— Я… очевидно, я влезла в чужие дела, и я…

— Ты не влезла в чужие дела, — говорит Ной, нахмурив брови. — Хотя понимаю, как это может выглядеть, будто мы…

— Парочка? — заканчивает Эйден.

— Мы не пара, — настаивает Ной.

— Это не то что ты сказал вчера вечером… — начинает Эйден.

— Заткнись, — рычит Ной. — В этом нет ничего смешного. Она действительно думает, что мы пара. А эти агенты спецслужбы думают, что ты террорист. Как думаешь, что произойдёт, когда тренер Харди узнает, что ты был арестован за внутренний терроризм, потому что угрожал жизни дочери Президента Соединенных Штатов? Думаешь, сохранишь контракт, который только что подписал, как только пресса пронюхает об этом дерьме?

Внезапно все замолчали, включая меня. Я определённо больше не смеюсь.

— Ну, чёрт возьми, — говорит Эйден. — Я не пытался тебя убить. Я просто пытался затащить тебя в постель.

— При помощи надувной куклы? Это действительно классно, чувак, — говорит Ной, качая головой.

— Эй, это правда, — настаивает Эйден, глядя на меня через плечо. — Имею в виду, очевидно, что я не знал, кто ты или, возможно, не использовал бы надувную куклу. Или всю эту «Она Думает, Что Мой Трактор Сексуальный» штуку. Я бы попытался всё приукрасить немного больше.

— Она Думает, Что Мой Трактор Сексуальный? Поэтому газонокосилка припаркована у меня во дворе? — спрашивает Ной.

— Вы двое родственники или что-то в этом роде? — спрашиваю я.

— Они товарищи по команде, мэм, — отвечает Брукс, громко вздыхая.

— Вы оба играете в футбол, — понимаю я. Почему я не попросила Брукс или Дэвис дать информацию об Эйдене после встречи с ним? Оглядываясь назад, моё невежество кажется не столько блаженством, сколько глупостью. — В одной и той же команде.

— Но мы не играем за одну и ту же команду, если ты понимаешь, что я имею в виду, — произносит Эйден, подчёркивая игру слов. Он делает паузу для акцента. — Мы не трахаемся друг с другом. На случай, если я не ясно выразился.

Я задыхаюсь от смеха.

— Да, вижу.

— Думаю, она поняла это, Эйден, — ворчит Ной. — Она не совсем идиотка.

Седан едет по улице, замедляясь на мгновение, прежде чем проехать мимо нас — один из моих соседей, без сомнения — я с отчаянием смотрю на Брукс.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что сможем обойтись без всей этой команды сапёров и расследования внутреннего терроризма?

— Вы знаете, что миссис Джонсон последние несколько минут выглядывала из-за занавесок на окне, — говорит Эйден.

— Кто? — спрашиваю я.

— Миссис Джонсон — твоя соседка, которая живёт через дорогу. Она, наверное, уже сделала фотографии. Вчера я ей помог настроить учетные записи в соц. сетях, чтобы она могла просматривать фотографии своих внуков, которые загрузила её дочь. Женщина печёт великолепный банановый хлеб.

— Чёрт, Эйден. Перестань знакомиться с моими соседями, — вмешивается Ной.

— Я поговорю с миссис Джонсон, — отвечает Дэвис.

— Брукс, этот человек явно не представляет угрозы. Как думаешь, мы могли бы убрать всё это от фасада моего дома? Или мы можем хотя бы снять наручники?

— Подожди. Можно мне оставить наручники? — спрашивает Эйден. — Они могут мне понадобиться позже.

— Ты хочешь, чтобы я сопроводила тебя на допрос? — спрашивает Дэвис.

— Ладно, ладно. Не нужно так раздражаться по этому поводу. Я понимаю твою точку зрения. — Нахальная ухмылка появляется на лице Эйдена, когда Дэвис снимает с него наручники. — Итак, ты та девушка, которая врезалась в Ноя. Это значит, мы оба соревнуемся за твоё внимание?

— Никто ни за что не соревнуется, осёл, — рычит Ной.

Два горячих парня. Слова Ви эхом отдаются в моей голове, и на мгновение, перспектива о двух самых привлекательных парнях, которых я когда-либо встречала, заинтриговала меня.

Затем я прихожу в себя. Это могут быть двое из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела, но они также два высокомерных футболиста, абсолютно не заботящиеся о соответствующем поведение или социальном этикете. У моего отца точно бы случился сердечный приступ, если бы он узнал, что меня хотя бы немного влечёт к одному из них.

И меня это нисколько не интересует. Действительно, нет. Очевидно, мой похотливый мозг озадачен тем фактом, что я ни с кем не встречалась уже миллион лет. Из-за этого у меня возникли небольшие фантазии о двух мужчинах.

Мне просто нужно контролировать свой разум. Если в жизни и есть что-то, в чём я мастер, так это поддержание дисциплины и контроля. В конце концов, я дочь Президента. Я прожила большую часть своей жизни в центре общественного внимания. Слова «импульсивный» нет в моём словаре.

— Ты прав. Когда я здесь, настоящая конкуренция отсутствует, — произносит Эйден, указывая на своё тело. — Не тогда, когда это перед тобой. С таким же успехом ты просто можешь не участвовать в забеге.

Ной закатывает глаза.

— Наверняка, она заинтересуется парнем, чьё понятие о романтике ограничивается полётом надувной куклы на её задний двор.

— Ты подразумеваешь под романтикой сорвать с неё платья и быть сфотографированным, схватившись за сиськи? — спрашивает Эйден.

Ной начал было отвечать, но я прерываю этот спор, раздражённая увеличивающимся показушным тестостероном. Хорошо, я могла бы быть раздражена небольшой частью себя, которая находила весь этот тестостерон немного привлекательным, тем более что их поведение пещерного человека превышало все границы, что должны были вызвать у меня отвращение. Что мне нужно сделать, так это начать думать своим мозгом, а не своей киской.

А мой мозг определённо раздражён прямо сейчас. Я прочищаю горло, отталкиваю ту часть себя, которую они привлекают.

— Извините? Я абсолютно уверена, что имею право голоса в этом, поскольку вы обсуждаете меня так, как будто меня здесь нет. И если вам будет интересно, то я ни какой-то там приз для вас, чтобы конкурировать.

— Мы не говорили о том, что ты приз, как раз, — пытается уточнить Ной.

— Но если бы мы соревновались, то очевидным выбором был бы Я, — отмечает Эйден. — Я горяч.

— Заткнись, засранец, — рычит Ной.

Я даже не пытаюсь сдержать свой стон.

— Ты отправил надувных кукол в мой дом, а потом открыл дверь голым, когда я принесла их тебе.

Эйден усмехается, явно довольный собой.

— Да, так и было.

— А ты, — говорю я, указывая на Ноя. — Ты порвал моё платье и дотронулся до моей груди на благотворительном мероприятии!

— Ну, чёрт возьми, когда ты так говоришь, это звучит неловко, — отвечает Ной.

— На самом деле, это больше похоже на нападение, — поясняет Эйден. — Уверен, что это преступление.

Я поворачиваюсь к нему спиной.

— Говорит парень, который запустил беспилотник на мой задний двор?

— Беспилотник звучит не так гнусно и дерьмово.

— Громкие слова. Ты узнал об этом из еженедельного календаря? — Ной уставился на Эйдена.

— Я узнал много громких слов таким образом, — говорит Эйден, фыркнув. — Это был радиоуправляемый вертолёт. Дорогой, но все же.

— Такое чувство, что мы продемонстрировали не самые лучшие свои качества, — отмечает Ной.

— Говори за себя, — отвечает Эйден. — Я просто отлично справился.

Позади меня Брукс громко фыркает.

— Если вы думаете, что это «просто отлично», мне любопытно узнать, что такое «ужасно».

— Послушай, милая, я делаю тебе одолжение, жертвуя своё ранчо на благотворительность, — ворчит Ной.

— О, конечно, идущий на всё хороший-парень-жертвующий-на-благотворительность, — саркастически замечает Эйден.

Я рассердилась из-за слов Ноя.

— Делаешь мне одолжение? Ну, думаю, я должна быть благодарна, что ты сделал мне одолжение, после того как облапал меня на людях.

— Ты сам напросился, — присвистнул Эйден, поднимая брови, глядя на Ноя, чьё лицо краснеет. — Я не могу поверить, что ты назвал её милой.

— Говорит парень, который назвал меня сахарными сиськами при встрече со мной?

— В свою защиту скажу, что не знал, что ты дочь Президента.

— Почему-то я сомневаюсь, что это что-то изменило бы. — Я поворачиваюсь к Ною, мое раздражение только усиливается. — Ты можешь оставить себе своё одолжение, и ты можешь оставить себе своё ранчо. А также оставь при себе активный подход к благотворительности, потому что проводить с тобой время на ранчо, даже если это для заслуживших детей, не стоит того.

— Ты собираешься с ней на ранчо? — спрашивает Эйден. Его ноздри раздуваются, и на секунду мне кажется, что я вижу выражение собственничества на его лице. Проблема в том, что вместо того, чтобы вызвать у меня отвращение — так бы логическая часть меня отреагировала — от этого выражения меня охватывает возбуждение. Но я стряхиваю это чувство, скрестив руки, когда Ной бросил на Эйдена взгляд чистой ярости, и произношу:

— Больше нет. Прямо сейчас я возвращаюсь в свой дом, где собираюсь выпить чашечку чая, почитать газету и забыть о том, что двое из самых незрелых мужчин, которых я когда-либо встречала, подорвали мою жизнь за прошедшую неделю.

Я не жду ответа, прежде чем повернуться и уйти, осознавая, что практически отворачиваюсь от двух профессиональных спортсменов с телами, созданными для греха, которые, по-видимому, считают меня привлекательной. Я стараюсь не думать ни об одном из них, когда захожу в пустой дом и завариваю чай или когда листаю газету. Я определённо стараюсь не думать о том, что я слегка рассердилась и отказалась от пожертвованного ранчо Ноя для летнего лагеря, который начнётся через неделю. И я стараюсь не думать о том, что мне придётся признать свою неправоту и извиниться перед ним, чтобы вернуть ранчо.

Я полностью лишилась своего хладнокровия и позволила своему характеру взять надо мной верх. Я не помню, когда это случалось в последний раз. Обычно я спокойна и собрана, несмотря ни на что, но эти двое мужчин, кажется, заставляют меня нервничать. Но, честно говоря, как Ной Эшби отделался ехидным комментарием о том, что сделал мне одолжение, пожертвовав своё ранчо? После того, что случилось на благотворительном вечере, это самое меньшее, что он смог сделать.