АЛИШЕР НАВОИ

СТЕНА ИСКАНДАРА

Перевод со староузбекского В. Державина

Первые главы содержат восхваление аллаха, пророка Мухаммеда, посвящение и наставление сыну султана Хусейна Байкары, наследнику хорасанского престола Баднуззаману

В следующих главах Навои говорит о своем душевном состоянии после завершения четырех книг «Пятерицы». Он утомлен, но полон решимости приступить к написанию пятого дастана своей Хамсы

Навои с уважением вспоминает своих предшественников, создавших пятерицы, Низами, Эмира Хосрова Дехлави и своего друга и учителя Джами

Далее следует краткое изложение истории шахов Ирана — легендарных пишдадидов и кейанидов, ашканидов (исторических аршакидов) и сасанидов

Начало сказания об Искандаре, ведущее к нахождению истины. Открытие подлинной его истории, в которой запечатлено веление промысла

Противоречия в родословной Искандара вымышлены летописцами; исследователи, устраняя эти противоречия, узнают правду о его происхождении

Когда правитель Файлакус ушел в ворота вечности, престол его бренного владения занял Искандар

Тот, кто былое кистью оживил,
Завесу над картиной приоткрыл:
Четыре царских рода власть несли
В пределах обитаемой земли.[1]
А длилось время их, как помнит свет,
Четыре тысячи и триста лет;
И тридцать шесть еще последних лет
И десять месяцев еще вослед.
То были открыватели цари,
Мирозавоеватели цари.
И мир тысячелетний, и покой
Вкусил при тех владыках род людской.
Но, призванные благо утвердить,
Цари не все успели совершить.
В сей малый срок, что дан живущим в дар,
Взращен был добрым шахом Искандар.
Коль перечислим все его дела,
То всякий скажет: «Слава и хвала!»
Теперь я суть вступленья объясню,
Происхожденья тайну проясню.
Четыре царских рода было. Он
После второй династии рожден.
Когда покинул мир последний кей,
Бахман Дара вселенной правил всей.[2]
Дара гордился, что цари земли
Ему покорно дань свою несли.
Тогда в Юнане правил Файлакус,
Его царем признали Рум и Рус.[3]
Все свойства были царственными в нем;
Он — ангел был в обличии земном.
Чтоб знать его историю, возьми
Прочти царя поэтов Низами.
В сказанье, что как вечный свет горит,[4]
Он так о Файлакусе говорит:
Хоть в мире счастлив был его удел,
Наследника он — сына — не имел.
Тоской по сыну был он удручен,
Скажи: опоры в жизни был лишен.
И вот однажды, позднею порой,
С охоты возвращался он домой.
И увидал в пустыне властелин
Столпы и стены сумрачных руин.
Врата и свод обрушились давно,
Как сердце, что тоской сокрушено.
В тени руин заснул он, утомлен,
И был дыханьем утра пробужден.
Услышав стон, воспрянул он, глядит:
Пред ним, мертва, роженица лежит.
И с ней — новорожденное дитя,
На гибель обреченное дитя.
Ее мучений день конца достиг…
Был жалобен и слаб младенца крик.
Как будто понимал малютка сын,
Что вот он — беззащитен и один.
А Файлакус? Живое сердце в нем
От состраданья вспыхнуло огнем.
Он кликнул слуг, велел дитя хранить,
А мать умершую похоронить.
Найденыша того забрал с собой
И стал его счастливою судьбой.
Он Искандаром отрока назвал
И трон ему, как сыну, завещал.
Другой хранитель памяти веков[5]
Так открывает корни двух родов.
Даре румиец дочь — дитя свое —
Вручил, как деревцо из мумиё.
Но дело к недостойному концу
Пришло: Дара вернул ее отцу.
Лишь ночь царевна с мужем провела,
И некий дар бесценный обрела.
И был жемчужницею перл рожден,
И мир был этим перлом изумлен.
Среди преданий, что хранит Иран,
Одно открыл неведомый дихкан,
Что будто Искандаров было два.
Один из них — как говорит молва —
Разбил Дару, другой же пребывал
Всю жизнь в походах и возвысил вал.
Теперь поведал нам иной рассказ
Царь мудрецов, живущий среди нас,
Хранитель истины, чье слово — свет,
Наставник наш, храни его Изед,
Об Искандаре, о его делах
Джами пропел нам в сладостных стихах.
Пошел я той же трудною стезей;
И летописи были предо мной.
Но я, от малых знаний был немым,
Придя к Джами, советовался с ним.
«Двух Искандаров не было! — сказал
Учитель мне и свитки показал. —
Походы все и подвиги его —
Деянья человека одного!»
Так говорил правдивый Низами,
Так подтвердил и в наши дни Джами.
Открыт источник истины один,
Что Искандар был Файлакусов сын.
Исследуя, я правду проверял,
В исследованье правду отыскал.
Так говорил истории знаток,
Что изучал сей двойственный чертог:
Обретший Искандара Файлакус
Его и царства утвердил союз.
Он слуг и войско щедро одарил,
Врата дворца для празднеств отворил.
Блюдя порядок царский и завет,
Дал оку ясновидящему свет.[6]
Заботясь о наследнике своем,
Он ни на час не забывал о нем.
Он воспитанье истиной питал,
Достойной пищей разум воспитал.
Не только в царской роскоши, в тиши
Его растил он, в глубине души.
Так перл таится в сумраке глубин,
Так в руднике скрывается рубин.
Достойными он сына окружил
И путь ученья перед ним открыл.
Накумохис приставлен был к нему,[7]
Наставником пытливому уму.
Тот, что как небо в знанье был велик
И всех явлений мира связь постиг.
Ты скажешь — видел острый взгляд его
Зерно и корень сущего всего.
Главой ученых был он в пору ту:
Ему был сыном славный Арасту.
После кончины своего отца
Стал Арасту светильником дворца.
Был он велик. Минули сотни лет —
Ему подобных не было и нет.
И мудрый Файлакус избрал его
Учителем для сына своего.
Счел порученье Арасту за честь;
Была от звезд ему благая весть:
Когда глаза он к небу обратил,
Читая предсказания светил,
Все, что добро и зло сулить могло б,
Предугадав, составил гороскоп.
Ища решенья в знаках звезд ночных,
Исчислил Арасту значенье их.
«Родился, — прочитал он в небесах, —
Счастливый, мудрый, справедливый шах.
Весь мир он обитаемый пройдет
И славою наполнит небосвод.
Владыки примут власть его и суд,
Ярмо его приказов понесут.
Он мир великодушьем осенит,
Ему, как бубен, солнце зазвенит.
Движение светил предскажет он,
Заветный узел тайн развяжет он.
Познанье в кровь и плоть его войдет.
Он целый мир сокровищ обретет.
Законы звезд он заключит в число
И по рукам земное свяжет зло.
Пройдет он по неведомым морям,
Проложит путь к безвестным островам.
Судил всевышний на заре времен —
Все царства мира завоюет он».
Так, проведя последнюю черту,
Свой гороскоп закончил Арасту.
Скрижаль наук он стройно начертил
И к обученью шаха приступил.
Плоды столетних поисков и дум
Впивал, как влагу, отроческий ум.
Когда он грань науки познавал,
Другую грань догадкой раскрывал.
Был в жажде знанья истинно велик
От бога одаренный ученик.
Весь век учась, он прожил на земле,
Был сведущим во всяком ремесле.
Он также, с первых дней своей весны,
Стал привыкать к ведению войны.
Он знал, что милость царская войскам —
Разгром и поражение врагам.
И в конном отличался он бою,
И в пешем закалялся он строю.
Скажу ль — стрелой пронзал он сеть кольчуг?
Нет, мыслью разрывал он сеть кольчуг.
Копьем он ратоборцам нес беду;
Метнув копье, он поражал звезду.
Своим мечом он разрубал гранит.
Где меч его? Земля его хранит.
Метнув аркан на крепостной отвес,
Достиг бы он и крепости небес.
Когда свои войска он в бой пускал,
В долину рушились громады скал.
Против дракона обнажая меч,
Дракона мог он надвое рассечь.
Он быстрой мыслью, пуще ратных сил,
Как молнией внезапною, разил.
Стал наконец державный ученик
В искусстве ратном подлинно велик.
А Файлакус в ту пору умирал;
И он проститься с сыном пожелал.
Могучий стан годами был согбен,
В глазах его земная слава — тлен.
И устремился Искандар к нему —
К отцу и властелину своему.
Прощения у бога попросил
Шах Файлакус и сыну власть вручил;
Державу завещал его руке
И опочил на гробовой доске.
Две было ветви древа: из одной —
Гроб сделан, трон вселенной — из другой.
На первой ветви птица песнь поет,
А на другой гнездо другая вьет.
Отца оплакивая своего,
Готов был шах отречься от всего.
Но после, по внушенью мудреца,
Он вспомнил завещание отца:
«Врага в свои владенья не пускай.
Мой прах на поруганье не предай!
Пусть именем твоим, твоей рукой
Мой будет вечный огражден покой!
Я вырастил тебя в моем саду
Затем, чтобы, когда навек уйду,
Меня ты был достоин заменить
И нашу славу в мире сохранить».
Шах к завещанью не остался глух,
Дабы отцовский радовался дух
И сор не падал в чистый водоем,
Веленье долга пробудилось в нем.
Обряд поминок справив по отцу,
Он возвратился к власти и венцу.
К престолу сонмы подданных сошлись.
Напевы саза стройно полились.
вернуться

1

Четыре царских рода власть несли // В пределах обитаемой земли — Имеются в виду четыре иранские диуастии: легендарная династия первоцарей Пишдадидов, легендарная династия Кейанидов и исторические династии Аршакидов и Сасанидов.

вернуться

2

Когда покинул мир последний кей, // Бахман Дара вселенной правил всей. — Речь идет о последнем царе из династии Кейанидов. Кей — здесь царь. Дара — персидский царь, Дарий III Кодоман (336–330 гг. до н. э.). Бахман — отец Дары.

вернуться

3

Тогда в Юнане правил Файлакус, // Его царем признали Рум и Рус. — Файлакус — македонский царь Филипп II (359–336 гг. до н. э.) — отец Александра Македонского. Рус — область, в которой обитали восточные славяне и тюркские племена. Однако Навои допускает здесь историческую неточность, говоря о подчиненности русов Филиппу.

вернуться

4

В сказанье, что как вечный свет горит. — Имеется в виду поэма Низами «Искандар-наме», одна из пяти поэм «Хамсы».

вернуться

5

Другой хранитель памяти веков. — Речь, видимо, идет о поэте Хосрове Дехлави, писавшем на фарси. Одна из поэм его «Хамсы» посвящена Искандару.

вернуться

6

Дал оку ясновидящему свет. — То есть царь дал своему сыну Искандару образование.

вернуться

7

Накумохис приставлен был к нему. — Накумохис — ученый, придворный врач Никомах, отец великого древнегреческого философа Аристотеля (384–322 гг. до н. э), которого на мусульманском востоке называли Арасту.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: