– Если она не напомнит об этом кому-нибудь еще, то это не имеет никакого значения.
– Мама, почему ты так возбуждена?
– Я всегда на это надеялась!
– Значит, ты желала зла графине только для того, чтобы твоя дочь смогла пойти на бал?
– Это не бал! – в ужасе воскликнула она. – Иначе тебе понадобилось бы бальное платье.
– Я говорила метафорически.
– Какое счастье, что я дала тебе хорошее образование! В музыке ты разбираешься не хуже тех, кто там будет… Думаю, волосы нужно собрать в пучок на макушке – это подчеркнет их цвет. – В ушах у меня зазвучал циничный голос: "Цвет пшеницы в августе". – Волосы – самое лучшее, что есть в твоей внешности, и мы должны ими воспользоваться. Надеюсь, платье будет голубым – под цвет твоих глаз. У них такой редкий васильковый оттенок…
– Ты делаешь принцессу из школьной учительницы, мама.
– А почему школьная учительница не может быть такой же красивой, как любая леди?
– Конечно, может, если она твоя дочь.
– Сегодня вечером ты должна прикусить язык, Минелла. А то ты всегда говоришь первое, что придет в голову.
– Я буду сама собой, а если это их не удовлетворит…
– Они могут не пригласить тебя снова!
– А почему они должны приглашать меня? Не придаешь ли ты слишком большого значения просьбе сэра Джона? Меня пригласили потому, что им нужен еще один гость. Не первый раз кого-нибудь просят быть четырнадцатым. А если недостающий гость все-таки явится, меня вежливо заверят, что в моем присутствии более нет необходимости.
В действительности мой ум работал так же лихорадочно, как и мамин. Почему приглашение последовало так скоро после моего первого визита в Мэнор? Кто был его инициатором? И не являлось ли совпадением, что заболела именно жена графа? Не мог ли он предложить, чтобы я заполнила образовавшуюся брешь? Что за нелепая мысль! Зачем ему это? Потому что он хотел увидеть меня снова? В конце концов, он не доложил о моем недостойном поведении. Я вспомнила, как он держал в руке прядь моих волос, а затем его поцелуи… Это было просто оскорбительно! Интересно, в каких выражениях он предложил эту идею? "Приведите в Мэнор ту девочку"? Именно так подобные люди ведут себя в своем мире. Я слышала о существовании droit de seigneur[112], гласившего, что когда девушка выходит замуж, хозяин поместья, если ему она нравится, может привести ее к себе в постель на одну ночь или даже на несколько ночей, если она его удовлетворит, а потом ее возвращают мужу с каким-нибудь подарком, если сеньер проявит великодушие. Я легко могла себе представить графа, пользующегося этим правом.
Но мне было нечего бояться. Я не новобрачная, а сэр Джон никогда не допустил бы ничего подобного в своих владениях. Мне стало стыдно за эти мысли. Очевидно, разговор с графом подействовал на меня куда сильнее, чем мне казалось.
Мама заговорила о Джоэле Деррингеме. Мне пришлось повторить все, что он мне сказал. Тогда мама вновь пустилась в романтические предположения. Она была уверена, что недомогание графини – миф, и что Джоэл, желая продолжить наше с ним знакомство, убедил родителей пригласить меня на вечер. Ох, мамочка, подумала я, ты становишься глупой только в вопросах, касающихся меня. Если бы ты убедилась, что моя жизнь счастливо устроена, то умерла бы со спокойной душой!
Возбужденная Марго примчалась в школу повидать меня.
– Как здорово! – воскликнула она. – Значит, ты придешь вечером! Минель, дорогая, Мари нашла для тебя платье, но я бы на твоем месте его не надевала. Возьми лучше какое-нибудь из моих – прямо от парижской couturiere[113]. Тебе нужно голубое, под цвет глаз, а Мари выбрала коричневое. Оно так безобразно! Но я сказала: нет! Это не для Минель! Хотя ты, конечно, не такая красивая, как я, в тебе тоже кое-что есть! Поэтому я буду настаивать, чтобы ты носила мое платье.
– О, Марго, – сказала я, – ты в самом деле хочешь, чтобы я пришла?
– Конечно! Это будет так забавно! Maman1 весь вечер просидит у себя в комнате. Она сегодня плакала. Это все из-за отца. Он злой, но я думаю, что она любит его. Его вообще любят женщины. Интересно, почему?
– А твоя мать действительно больна?
Марго пожала плечами.
– Отец считает, что это фантазии. Может быть, они поссорились. Правда, мама не осмеливается ссориться с ним – это он нападает на нее, а если она начинает плакать, то сердится еще сильнее. Он терпеть не может женщин, которые плачут.
– А она часто плачет?
– Не знаю, Наверное, да. Во всяком случае, с тех пор, как она вышла замуж за Le Diable.
– Марго, какие ужасные вещи ты говоришь о своем отце!
– Если тебе не по душе правда…
– По душе. Но я не уверена, что ты знаешь всю правду. Твоя мать и дома всегда запирается у себя в комнате?
– Полагаю, что да.
– Но ты должна знать точно!
– Я редко вижу маму. Ну-Ну заботится о ней и говорит, что ее нельзя беспокоить. Но зачем нам говорить о них? Я рада, что ты придешь, Минель. Думаю, тебе это доставит удовольствие – ведь тебе понравилось чаепитие с нами, верно?
– Да, это было забавно.
– А что ты делала на лестнице? Обследовала дом? Признавайся!
– Лучше скажи, что ты там делала, Марго.
Она прищурилась и усмехнулась.
– Говори, – настаивала я.
– Если я скажу, ты скажешь, что ты делала? Впрочем, это не честный обмен. Ты ведь просто осматривала дом.
– Марго, что ты имеешь в виду?
– Неважно.
Я была рада оставить эту тему, но меня интересовали отношения графа и графини. Я понимала, что она боится мужа и закрывается в комнате, чтобы спастись от него, прикрываясь болезнью. Все это было весьма таинственно.
Марго отвела меня в свою комнату в Мэноре. Она была красиво меблирована и напоминала мне спальню графа. Кровать была точно такой же, только с занавесами из голубого бархата с меньшим количеством украшений. На одной из стен висел гобелен голубоватого оттенка, господствовавшего в комнате.
Платье, предназначенное для меня, лежало на кровати.
– Я немного толще, но это не страшно, – сказала Марго.
– Ты чуть-чуть повыше, но видишь, какая здесь кайма. Я скажу швее, чтобы она сейчас же распорола ее. Примерь платье, и я пошлю за швеей, чтобы она им занялась.
– Ты хорошая подруга, Марго, – промолвила я.
– Конечно, – согласилась она. – Ты меня интересуешь, а Сибиль и Мари – pouf![114] – Марго дунула. – Они скучные. Я заранее знаю, что они скажут. Ты – другое дело. Кроме того, ты всего лишь дочь учительницы.
– Какое это имеет отношение?
Марго снова засмеялась, но ничего не ответила. Я надела платье. Оно мне очень шло. Марго позвонила, и на вызов явилась швея с булавками и иглами. Менее чем через час все было готово.
Мария и Сибил пришли поглядеть на меня. Мария слегка фыркнула.
– Ну? – осведомилась Марго. – Что не так?
– Оно не слишком ей идет, – заметила Мария.
– Почему? – возмутилась Марго.
– Коричневое было бы лучше.
– Лучше для кого? А, понимаю, ты боишься, что Минель будет выглядеть красивее тебя!
– Какая чушь! – рассердилась Мария, но больше не заикнулась о том, что платье мне не идет.
Марго настояла на том, чтобы причесать меня, и во время этой процедуры не переставая болтала.
– Вот так, ma cherie[115]! Разве это не прекрасно? Ты не должна с такой внешностью проводить жизнь, обучая глупых детей. – Марго окинула меня оценивающим взглядом.
– Пшеничного цвета волосы, – комментировала она, – васильковые глаза, губы, алые, как мак…