- Зиябу повезло, что он мне любимый сын. Любого, кто прикоснётся к тебе, я убью.
Так Инди заработал не жестокое любопытство, но ненависть Зияба иб-Аджира. И так получил десятикратно усиленную ненависть его матери.
С этого дня жизнь его превратилась в ад.
Он не мог больше спускаться в сад - Зияб преследовал его повсюду. Он постоянно торчал дома, и как будто нарочно выгадывал время, когда Инди спускался вниз, чтобы подкараулить его. Конечно, бить Инди или домогаться его он больше не осмеливался, но был щедр на тычки, пинки, уколы и бесконечные насмешки, жестокие в своей прямоте. Он спрашивал, приятно ли это - когда тебя трахают в зад, и быстро ли Инди научился сосать, и прочие такие же вещи, от которых на душе делалось гадко. Как-то раз он подстерёг Инди со спины и забросил ему за шиворот живую жабу, а однажды подкараулил на кухне, когда ему будут нести еду, и подсыпал в пищу рвотное, так что Инди промучился целую ночь. Инди знал, что стоит ему сказать хоть слово Арджину, и Зияб получит новую порцию розг и угомонится на время. Но молчал: не потому, что боялся усилившейся ненависти и новой мести, а потому что не хотел вновь оказаться в положении, когда Арджин становился его заступником. Он не был заступником - он был мучителем и самодуром, терзавшим своих домашних почти так же, как и рабов. Он не мог быть союзником. Инди не хотел его себе в союзники. Слишком сильна была его ненависть к этому человеку.
Так что он сделал единственное, что мог: перестал спускаться в сад. Пару раз сказался больным, потом сослался на непогоду, и мало-помалу совсем перестал выходить. Зияб, должно быть, был разочарован - он привязывался к живым игрушкам в той же мере, что и его отец. Но ничего, найдёт себе новую. Такие, как он, всегда находят.
Вся эта история была противной и неприятной, она лишила Инди одной из немногих радостей существования - солнечного света и пения птиц, но куда хуже и страшнее было то, как относилась к нему теперь Захра. Она больше не ссорилась с Арджином из-за Инди - и почему-то это пугало его, пугало по-настоящему, так, как испугал когда-то каменный карцер в Большом Торгу. Всё реже Инди слышал её голос из-за стены - похоже, случай с наказанием Зияба стоил супругам серьёзной размолвки, и Арджин-бей почти перестал звать жену в свою спальню. К Инди он, впрочем, не стал ходить чаще - видимо, утешался с наложницами. Однако именно Инди стал объектом ненависти Захры-ханум; именно на него она вылила всё своё недовольство, нараставшее многие месяцы и теперь, после порки Зияба, достигшее пика. Инди видел её несколько раз, когда ещё выходил из комнаты. Это была статная, неожиданно очень рослая женщина, не красавица, но огненный взор и крепкий здоровый румянец делали её живой и привлекательной. Однако доброй она не была, это Инди понял сразу - и ещё понял, что она ему враг. Взгляд её, обратившись на Инди впервые, был лишён даже того холодного любопытства, которое обычно давало ему небольшую фору; нет, ей было всё равно, как он выглядит, её не заботило, что нашёл в нём её супруг. Она просто ненавидела его и хотела, чтобы его никогда не было. И в глазах её он читал приговор.
Он стал плохо спать, ему всё время казалось, что сейчас эта женщина войдёт к нему с кинжалом в руке и перережет ему горло спящему, и, оставаясь один, он часто вскидывался посреди ночи и хватался за шею, проверяя, цела ли она. Он был рад теперь, когда Арджин оставался на ночь с ним, и, случалось, даже просил его об этом. Но бывали ночи - и они составляли большинство - когда его запирали во тьме и одиночестве, не оставив даже огня, и тогда он сидел на своей большой постели, вздрагивая от каждого резкого звука и судорожно вслушиваясь в ночь, ожидая услышать тихие лёгкие шаги.
Так продолжалось не менее двух недель. А потом в один из дней, когда пришло время обеда, дверь распахнулась, но вместо привычного слуги на пороге показалась сама Захра. Руки её изящно придерживали поднос с кушаньями. Инди смотрел на неё со смесью страха и изумления - никогда прежде она не входила в его комнату.
Пройдя на середину комнаты, Захра-ханум грациозно наклонилась и поставила поднос на столик. Она была уже немолода, но движения её были легки, а поступь плавной, словно ей едва минуло семнадцать лет. Когда она обернулась, на лице её играла улыбка.
- Мы с тобой в ссоре, Аль-шерхин, - сказала она без предисловий, и Инди вздрогнул, так странно звучал её грудной, бархатистый голос, который он так часто слышал кричащим в гневе. - Ты, я думаю, об этом знаешь, ибо вовсе не глуп. Ты рассорил моего любимого мужа с любимым сыном, и я сердилась на тебя. Но теперь я подумала и решила, что была не права. И что ты один теперь можешь исправить то, что натворил.
Инди молча смотрел на неё. Захра пристально посмотрела ему в глаза, будто пытаясь понять, что у него на уме. Потом картинно вздохнула.
- Муж мой не слушает больше меня. Впрочем, - она хитро прищурилась и приложила палец к губам, - мужчины ведь обычно не слушают женщин... и мальчиков... но женщины и мальчики, если они мудры, могут направить мысли мужчины.
- Я не понимаю, о чём вы говорите, госпожа, - тихо ответил Инди.
Глаза женщины блеснули, как будто в гневе, но вспышка тут же прошла, и она сказала:
- Это не важно. Знай лишь одно: тебе я не враг. Мне даже жаль тебя, ведь я не хуже твоего знаю, как тяжёл бывает нрав нашего господина... его нрав и его рука, - добавила она и, когда Инди вздрогнул, мягко добавила: - На вот, выпей: я принесла тебе травяного настоя. Я слышала от слуг, что у тебя иногда болят почки. Я сама его пью, и он очень мне помогает.
Он взяла с подноса расписную круглую чашку и подошла к Инди, всё так же сидящему на постели. Присела рядом, протягивая чашку и глядя ему в глаза так прямо и так невинно, что Инди невольно усомнился в том, что подсказывало его чутьё. Она ведь, в конце концов, всего лишь любящая мать и жена... она всего только женщина и ещё слабее, чем он. И муж, кажется, вот-вот разлюбит её, тогда как Инди для него по-прежнему важен. Не так уж и странно, что она решила теперь с ним подружиться.
Поколебавшись, Инди принял чашку и пробормотал слова благодарности. Захра улыбнулась и пригладила его волосы, а потом по-матерински поцеловала в висок.
- Пей, - прошептала она.
Инди вздохнул, опустил глаза, поднёс чашку к губам...
И так и застыл, в последнее мгновенье заметив тоненькую, едва уловимую взглядом трещинку, идущую от края чашки к её основанию.
Оммар-бей... вы говорили, что у каждого должна быть его собственная чашка, потому что никогда не знаешь, из чьих рук придётся принимать чужую...
Инди почти коснулся фарфора губами и вдруг отстранился. Ладонь Захры лежала на его плече и чуть сжалась, когда он отвёл правую руку в сторону и быстрым движением выплеснул содержимое чашки на мраморный пол.
Захра вскочила, глядя на него с яростью и сжимая кулаки. Но прежде, чем она произнесла хоть слово, Инди посмотрел ей в лицо и сказал:
- Госпожа, я знаю, вы хотите, чтоб я исчез... исчез навсегда. Вы хотите, чтобы я покинул ваш дом, и вы никогда не видели меня и не слышали обо мне. Но поверьте, именно этого я и сам желаю всем своим сердцем. Моя госпожа, - продолжал он твёрдо и тихо, - чтобы наше с вами желание осуществилось, вам вовсе не нужно меня убивать. Подумайте: ведь Арджин-бей наверняка захочет выяснить, отчего я умер. И когда он узнает правду... вы знаете, как он поступит.
Женщина смотрела на него чуть расширившимися, неподвижными глазами - как кошка на пса. Но не перебивала. Инди сказал, внутренне обмирая, но стараясь, чтобы голос звучал спокойно и твёрдо:
- Мы с вами могли бы сделать иначе. Помогите мне. Вы хозяйка этого дома - сделайте так, чтоб я смог выйти за ограду. Тогда я исчезну... и, клянусь, вы никогда больше обо мне не услышите.
Он ждал чего угодно в ответ на эти слова. Смеха, брани - он ждал даже, что она тут же пойдёт и донесёт на него Арджину. Но она молчала, закусив свои полные губы и глядя на него, как глядят на опасного врага, оказавшегося умнее и непредсказуемее, чем можно было рассчитывать. Взгляд её метнулся к разлитой на полу лужице. Конечно, она не подумала о последствиях... Она тоже редко думала о них, как и её муж.