Последний ритуал — угощение. Вкатывается столик с тортом. Мы вдвоем, в полной темноте, одним ножом, должны его разрезать. Волнуюсь, но удается. Все аплодируют, снимают этот эпизод на видео. Неожиданно для себя, вдруг начинаю кормить тортом Валида. Мужа! И это снимают на видео.

Огромный торт разрезан и разносится гостям, предлагаются напитки — шипучие, холодные, безалкогольные. На несколько минут устанавливается тишина. Замечаю, что успокоилась, а то волновалась по поводу и без. Во-первых, не зная языка, многого не понимала, а Валид просто не успевал переводить; во-вторых — танцую не так, в-третьих …, в-четвертых …

Но любимый рядом, знаками, жестами, словами поддерживает меня:

— Ничего, ничего, хабиби, все замечательно, все хорошо!

Наконец, все устали, прощаются, расходятся. Мы всех провожаем и остаемся одни.

— О дорогой! Я так счастлива, так благодарна тебе за праздник, за твою любовь.

И несутся, катятся волны нашего счастья в этом необыкновенном доме, где все не так как в России.

Даже пол моется не так. Из длинного шланга поливается водой, а шваброй с поролоновой прослойкой-щеткой вода подталкивается к сливу. Быстро и удобно.

А стирка? Одно наслаждение. Закладываю белье, засыпаю меркой порошок, набираю программу и включаю. Машина сама стирает, полощет, кипятит, полощет, отключается — освободите меня. Красота!

Для мытья посуды множество порошков, гелей, жидкостей. На любой вкус! И кожа на руках мягкая, не шелушится, не краснеет. Одно удовольствие.

Угощение гостей — сплошная экономия. В России, чтобы угостить 10 человек надо выложить месячную зарплату. А здесь испекла шарлотку, налила всем по чашечке кофе — и все угощение. Остальное компенсируется общением, беседой. Все счастливы и довольны. Нет шарлотки — арбуз, нет арбуза, только кофе. И все равно все довольны и счастливы.

— Спасибо, Наташа, очень вкусный кофе.

— Ну и ладушки. Митсалями. (приходите еще).

3. Город

Около месяца я в Халебе. Старый город — это наш район, частные дома (я лично вижу только заборы и двери, а домов — нет), узкие улочки, переулки, лабиринты — нетрудно заблудиться. Но я не хожу одна — обязательно в сопровождении.

— Уж очень ты на нас не похожа, будешь привлекать внимание чужих мужчин, — объясняет сестра Валида Муна. Это ей я обязана знакомством с домом, его традициями, с городом — старым и новым; с родственниками. Она показала мне мечети, православные храмы, еврейскую синагогу. Оказывается, арабы делятся на христиан и мусульман, есть целый огромный еврейский квартал.

А я-то считала, коль Израиль воюет то с Палестиной, то с Ливаном, да и часть сирийской территории оккупирована им, то арабы должны ненавидеть евреев. Ничуть не бывало, благодаря политике Хафиса Асада, все 3 религии тихо и мирно сосуществуют рядом.

В новом городе более широкие улицы, стандартные дома, квартиры большие по площади, в нем чище.

Валида нет, он уже несколько дней в армии, а я одна в этом доме, без знания языка, традиций. Но день за днем я присматриваюсь, втягиваюсь поневоле, вхожу в быт семьи, постепенно накапливаю словарь.

Готовим со свекровью. Она покажет, я делаю. Обе молчим. О чем говорить. Одни и те же овощи, такое же мясо, куры, но вкус готовых блюд совершенно непривычный, иногда я даже не могу есть из-за обилия специй, лимонной кислоты. Мать заметила, стала откладывать мне еду в отдельную кастрюльку, а специи показала — сыпь сама.

Какая внимательная! Благодарно обнимаю. Снова дрогнули губы, заискрились глаза: — Бинти (дочка).

Идем гулять втроем: я, Муна, свекровь. Ведут меня в торговый центр. Все 1 этажи в домах — лавки, лавчонки, магазинчики, кофейни, кафе. Устаю вертеть головой: здесь посуда, здесь обувь, тут белье, там ткани; на каждом шагу ювелирные лавочки. Витрины блестят, переливаются. Разбегаются глаза, а если учесть вопли зазывал, то разбегается и голова. Выручает Муна, отводит на более спокойную часть улицы; сидим, отдыхаем. Обращаю внимание на небрежность нарядной толпы. Весь мусор бросают себе прямо под ноги — какие-то коробки, пластиковые пакеты, обертки от конфет, стаканчики от мороженого, просто оберточную бумагу.

Сегодня в программе знакомства — рынок. Идем. Улица. Заворачиваем за угол — рынок. Прямо перед жилыми домами на скамьях, ящиках, прилавках, циновках — обилие овощей и фруктов. Чего только нет? Ананасы, киви, лимоны, грейпфруты, бананы, хурма, виноград, дыни, арбузы — горами. Нет никакого порядка, никакой гармонии; разноголосый шум, тут же едут автомобили, автобусы, велосипедисты; вон упряжка с мулом — все это движется, звучит, сигналит. Шум неимоверный. Теперь я понимаю это выражение — «восточный базар». Его главное назначение — купля-продажа.

Зато фрукты и овощи отменные: сочные, крупные, благоухающие. Так и просят:

— Возьми меня; нет меня, меня;

— Вот я тут, тут — не туда смотришь.

— Ты почему мимо прошла?

— Вернись, вернись, а то лопну.

В результате получасового хождения выползаем из этого ада с полными пакетами превосходной продукции. Я и раньше ела много фруктов, уж в Москву-то их везли со всего света. Но такого обилия, качества, сравнительной дешевизны — не было. Это надо просто увидеть своими глазами.

На 7ой день в отсутствии Валида, рано утром звонок в ворота. Через ступеньку скачу по лестнице.

— Мин (кто?)

— Открывай, хабиби!

Обмираю: — Дорогой, какое счастье!

Смеется: — Целых 3 дня счастья.

— Как ты тут?

— Хорошо! — Не верит.

А позже, когда свекровь показывает, как я впервые мыла пол, как вертелась волчком, чтобы рассмотреть все в торговом центре, как шарахалась на рынке от машин и от продавцов, весело хохочет и говорит:

— Ничего, хабиби, привыкнешь. А что же тебе больше всего понравилось?

Я сначала рассказываю, что удивило: — Почти не работают светофоры. Водители выезжают на встречную полосу, встретив знакомого, останавливаются, болтают; стоящие за ними отчаянно сигналят, кричат. Наговорившись, приятели разъезжаются, утихает шум.

— А аварии были?

— Нет, аварий не видела.

— Вот видишь, уже не плохо. Смеется.

— Очень не нравится, что нет урн, а прохожие, куда ни попадя, бросают мусор, — не пройти. Ужас!

— А утром?

— Утром чисто.

— Вот и гуляй утром, чтобы не видеть.

— Не нравится, что кинотеатры только для подростков, для свадеб. А я в кино хочу.

— Ну, Наташа, повзрослей!

— Не понимаю, как меня найдет письмо от мамы, ведь нет названий улиц, номеров домов.

— Обязательно найдет.

— Очень не нравится шум: лавки открываются с шумом; продавцы приветствуют друг друга через квартал и все это не шепотом; газовики стучат ключами по газовым балонам. И все это в 6 утра.

— К этому привыкай, девочка! Никуда не денешься.

— Не нравится, что к нам на крышу каждый день приходят родственники с детьми, а это по 10–15 человек. Дети купаются в бассейне, кричат, дерутся, топят друг друга, а мамки на другом конце громко делятся новостями, да так, что не слышат детей, совсем не обращают на них внимания.

Валид молча разводит руками.

— А что же все-таки нравится?

— Нравятся ювелирные лавки и то, что часть моего золота уже сейчас можно обменять.

— Нравится обилие трикотажа, его качество.

— Очень, ну очень нравятся фрукты и сравнительно дешевые цены на них.

— Нравится вечерняя прохлада, шум фонтанчиков на аллеях.

— Мне очень нравится гулять в ваших парках и скверах.

— Ну вот видишь, хабиби много чего и хорошего. Молча улыбаюсь ему, беру за руку и мы медленно поднимаемся по лестнице в нашу красивую комнату.

Эти три дня, действительно дни счастья. Валид прямо-таки гордится мной, что я так вписываюсь в арабский дом, налаживаю контакты с родней. Каждый вечер мы с ним ходим гулять в большой парк. Еще в начале века он заложен и разбит французами. Деревья, кустарники так расположены, что не закрывают газонов, клумб, а как бы оттеняют их. Светильники по 2–3 составляют определенный интерьер парка. На клумбах, рабатках много ярких крупных цветов. Кусочек Европы в самом центре Ближнего Востока?