Очень, очень вкусен, Ваше величество! — отвечали мы. <...>
В продолжение лета августейшая благотворительница наша часто, весьма часто присылала к нам из Царского Села персики, абрикосы и другие лакомства.
В один из последних дней августа, около шести часов пополудни, императрица Мария Федоровна вместе с великой княгинею Еленой Павловною нечаянно осчастливила нас своим посещением.
Мы засуетились.
Становитесь по рядам! Становитесь по рядам! — кричим одна другой, а императрица вошла уже в залу.
Bonjour, Votre Majestd 1трёпа1е! — крикнули мы дружно.
Bonjour mes enfans! [19]— отвечала незабвенная покровительница сирот.
Великая княгиня Елена Павловна обошла все наши комнаты. Императрица между тем разговаривала о чем-то с начальницей института; потом, обратясь к нам, Ее величество изволила спросить:
Quel сПпё avez vous eues aujourd'hui? [20]
Никто не отвечал на этот вопрос; я стояла в первом ряду, была посмелее прочих девиц и, не робея, сказала государыне:
La soupe aux choux, le roti avec des concombres, et le pat6 [21].
Oh! — подхватила императрица: — c'etait un bon dine! [22]— спросила о моей фамилии, потрепала меня по щеке и дозволила мне облобызать свою царственную десницу. <...>
Здание института было перестроено, и мы возвратились в город. Императрица не умедлила посетить нас. Она приехала в обеденное время и вместе с нами вошла в столовую. Подали щи, государыня приказала налить себе тарелку, покушала и сказала потом:
Я люблю щи!
Этот день был ознаменован особенной милостью монархини к одной из подруг наших: старшая девица Б... имела счастье понравиться государыне, и государыня взяла ее к себе в камер-юнгферы.
Через неделю императрица приехала к нам вместе с императором. Его величество, осмотрев все перестройки и поправки, посетил новую нашу церковь, обошел комнаты институток и был доволен найденным везде порядком...
Merci! — сказал государь великой покровительнице нашей: — tout est en ordre! [23]
Распростившись с нами, августейшие супруги уехали из института.
Мы так свыклись с доброю царицей, мы так полюбили ее, что нам бывало скучно, когда она несколько дней сряду не навещала нас. Императрица, как бы прозрев чистейшую привязанность к ней нашу, радовала и счастливила нас своими частыми посещениями.
Иногда приезжала с государыней та или другая из ее царственных дщерей: не блеск и величие, но простота и непринужденность сопутствовали им в вертоград призренной невинности; дщери императора России обходились с нами как с родными. Они принимали участие в наших детских играх и забавах; они делили с нами простой, но здоровый обед наш. Сама императрица, бывая у нас во время обеда, любила кушать наш институтский суп с перловой крупою и капустный соус.
В один прекрасный летний день императрица приехала к нам с великими княжнами Мариею и Ольгой. Институтский сад был одет в это время роскошной зеленью; наступил час досуга, и мы гуляли в саду. Императрица с обеими княжнами вошла к нам, поздоровалась с нами и с нами же прогуливалась по саду. Солнце горело на небосклоне, день был довольно жарок. Императрица скинула с себя шаль, и мы по переменкам носили ее за государыней.
Выйдя на одну из площадок, императрица села на скамью и сказала нам:
Ну, теперь поиграйте в мышки и кошки!
Мы стали в кружок и взялись за руки. Великие княжны играли с нами. Марии Николаевне досталось быть мышкой; мы должны были ловить ее; но она бегала так скоро и увертывалась от мнимых кошек так ловко, что было трудно поймать ее. Игра наша забавляла императрицу; она смеялась и говорила Марии Николаевне:
Что, Marie, девицы не могут поймать тебя?
Напоследок великая княжна устала, ее поймали. Государыня поцеловала ее и сказала ей:
C'est assez Marie, ne courez pas plus [24].
Ольга Николаевна заступила место сестры своей; мы продолжали играть, и эта игра наша унесла с собою с лишком час времени. Вдруг звонкий голос колокольчика возвестил нам, что пора садиться за вышиванье: мы должны были идти на зов сей. Императрица и великие княжны, простя- ся с нами, уехали.
Описание всех мирных подвигов благотворительной монархини, всех очаровательных черт истинного величия ее характера, ознаменованного простотою и радушием, могло бы составить огромные тома <...>.
Как-то осенью мы сидели за пяльцами; в это время, вовсе неожиданно, посетила нас императрица; мы встали и поклонились ей.
Садитесь, дети! — сказала государыня, — садитесь, продолжайте свою работу!
Обозрев все и найдя во всем порядок, монархиня захотела видеть наше вышиванье и подошла к пяльцам; я между тем встала с своего места, чтобы взять у другой девицы пендель [25]. Государыня, спросив, кого и зачем нет на месте, села на мой стул, вышила листочек, и, когда я подошла снова к пяльцам, Ее величество, встав, сказала мне:
Посмотри, я вышила тебе листочек!
Я поклонилась монархине и облобызала ее руку.
На другой день императрица прислала нам перламутровый пендель, приказав сказать, что этот пендель на те пяльцы, где она вышивала.
Царственный подарок и фалбора [26], на коей рукою благотворительной Александры вышит незабвенный листочек, как святыня хранятся в институте...
Воспоминания институтки. Сочинение Ел.... Ai СПб., 1834.
H. М.Ковалевская
Петербургский Екатерининский институт
были совершенно отчуждены от родных; хорошо еще, если родители или близкие родственники жили в Петербурге, могли раз в неделю навещать девочку; а бывало и так: родители привезут 8—9-летнюю дочь, и уезжают обратно к себе за тысячу или более верст (тогда еще железных дорог не было, существовала одна Царскосельская), и только по окончании шести лет являются взять из института уже взрослую девушку. При мне были такие случаи, что ни дочь, ни мать с отцом не узнавали друг друга.
Девочки не развлекались вне института, учились, занимались науками, искусствами, жили замкнутой институтской жизнью, не ведая, что творится за его стенами, чем и как живет родная семья — это представлялось узнать только по выходе. Вот и говорили, что тогдашняя институтка — не хозяйка, не сведущая в практической жизни, только куколка, хорошо танцующая, прекрасно знающая музыку, пение, рукоделие и болтающая по-французски. Что делать? Таков был режим тогдашнего воспитания в закрытых заведениях. Одаренные от природы сметливостью и умением применяться к жизни, мы легко пополняли этот недостаток воспитания и делались прекрасными женами, матерями и хозяйками.
Нам внушали быть кроткими, правдивыми, невзыскательными в семейной жизни: довольствоваться тем, что Господь пошлет, и если не все усваивали эти правила, то лишь по пословице: «В семье не без урода!»
То, что не отпускали нас из института ни при каких семейных обстоятельствах, я, пишущая эти воспоминания, испытала на себе: за четыре месяца до выпуска я имела несчастье потерять отца, жившего в окрестностях Петербурга, и меня не отпустили отдать последний долг горячо любимому отцу, обнять, утешить больную, сраженную горем мать! Вот как строго относились к правилу не выпускать ни на шаг из института!
Прошло уже 60 лет, как я в первый раз переступила институтский порог, но до сей поры помню тот день, когда отец с матерью привезли меня в это заведение. Это было 16 августа 1838 года. День был великолепный, солнышко радостно освещало высокие здания Петербурга и стены института — только приемная комната начальницы, помещавшаяся внизу, направо от швейцарской, смотрела как-то угрюмо
и неприветливо; в ней было не так светло, потому что окна выходили на подъезд, над которым по сие время красуется огромный балкон, поддерживаемый колоннами. Будто сейчас вижу, как начальница института m-me Кремпин, худенькая старушка, вышла к нам из своих комнат, любезно поздоровалась с папой и мамой и, потрепав меня по щеке, сказала, обращаясь к родителям: