Жил у подножья гор, в лесу большом
Могучий лев, с небесным схожий львом.
Но, не страшась в округе никого,
Боялся он за львенка своего.
Все муравейники он разорил,
Чтоб муравей дитя не укусил.
Испытывая постоянный страх,
Таскал повсюду львенка он в зубах.
Жил там один турач, гласит молва;
Он пуще коршуна боялся льва.
Лев проходил, детеныша держа.
Турач, от страха смертного дрожа,
Вдруг перед носом льва взлетал, крича.
А лев пугался крика турача.
На миг сильней он челюсти сжимал,
Чтобы в беду детеныш не попал;
И сам, не рассчитавши страшных сил,
Невольно львенку раны наносил.
От этого душой терзался лев,
Вернее — просто убивался лев.
И чтоб конец несчастью положить,
Он с этим турачом решил дружить.
Сказал: «Не причиню тебе вреда!
Так поклянемся в дружбе навсегда.
Ты всякий страх забудь передо мной,
Сиди себе в своих кустах и пой.
Я здесь среди зверей слыву царем,
А ты придворным будь моим певцом.
Мне убивать тебя корысти нет,
Сам знаешь — бык мне нужен на обед.
Враги твои — охотники одни;
И ты остерегайся западни.
Но если в сеть ловца ты попадешь —
То знай: во мне спасителя найдешь.
Твой крик услышав, я примчусь бегом
И вмиг с твоим разделаюсь врагом.
Вот этой страшной лапою моей
Спасу тебя от вражеских сетей!»
Так лев могучий мягко говорил,
Что сердце турача обворожил.
Вот лев и птица в дружбе поклялись
И впрямь, как братья кровные, сошлись.
Где лев свирепый в полдень отдыхал,
Туда турач без страха прилетал.
И даже, шла о нем в лесу молва,
Садился смело он на гриву льва,
Как птица легендарная Анка
На гребень царственного шишака.
Порой — «На помощь!» — в шутку он кричал;
За это лев сердился и ворчал:
«Эй, друг, не лги, со мною не шути!
Ложь до добра не может довести».
Но турачу понравилась игра.
«На помощь!» — он в кустах кричал с утра,
А лев устал его увещевать,
Не стал на крик вниманья обращать.
Так жил шутник до рокового дня,
Когда его поймала западня.
Беспечно начал он зерно клевать
И в сеть попал, а сеть не разорвать.
Он закричал: «На помощь, — друг, скорей!
Один я тут не вырвусь из сетей!»
Спросонья лев подумал: «Снова крик…
Какой обманщик! Экий озорник!
Сто раз напрасно он меня пугал,
Сто раз его спасать я прибегал.
Сто раз обман устроивши такой,
Он только потешался надо мной!..»
О помощи не докричался лжец —
Попал в беду, настал ему конец.
Тому, кто никогда нигде не лжет,
Без спора верит на слово народ.
Познания взыскующих притин,
Имам всех верных в мире Фахраддин
В Хорезме свой шатер установил,
Но Хорезм-шах его не посетил;
Мол — как живешь? Не надо ли чего?
И Фахраддин не посетил его.
Шах устыдился, встречи стал искать,
Имам не захотел его принять.
И не могли их люди помирить,
Завесу отчужденья приоткрыть.
Имам великий в баню раз пошел;
Шах в ту же баню в тот же час пошел.
И там — в пару, в горячих облаках,
Ученого спросил хорезмский шах:
«О мудрый муж — прославленный везде,
Скажи — что нас на Страшном ждет суде?
Кому, какие муки суждены
Там — на путях загробной стороны?»
Уместно — в бане — задал шах вопрос.
И так имам ответно произнес:
«Ты знать хотел, что там — за гранью тьмы?
Так знай: все там, как в бане, будем мы.
Там нищий и султан, во всем равны,
Предстанут пред судом — обнажены.
Ты голым в баню Страшного суда
Войдешь, венец оставив навсегда.
А я на грань судилища того
Вступлю в сиянье знанья своего.
Ты здесь могуч и самовластен был,
Ты будущего сам себя лишил!»