Он так мечтал вырваться из душных стен капитанской каюты, но теперь, когда дверь была открыта, не посмел выйти и сидел до тех пор, пока за ним не пришли. Он не сопротивлялся, когда его вывели на залитую солнцем палубу. Люди Белого Дьявола были не так грубы, как пираты с захваченного ими корабля, они были чище и опрятнее, молчаливее и строже, и, казалось, угадывали мысли своего господина прежде, чем он отдавал приказ. Странная тишина стояла над судном, над залитой кровью палубой. Инди увидел капитана пиратов, привязанного к мачте высоко-высоко над палубой. Он был совершенно обнажён и скалил окровавленные зубы, выкрикивая что-то на том ломаном фарийском, которого Инди ещё не научился понимать. Инди вдруг понял, что слова его обращены лишь к одному человеку - тому, белому, что стоял у фальшборта и спокойно, короткими знаками и командами распоряжался своими людьми, сгружавшими добычу на его корабль. Инди тоже был такой добычей. Его переправили на судно с белым парусом, вместе с остальными рабами, которых пираты держали в трюме, и согнали в одну кучу с ними, оставив под охраной нескольких воинов, удерживавших пленников древками копий. И, стоя в этой толпе, Инди смотрел, как, сгрузив на свой корабль последнего раба и последний сундук, человек в белом берёт в руку пылающий факел и поджигает смолу, разлитую по судну его врага, а потом легко перепрыгивает через борт, оставляя за спиной стеною взметнувшееся пламя. Когда он оказался на борту своего корабля, его люди разрубили канаты, и Инди смотрел, как медленно отдаляется судно, обволакиваемое клубами чёрного дыма, слушал, как кричат люди, оставленные на нём и запертые в трюмах - и тот из них, кто привязан к мачте, тот, которого Инди так ненавидел, и всё же сердце его теперь сжималось, когда он смотрел, как охваченный огнём корабль исчезает в далёкой дымке...

Теперь его везли в Ильбиан.

На корабле Белого Дьявола было несколько трюмов. Инди отправили в верхний из них, самый сухой и чистый. Там было не так темно и тесно, как на предыдущем судне - видимо, помещение специально предназначалось для перевозки рабов, которых стремились доставить к месту торга в сохранности. На сей раз среди пленников были и женщины. И всех, даже женщин, заковали в цепи, вделанные в стены и пол.

Когда Инди увидел эти цепи, он запаниковал. До того он не сопротивлялся, и с ним были не слишком грубы - только подталкивали в спину древком копья. Но стоило рослому пирату, заведшему его в трюм, наклониться и поднять с пола что-то звенящее, стоило Инди увидеть, что это такое звенит - он забыл обо всём на свете. Он и сам не смог бы сказать, почему вид тяжёлого стального обруча на короткой, довольно тонкой цепи вызвал в нём такой ужас - после всего пережитого он, казалось бы, мог быть готов уже ко всему. Но именно увидев эту цепь, именно ощутив на своей коже её леденящий, равнодушный холод Инди понял, в какой страшной он беде, и что неоткуда ждать спасения.

Он вскрикнул: "Нет!" - тонко и жалобно, голосом, похожим на тот, которым кричал толстый торговец с захваченного корабля, перед тем, как его убили. Корсар не обратил на этот вскрик никакого внимания. Он защёлкнул на поясе Инди просторный железный обруч, а кандалы - у него на лодыжках, подёрнул замок на цепи, связывающей их друг с другом, и ушёл, захлопнув за собой крышку трюма. Инди обвёл помещение помутневшим взглядом. В этом трюме из новых пленников он был один: остальные, "старожилы", сидели тихо и молча смотрели на него. Судя по их лицам и одежде, целой и не очень грязной, они не терпели особенных страданий, но взгляды их были затравленными, какими-то стыдливыми, как будто он не был в одном положении с ними и мог упрекнуть их за то, что они попались Белому Дьяволу - так же, как он. Прошло ещё довольно много времени, прежде чем Инди понял, что на самом деле означают такие взгляды и откуда они берут свой исток. А тогда он просто лёг на пол и ткнулся лбом в дрожащие руки, изо всех сил жмурясь и пытаясь подавить крик, рвущийся из горла.

С пленниками хорошо обращались - их не били, кормили трижды в день свежей рыбой и солониной, воды давали вдоволь, был даже специальный чан для отхожего места, который регулярно опорожняли. И всё же условия, в которых их держали, можно было лишь с большой натяжкой назвать человеческими. Цепей не снимали никогда, и они были слишком коротки, чтобы пленники могли передвигаться дальше, чем на два шага от того места, где были прикованы; поэтому если кому-то из них надо было по нужде, зловонный чан, прикрытый деревянной крышкой, передавали по цепочке из рук в руки. Так же и ели - теми же самыми руками, которые было негде помыть. Даже поспать толком не удавалось: хотя места, чтоб вытянуться, было достаточно, цепь мешала лечь удобно, натирала за ночь талию и лодыжки, так что вместо сна выходило сплошное мученье. Путь в Ильбиан занял две с половиной недели, и за это время у одной из женщин, беременной, сделался выкидыш, трое рабов заболели, а один из них умер. Тем, кто были прикован рядом с этим рабом, пришлось долго кричать и звать, прежде чем кто-то из сторожей отозвался и пришёл, чтобы унести тело. Это было ужасно, страшно, но Инди смотрел на всё это со странным безразличием, уступившим место панике. Большую часть времени он проводил, забившись в угол и обхватив колени руками, глядя в одну точку и стараясь не думать ни о чём, совсем ни о чём.

Наконец настал день, когда они прибыли на место назначения - но никакой радости это никому не принесло, ибо все они знали, что ждёт их дальше.

Инди вывели из трюма вместе с остальными рабами, но почти сразу же отвели в сторону. С его ног не сняли кандалы, и он шёл неуклюжими, маленькими шажками, то и дело спотыкаясь. Солнце блестело на поверхности залива так сильно, что слепило глаза, привыкшие к полумраку трюма, и сперва Инди никак не мог рассмотреть, куда же их привезли. Лишь когда их спустили в шлюпки, он понял, что разноцветные камешки, которыми, как ему казалось, усыпан берег - это дома. И домов было, что камешков на диком пляже - сотни и тысячи, и людское море, казалось, шевелило их, как волны шевелили бы гальку.

Ильбиан. Огромный и страшный город. Сердце работорговли.

Рынок начинался уже на пристани: там прямо с кораблей пираты сбывали с рук "лежалый товар" - старых и больных рабов, которые едва пережили путешествие. Эти люди шли за бесценок: когда Инди проводили мимо, он услышал, как какую-то старую женщину купили за два дайрара - причём покупатель ещё ругался и говорил, что она не стоит так много. Два дайрара равнялись десяти аммендалским пенно - это была цена одной меры холста или корзины яблок. Это часть рынка была грязной и вонючей, под ногами скользила рыбья чешуя, гнилые фрукты и рвота людей, которые падали без сил и, случалось, умирали прямо здесь, едва ступив ногой на твёрдую землю с судов, где их держали в условиях, которых не вынесло бы и животное. Инди чувствовал тошноту, идя по доскам пирса, и был рад, когда причал остался позади. Их группа была небольшой: он и ещё четверо рабов из того же трюма, шестеро пиратов, которые их конвоировали, и угрюмый человек с чёрной нашлёпкой на левом глазу - кажется, боцман Белого Дьявола. Самого капитана Инди не видел ни разу с тех пор, как тот оставил позади себя горящий корабль. Он был рад этому. Одно лишь воспоминание о холодных, будто стеклянных глазах этого человека наводило на него страх.

Пройдя через пирс и пристани, корсары приостановились. Здесь начинался собственно рынок: в неизмеримую даль тянулись вдоль моря помосты, где выставляли людей, и хозяева их зазывали покупателей зычным криком, как торговцы апельсинами, пряностями и сластями, и так же расписывали свой товар. Инди подумал, что очень скоро его тоже поставят на один из этих помостов и начнут расхваливать, будто драгоценную вазу. Да только он ничем не хорош. Он маленький, худой, напуганный и измученный мальчик, и, конечно, никто его не купит. И тогда его, наверное, убьют. Наверняка убьют - ведь, в отличие от сгоревшего заживо пирата, Белый Дьявол явно не собирался оставлять его себе.