Маргарет понимала, что вежливая фраза по существу вопрос, хоть навряд ли уловила его дальний прицел. Разумеется, живой ум Маргарет уже был занят другими мыслями. Этот человек – священник, и хоть его вера внешне отличается от той, что исповедует она, в основе своей они составляют единое целое. И католик, и лютеранин понимают Добро и Зло одинаково, и этот монах и по званию, и по долгу – слуга Господа, сторонник добродетели, защитник угнетенных. Не знай он английского, он не смог бы принести ей пользу. Он сделал свои выводы относительно ее пребывания на корабле, либо принял на веру рассказ дона Педро. Но то, что она могла обратиться к монаху, рассказать ему свою историю, будучи уверенной, что ее поймут, сразу же рассеяло все ее сомнения и ясно указало выход из трудного положения. Стоит только рассказать монаху про насилие, про то, как с ней обращались, и он поможет ей; монах должен стать ей другом и защитником, а поскольку он – лицо влиятельное, он может применить власть даже к высокопоставленному дону Педро де Мендоса и Луна, заставить его исправить содеянное зло.

Взяв на корабль доминиканца в качестве духовного наставника, дон Диего совершил большую ошибку, чем полагал он сам или дом Педро. Дон Диего выбрал его потому, что монах владел английским, но именно поэтому, даже если бы не было других веских причин, его следовало оставить в Испании. Но ее светлость об этом не знала. Для нее было важно лишь то, что он говорил на ее родном языке, был рядом и готов ее выслушать.

Щеки Маргарет окрасились румянцем, а глаза, еще мгновение тому назад погасшие и унылые, оживились. С первых же слов он должен понять, кто она такая, и отбросить подозрения, закравшиеся ему в голову. Проверяя ее, монах высказал их в своем полуприветствии-полувопросе.

– Вас, должно быть, послал мне Господь, Господь и Пресвятая Дева. Вы сказали, что она защитница всех девственниц. Попросите ее за меня, мне очень нужно ее покровительство.

Маргарет заметила, что его строгий взгляд смягчился. Выражение сочувственного внимания появилось на аскетическом лице.

– Я недостойный слуга Господа и тех, кто молит Господа. В чем ваша нужда, сестра моя?

Маргарет вкратце, опасаясь не успеть, рассказала монаху о том, как ее похитили из дому, силой доставили на корабль, а теперь по воле дона Педро де Мендоса увозят в Испанию.

Монах наклонил голову.

– Я знаю, – сказал он тихо.

– Вы знаете? Вы знаете? – повторила она с ужасом.

Неужели и он с ними в заговоре? Неужели надежды, связанные с ним, напрасны? Он обо всем знает и держится так безучастно.

– И, если можно верить человеку на слово, мне также известно, что у дона Педро благородные намерения.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Прямое. Это значит, что у него нет злодейских или греховных помыслов, связанных с вами.

– Нет злодейских или греховных помыслов? А то, что он увез меня против воли? А то, что ко мне применили силу?

– Это грех, большой грех, – спокойно признал Фрей Луис. – Но все же не такой большой и страшный, как я опасался вначале. Я опасался, что смертный грех поставит под угрозу спасение его души. А тот, кто в море, должен больше других блюсти душу свою в чистоте, готовясь предстать перед Создателем, ибо многие опасности подстерегают его, и Всевышний может призвать к себе его душу в любой миг. Но я признаю, что свершился грех. Вы хотите, чтобы я уговорил дона Педро искупить свой грех. Успокойтесь, сестра моя. Под моей защитой, под защитой Господа, которому я служу, вам никакое зло не страшно. Дон Педро либо сразу вернет вас домой, либо по прибытии в Испанию вы будете тотчас вызволены из плена.

В состоянии экзальтации Маргарет готова была рассмеяться: как, оказывается, легко разрушить планы дона Педро. Это путешествие больше не представляло для нее опасности. Защитой ей будет мантия святого Доминика, и хоть Маргарет мало что знала об этом ревностном поборнике Христа, насаждавшем любовь к нему огнем и мечом, неустанно воевавшим со всеми инакомыслящими, она верила, что отныне вечно будет его любить и почитать.

Фрей Луис переложил требник и четки в левую руку и, воздев правую, тремя вытянутыми перстами совершал крестное знамение над ее золотой головкой, прошептав что-то по-латыни.

Для леди Маргарет это было словно колдовской ритуал. Ее широко поставленные глаза чуть округлились от удивления. Фрей Луис прочел немой вопрос в ее недоумевающем взгляде, отметил, что она не склонила головы в ответ на его благословение. Сомнение, мелькнувшее в глазах монаха, быстро переросло в уверенность. Дон Педро зашел в своем грехе дальше, чем полагал Фрей Луис, не желая бесчестить его подозрением. Грех дона Педро внезапно приобрел огромные размеры по сравнению с самим похищением. Фрей Луис не ожидал, что благородный отпрыск семьи, прославленной в Испании своим благочестием, подарившей Испании примаса, способен на такой страшный грех. Похищенная им женщина, которую он хотел сделать своей женой и матерью своих детей, была еретичкой!

Сделав это страшное открытие, Фрей Луис содрогнулся. Губы его сжались, лицо снова превратилось в безучастную маску. Он сложил руки в просторных рукавах шерстяной белой сутаны и, не сказав ни слова, повернулся и медленно побрел по палубе, размышляя о страшном грехе дона Педро.

Фрей Луис был потрясен своим открытием, ему потребовалось время, чтобы оправиться от шока и продумать, как он будет бороться с Сатаной за обреченную на погибель душу дона Педро де Мендоса и Луна. Благочестивый монах долго и горячо молил Господа, чтоб он наставил его и дал ему сил. Поскольку Фрей Луис искренне считал мир и его славу ничтожной тщетой, через которую надо пройти по пути в вечность, он не благоговел перед сильными мира сего, не признавал превосходства знати, не отличавшейся рвением в борьбе за Веру. Он не стал бы служить королю, не почитавшему себя слугой Господа, он бы даже не признал его королем. Мирская власть, которую он отверг, надев сутану доминиканца, заслуживала, по его мнению, презрения и насмешки, если ее нельзя было обратить на службу Вере. Из этого следовало, что Фрей Луис, не чуждый высокомерия, невольно впав в смертный грех гордыни, не чтил ни мирские заслуги, ни звания. И все же, презирая мирскую знать, он должен был с ней считаться. Это было необходимо, ибо она могла творить Зло. Поскольку своекорыстные люди заискивали перед знатью, часто требовалась большая твердость, чтобы противостоять ей и разрушать ее пагубные нечестивые замыслы.

Фрей Луис молил Господа дать ему эту твердость, и лишь на следующее утро он почувствовал боговдохновение в готовность к борьбе с дьяволом.

Дон Педро вышел подышать на корму; было довольно свежо, несмотря на солнце. Дон Педро был в дурном расположении духа, когда к нему подошел монах, но, поскольку тот не сразу обнаружил свои намерения, дон Педро не прерывал его, не выказывал недовольства.

Монах же повел речь издалека. Он не давал понять, к чему клонит, желая высказать все, что должно отложиться в душе дона Педро; ведь тот, разгадав замысел, поддался бы искушению положить конец его витийству. Фрей Луис произнес целую проповедь.

Сначала он рассуждал об Испании, ее славе, ее трудностях. Ее славу он расценил как знак божьей благодати. Господь показал всем, что сейчас испанцы – избранный народ, и горе Испании, если она когда-нибудь позабудет о величайшей милости, которой была удостоена.

Дон Педро позволил себе усомниться, что разгром Непобедимой Армады был проявлением Божьей милости.

Это сомнение воспламенило Фрея Луиса. Не силы Неба, а силы Тьмы содействовали поражению. И Господь позволил этому свершиться в наказание за смертный грех гордыни – одну из ловушек сатаны – ибо люди возомнили, что их слава – результат их собственных ничтожных деяний. Нужно было напомнить людям, пока они не погибли, что на земле ничего нельзя достичь без благословения Неба.