Нисколько не сомневаюсь, — подумал Питт и с опозданием стер с лица сардоническую усмешку. Наверное, она поняла, как он к ней относится.

И, желая окончить разговор, Питт произнес:

— Тогда можно считать разговор оконченным. Любые речи о гибели планеты глупы, но даже если бы это было не так — что вам до нее? Не советую вспоминать об этом, иначе не только вас, но и вашу мать будут ожидать неприятности.

— Разговор еще не окончен, комиссар.

Питт почувствовал, что теряет терпение, однако невозмутимо ответил:

— Дорогая мисс Фишер, если комиссар говорит — все, значит — все, и ваше мнение здесь ни при чем.

Он привстал, но Марлена не пошевелилась.

— Я хочу предложить вам кое-что, в чем вы нуждаетесь.

— Я?

— Возможность избавиться от моей матери.

Воистину озадаченный, Питт сел в кресло.

— Что вы имеете в виду?

— Я объясню, если вы согласитесь выслушать меня. Моя мать уже не может оставаться на Роторе. Ее волнует, что будет с Землей, Солнечной системой, иногда она… даже тревожится об отце. Ей кажется, что Немезида погубит всю Солнечную Систему. И она считает, что в ответе за это, поскольку давала имя звезде. Комиссар, она человек эмоциональный.

— Да. Вы тоже это подметили?

— Она причиняет вам беспокойство. Она частенько напоминает вам о делах, которые ей кажутся важными, а для вас, наоборот, не представляют интереса. Приходится отказывать ей в приеме, посылать ее подальше — мысленно, комиссар. Ее действительно можно отослать отсюда.

— В самом деле? Ах да, у нас появилось новое поселение. Значит, я должен отослать ее на новый Ротор?

— Нет, комиссар, пошлите ее на Эритро.

— Почему я вообще должен это делать? Чтобы избавиться от нее?

— Да, комиссар. Вы этого хотите. А мне нужно другое. Я хочу, чтобы вы отпустили ее на Эритро, — здесь она не имеет возможности работать в обсерватории: приборы постоянно заняты, она чувствует, что за ней следят, и ощущает ваше раздражение. К тому же Ротор не слишком хорошее место для точных измерений. Для этого он вращается слишком быстро и неравномерно.

— Вот как — все на своих местах. Это ваша мама столько наговорила? Нет, не нужно объяснять. Понимаю, она это сделала косвенно и только косвенно.

— Да, комиссар. Кроме того, не забывайте про мой компьютер.

— Тот самый, с которым вы живете душа в душу?

— Да, комиссар.

— Значит, вы полагаете, что на Эритро ей будет работаться лучше?

— Да, комиссар. Там будет стабильная база для наблюдений, и мама сумеет выполнить все измерения. Сумеет выяснить, уцелеет ли Солнечная система. А поскольку для этого ей потребуется немало времени, то по крайней мере на этот срок вы избавитесь от нее.

— Похоже, и вы стремитесь избавиться от нее, не так ли?

— Ни в коем случае, комиссар, — строго ответила Марлена. — На Эритро мы полетим вместе. Таким образом, вы избавитесь и от меня, что доставит вам даже большее удовольствие.

— А почему вы решили, что я хочу отослать вас подальше?

Марлена посмотрела на Питта немигающими печальными глазами.

— Вам уже этого захотелось, комиссар, потому что теперь вы знаете, что я безошибочно интерпретирую все ваши внутренние побуждения.

И Питт вдруг понял, что отчаянно хочет избавиться от этого чудовища. Он сказал:

— Позвольте подумать, — и отвернулся. В его жесте было нечто детское, но он не желал, чтобы эта жуткая девица читала его лицо, как открытую книгу.

Девушка была права. Теперь ему хотелось отделаться от матери и дочери разом. Что касается матери, то он и сам подумывал, не сослать ли ее на Эритро. Но она явно не стремилась туда, а подобная инициатива с его стороны обещала закончиться нежелательным шумом. И вот ее дочь предоставила ему повод. Теперь Инсигна не будет противиться назначению на Эритро, а это меняет дело.

Он медленно проговорил:

— Ну, если ваша мать действительно этого хочет…

— Она хочет этого, комиссар. Она еще не говорила об этом мне, и, возможно, еще сама не отдает себе отчета, но она захочет туда. Я знаю. Поверьте мне.

— Что мне еще остается? А вы хотите туда?

— Очень, комиссар.

— Тогда я немедленно распоряжусь. Вас это устраивает?

— Да, комиссар.

— Ну теперь я могу, наконец, считать разговор оконченным?

Марлена встала и склонила голову в неуклюжем поклоне, явно предназначенном, чтобы выразить благодарность.

— Спасибо, комиссар.

Она повернулась и вышла, но только через несколько минут после того, как за девушкой закрылась дверь, Питт осмелился расслабить мышцы лица, уже уставшие от застывшего на нем выражения.

Он не мог позволить ей узнать то, чего она не должна была даже заподозрить, то, что лишь он один знал об Эритро.

Пора было приниматься за дело, но Питт чувствовал, что не готов. Пришлось даже отложить прием посетителей. Ему нужно было подумать.

Прежде всего о Марлене. У ее матери, Эугении Инсигны Фишер, постоянно были какие-то проблемы, и положение только ухудшилось за эти двенадцать лет. Вечные эмоции и заскоки, нимало не уравновешиваемые рассудком. Но все-таки она была обычным человеком, ею можно было управлять, направляя ее в нужную сторону, контролировать. Достаточно было окружить ее со всех сторон несокрушимыми стенами логики, а когда она изредка начинала трепыхаться, ее всегда можно было уговорить оставаться в этой темнице.

Но с Марленой дело обстояло иначе. Это было просто чудовище. И Питт был рад, что она по-глупому выдала себя, сказав, что хочет помочь матери. Пока она еще не набралась опыта и ума. Став взрослее, она сумеет воспользоваться своими способностями самым сокрушительным образом. И тогда она станет еще опаснее — значит, остановить ее нужно немедленно. Так пусть ее остановит другое чудовище — Эритро.

Питт понимал, что делает. Эритро показалась ему чудовищем с самого начала. Такое впечатление создавал весь облик планеты, кровавые отсветы лучей Немезиды, зловещий и угрюмый ландшафт.

Когда Ротор приблизился к поясу астероидов, находившемуся в сотне миллионов миль от орбиты, по которой кружили Мегас и Эритро, Питт уверенно объявил: «Приехали».

Он считал, что никаких сложностей не возникнет. Свет и тепло Немезиды не достигали пояса астероидов. Впрочем, Ротору это было и не нужно, поскольку он обеспечивал себя энергией. В этом было одно из достоинств искусственного мирка. Зачем ему кровавый свет звезды, который сжимает сердце, туманит разум и леденит душу?

Кроме того, в поясе астероидов тяготение Немезиды и Мегаса сказывалось не так сильно, и любые маневры в космосе можно было производить с меньшими затратами. Отсюда легче было вести добычу полезных ископаемых на астероидах.

Идеальное место!

Однако роториане подавляющим большинством голосов решили, что поселение должно находиться на орбите Эритро. Питт старался доказать, что тогда им придется утопать в злом и унылом красном свете, что помимо Эритро их будет держать в своей гравитационной хватке и Мегас, а за сырьем все равно придется летать к астероидам.

Питт сердито переругивался с Тамбором Броссеном, бывшим комиссаром Ротора, от которого он унаследовал пост. Порядком подустав на службе, Броссен наслаждался ролью отставного, но влиятельного государственного деятеля — куда больше, чем прежде ролью комиссара. (Говорили, что процесс принятия решения доставлял ему куда меньшее удовольствие, чем Питту.)

Броссен смеялся над заботами Питта о местоположении поселения. Правда, внешне он оставался совершенно серьезен, но в глазах пряталась усмешка.

— Янус, — говорил он. — Не стоит добиваться полного единомыслия среди населения Ротора. Пусть хоть время от времени у них будет возможность взбрыкнуть — покорнее будут в других случаях. Хотят они жить возле Эритро — пусть живут возле Эритро.

— Но ведь это неразумно, Тамбор. Разве ты этого не понимаешь?