Поиск
* * *
Войска печали, кравчий, отзови!
И шах и нищий — все равны в любви,
Любовь для нас, как власть царям, — сладка,
Но есть соблазн и в доле бедняка.
ГЛАВА XXXIX
ОСАДА КРЕПОСТИ АРМЕН
Новая попытка вынудить Михин-Бану к согласию.
Достойный ответ. Ревность и ярость Хосрова.
Начало осады
ГЛАВА XL
ПЛЕНЕНИЕ ФАРХАДА
Фархад побивает иранцев камнями.
Коварный план. Мнимый меджнун. Отравленная роза. Засада.
Пленение. Горе Шапура
Что крепость небосвода? Лучше ты
Скажи о ней: твердыня красоты!
* * *
Когда к осаде приступил Хосров,
Он вырыть приказал огромный ров
И круглый вал насыпать земляной,
Чтоб с тылу оградить себя стеной…
А в это время в крепости армян
Бил день и ночь тревоги барабан,
Дозорных крик не умолкал всю ночь,
И глаз никто там не смыкал всю ночь,
И, факелами вся озарена,
Пылала, как жаровня, их стена…
Десятый день в осаде жил народ,
Не отпирая ни на миг ворот.
Но к их стене вплотную подойти,
Людей своих на приступ повести
Хосров не мог: на тысячу локтей
Фархад камнями побивал людей.
Метнет — разбита вражья голова.
Но он пробил бы даже череп льва.
Что — головы? Попал бы он равно
И в маковое малое зерно!
Несчетно камни он заготовлял,
Врагов несчетно ими истреблял…
Но если спросишь: как же тот, кто сам
Привержен был к страданьям и слезам;
Кто каждому несчастному был рад
Помочь и обласкать его, как брат;
Кто с каждым бедняком сердечен был,
Великодушен, человечен был;
Кто, возмущен насильем, гнетом, злом,
Теперь убийство сделал ремеслом? —
То мы напомним: проливая кровь,
Он воевал за верность и любовь.
И ужас наводил на тех людей,
Которых на злодейство вел злодей.
Фархад же человеком был — и он
Самозащиты признавал закон.
Да, положенье было таково:
Иль он Хосрова, иль Хосров — его!
Любя Ширин, ее народ любя,
Он поступал, как муж, врагов губя…
А шах Хосров, злодей эпохи той,
Весь мир топча губительной пятой,
Бездействовал угрюмо день и ночь,
Все о Фархаде думал день и ночь;
Как обезвредить, как его убрать,
Чтоб двинуть, наконец, на приступ рать?
С Бузург-Умидом ночи он сидел:
Как быть, где средство к улучшенью дел?
Что ни решат — все тайна. А к утру —
Молва кочует от шатра к шатру.
И гневный шах, качая головой,
Не мог с безликой справиться молвой…
Но вот один бесчестный негодяй,
Хитрец и плут, известный негодяй,
Кто дьяволу пришелся б двойником,
Нет, — дьявол был его учеником! —
Перебежал к Хосрову. Денег тьму
Шах посулил предателю тому.
А подлый плут решил награду взять
И хитростью живым Фархада взять.
Он так сказал: «Я чувств его лишу,
Но дать людей в засаду мне прошу…»
Коварный шах ему, что нужно, дал,
Сто человек в броне кольчужной дал.
Обходной тропкой двинулся хитрец, —
Помешанным прикинулся хитрец.
Сорвал он розу, снадобье добыл —
И розу этим зельем окропил.
Он брел нетвердым шагом, так стеня,
Что каждый стон был языком огня.
Безумцем притворясь, он громко пел
О той, по ком он якобы скорбел.
И так притворщик гнусный скорбен был,
Так жалок, так искусно сгорблен был,
Что лишь услышал песнь его Фархад
И лишь на нем остановил свой взгляд,
Он сразу вспыхнул жалости огнем,
И сердце больно закипело в нем.
Сказал он: «Кто ты? В чем твоя беда?
С какой ты улицы пришел сюда?
И кто она, светлейшая из лун,
Тебя ума лишившая, меджнун?
В меня любовь вонзила скорби меч, —
Как удалось ей грудь твою рассечь?
Несправедливым небом я казнен, —
Зачем же твой столь безнадежен стон?
Меня в огонь разлуки бросил рок, —
Ужель он и тебя огню обрек?..»
Хитрец, найдя доверия базар,
Раскинул лицемерия товар:
«Подвижников любви пророк и шах!
Мы на твоем пути — песок и прах.
Я имярек — скорбящий человек,
Пришелец я из края имярек.
Вела меня сквозь бедствия судьба,
Забросила впоследствии судьба
Меня сюда и покарала вновь,
Страдальческую присудив любовь.
Я разлучен был с милой. Но пока,
Хотя б тайком, хотя б издалека
Я мог послать ей вздох иль нежный взгляд, —
Был и таким я кратким встречам рад.
Хосров (будь проклят он! Да ниспошлет
Ему скорей возмездье небосвод!),
Когда пришел и город обложил,
Меня последней радости лишил:
Там, в крепости армянской, заперта
Со всеми горожанами и та —
Улыбчивая роза, мой кумир,
Нет, солнце, озарявшее мне мир!
Я тут чужой, я неизвестен тут, —
Мне в крепости укрыться не дают,
Слыву безумцем, и меня народ
Камнями прогоняет от ворот.
Отверженный, в пустыне я брожу, —
Сочувствия ни в ком не нахожу.
О горе, горе! Страшен мой недуг!
О, если б хоть один нашелся друг!..
Но ты, кто сам живя в цепях любви,
Слывешь проводником в степях любви,
Ты, шах всех униженных на земле,
Престол свой утвердивший на скале,
Поверить этой повести изволь —
И состраданьем облегчи мне боль!..»
Весь вымышлен с начала до конца —
Фархада взволновал рассказ лжеца.
Ему казалось — самому себе
Внимает он, внемля чужой судьбе.
И так его разжалобил рассказ,
Что слезы градом полились из глаз,
И он издал, как пламя, жгучий стон
И наземь рухнул, горем потрясен…
Обманщик из-под рубища извлек
Отравленный снотворный свой цветок, —
И, чтоб продлить бесчувствие, поднес
Дурман Фархаду он под самый нос.
Разбив войска его сознанья так,
Он закричал, подав засаде знак…
Шапур, за камнем лежа в стороне,
От сна дурного мучился во сне.
Услышав крик, вскочил в испуге он, —
Забеспокоился о друге он,
Взглянул — лежит ангелоликий друг,
И суетятся воины вокруг,
А между них — дьявололикий шут,
Поет и пляшет — счастлив дикий шут.
Так вот кем предан был Фархад!
Так вот Зачем меджнуном наряжен урод!
Шапур один, а те пришли толпой.
Как против ста он может выйти в бой?
И все они при копьях, при мечах —
Несут Фархада на своих плечах.
Тяжелый камень подыскал Шапур,
Вскочил на выступ, словно горный тур,
И притаился — ждал, пока пройдет
Как раз под ним ликующий урод, —
И бросил камень так, что черепки
Остались от предательской башки.
Есть поговорка: «Тверд зловредный лоб,
Но камень разобьет и медный лоб…»
Рыдал Шапур, — осиротел он вдруг,
Чуть на себя не наложил он рук.
Да что — Шапур! Гранитная скала
Слезами по Фархаду истекла…
Ни к радости, ни к горю свет не глух:
Летит, как быстрый камень, в крепость слух.
Но люди тайно горевали там, —
Несчастье от Ширин скрывали там,
Уверены, что иль сойдет с ума,
Иль жизнь свою она прервет сама…
Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: