Под ритуальное пение мясо разделали, зажарили и раздали по кругу — в первую очередь матерям охотников, потом старшим — и так далее, пока наконец и сами охотники не получили свою долю. Лалиари кормила грудью малышку и следила за тем, чтобы ее мальчики наелись. Вайвик выковыривал из яйца желток, маленький Джозу все еще сжимал в руке лист ревеня и время от времени откусывал от него кусочек. Кто-то набрел на поле молодой пшеницы, которую поделили за трапезой. Колоски связывали в пучок, который затем держали над огнем, пока мякина почти полностью сгорала. Затем колосья растирали ладонями, выдавливая зерна и отправляя их в рот.

После ужина в лагере, как обычно, стало шумно — женщины совершали нехитрый туалет и плели корзины, мужчины точили каменные ножи и обсуждали охоту. Джозу стал жаловаться на боль во рту. Заглянув ему в рот, она увидела с внутренней стороны щек и губ какие-то странные ранки. Ее это встревожило. Неужели в него вселился злой дух? Ведь Джозу еще не сделали защитные проколы в носу и губах.

— И здесь, — сказал он, положив ручки на живот.

— Тебе больно?

Он кивнул.

У Лалиари упало сердце. Дух через рот проник ему в желудок!

Пока она обдумывала, что ей предпринять, у Джозу началась дрожь. Она обняла его.

— Тебе холодно, мой золотой? — Он уставился на нее большими круглыми глазами и внезапно затрясся еще сильнее.

Теперь уже к ним подошли и другие женщины, стали осматривать мальчика, трогали его и вполголоса выражали беспокойство.

Лалиари обняла ребенка и стала укачивать. Он вдруг захрипел и стал отчаянно ловить ртом воздух, Лалиари позвала Беллека. Когда подошел старик со своими амулетами и заклятьями, вокруг них уже собрался весь клан. Беллек осмотрел мальчика и начал его лечить. Он накладывал на тельце Джозу могущественные талисманы, бормоча магические заклинания. Затем он окунул пальцы в чаши с пигментом и начертил на лбу, груди и ступнях мальчика символы исцеления.

Джозу стало еще труднее дышать.

Кика стояла с краю и холодно наблюдала за этой сценой, с потрясающим равнодушием закидывая в рот орехи. Она и представить себе не могла, что Лалиари сначала предложит листья ревеня детям. Так что злой дух вселился не в Лалиари, а в мальчика. Кика была достаточно умна, чтобы понять, что другой возможности у нее уже не будет и что Дорон никогда не будет ей принадлежать. И все-таки она немного успокоилась, увидев на лице сестры страдание и наблюдая, как по щекам у нее текут слезы.

Джозу уже потерял сознание, и весь клан молча смотрел на него.

Потом он забился в агонии.

— Спаси его! — закричала Лалиари, прижимая к себе ребенка.

Конвульсии прекратились.

— Джозу? — в голосе Лалиари послышалась надежда.

Грудь мальчика поднялась в глубоком вдохе и стала медленно опадать. Потом он затих.

Это молчаливое сидение было самым горестным из всех, которыми клан когда-либо почитал мертвых, и даже когда они сворачивали лагерь — ведь теперь они должны были переехать, оставив маленькое тельце Джозу на произвол стихий — все молчали, двигались медленно и тяжело, а на лицах у всех была скорбь.

Люди, взвалив на плечи тюки, потянулись вдоль берега, а Лалиари даже не пошевелилась. Она сидела рядом с тельцем сына, и лицо ее было белее снега в горах. Члены клана нервно кружили вокруг, опасаясь, что она может накликать на них беду.

А когда она вдруг взяла застывшее маленькое тельце на руки и издала пронзительный вопль, все в страхе отпрянули. «Мы должны бросить ее», — говорили одни. «Но на ней газельи рога», — возражали другие. Дорон присел рядом с ней на корточки, его красивое лицо выражало нерешительность. Он протянул руку, но не посмел прикоснуться к ней.

Лалиари наконец затихла. Она совершенно успокоилась, взгляд ее был пуст и неподвижен. И направлен он был на пещеры в ближних утесах. И вдруг она вспомнила ту пещеру, в которой встретилась с Зантом и где был похоронен ребенок. Из небольшой сумки, висевшей у нее на поясе, она достала каменную статуэтку с синим кристаллом-младенцем в животе. Рассматривая ее, она вспоминала ту ночь, когда Зант впервые показал ей эту фигурку — ночь, когда он похоронил ребенка. Тогда она не могла понять, о чем он пытался ей рассказать, но сейчас все стало ясно: кристалл вовсе не символизирует ребенка, покоящегося во чреве матери, он символизирует ребенка, покоящегося в могиле.

Мой сын не достанется диким зверям. Он не достанется ветрам и привидениям. И он не будет забыт.

Под ошеломленными взглядами соплеменников Лалиари убедилась, что малыш спокойно спит в мешке у нее за спиной, потом взяла на руки тело Джозу, велела Вайвику держаться за свою юбку и ушла из лагеря.

Все стояли, гадая, что она делает. Но, когда Беллек похромал вслед за ней, они потянулись за ним. Только держались на расстоянии, следуя за старым шаманом лишь из любопытства. Что он хочет сделать — приказать ей бросить мальчика и вернуться? И куда направляется Лалиари?

Они узнали об этом, когда она дошла до подножия утесов и стала неловко карабкаться по каменистой тропе, по которой они ходили вот уже семь лет. Она несколько раз останавливалась, чтобы помочь Вайвику или поправить свою неудобную ношу. Порой она опускала Джозу на землю и перетаскивала Вайвика через валуны, потом снова поднимала свой скорбный груз и упорно продолжала восхождение.

Она ни разу не обернулась.

Лалиари выбрала пещеру, в которой никто никогда не жил — маленькую, с очень низким потолком. Но она была защищена от стихий, а пол в ней был песчаный и мягкий. Осторожно опустив Джозу на пол, она взяла палку-копалку, всегда висевшую у нее на поясе, и стала копать.

Все столпились у входа, заглядывая внутрь и перешептываясь, но войти никто не осмелился. Через несколько минут заплакала малышка Лалиари. Она перестала копать, сняла со спины мешок и поднесла дочку к груди. Когда ребенок поел и снова уснул, Лалиари положила малышку в безопасное место и вернулась к своему занятию.

Вырыв яму, она взяла тело Джозу и с нежностью опустила его туда, уложив как можно удобней, как если бы он спал. Затем поднялась на ноги и вышла из пещеры, остальные подались назад, чтобы пропустить ее. Все стояли у обрыва скалы и смотрели, как она ходит в кустах, собирая дикие цветы и душистые ветки. Набрав целую охапку, она оборвала с них лепестки и осторожно положила на тело Джозу. Затем стала засыпать его землей, смешанной с песком, пока не засыпала могилу полностью, а потом утрамбовала ее руками.

Затем она подошла ко входу в пещеру, где стояли ее шестилетний сын и Дорон. Взяв Вайвика за руку, она подвела его к могиле и сказала:

— Не бойся. Твой брат просто спит. Его не тронут привидения, никто и ничто не причинит ему вреда. И он также не причинит никакого вреда тебе. Его зовут Джозу, и ты никогда не должен его забывать.

Все ахнули. Лалиари произнесла вслух имя усопшего!

Лалиари было безразлично, что думают о ней другие, и то, что Беллек побледнел как смерть, она только чувствовала невероятное облегчение — ведь ее малыш будет всегда здесь, в безопасной пещере, неподалеку от своей семьи.

И, когда Лалиари наконец появилась при свете луны с дочкой, спавшей в сумке, привязанной у нее за плечами, и с маленьким Вайвиком, она подняла статуэтку с синим камнем так, чтобы все ее видели. Все замолкли и стали слушать — ведь все же она — Хранительница Газельих Рогов.

— Мать дарит жизнь, и к Матери жизнь возвращается. И мы не должны забывать об этом даре. С сегодняшнего дня мы снимаем табу с имен усопших.

Лалиари прекрасно понимала, что ее народу будет нелегко нарушать древнее табу. Но она была непреклонна. Она и ее народ не будут больше безутешно горевать, как когда-то горевали женщины ее племени об утонувших охотниках, не смея произнести их имен. Об умерших нельзя забывать. Теперь она это понимала. И эту мудрость передал ей чужеземец по имени Зант.

Какое-то время спустя