданном возвращении домой Арнольда Гамильтона.

— Да, мы это знаем, — сказал детектив. Он посасывал свою изогнутую трубку с таким же удовольствием, с каким ребенок сосет леденец.

— Мистер Гамильтон сообщил нам об этом. Однако он не знает ни имени этого техника, ни в какой фирме тот служит.

— Риверсайдское бюро по ремонту и обслуживанию телевизоров.