На медалях, выбитых в честь коронации Екатерины, на лицевой стороне был изображен бюст императрицы, на другой стороне было написано вверху: «За спасение веры и отечества», внизу: «Коронована в Москве сентября 22 дня 1762 года».

По случаю коронации императрица многих из своих приближенных осыпала своими милостями, выразившимися в повышении чинов, в пожаловании шпаг с бриллиантами, в награждении орденами.

Имя Потемкина, однако, в числе награжденных не встречается.

28 сентября императрица давала праздник собственно для народа.

К этому празднику заказаны были особого рода экипажи, украшенные резьбою и позолотою, на них устанавливались жареные быки с многочисленной живностью и хлебами.

Эти экипажи в день народного праздника разъезжали по улицам города и служили источником народного угощения.

За ними тянулись другого рода экипажи и роспуски с установленными на них бочками пива и меда.

Как роспуски, так и самые бочки с пивом, тоже устроенные с особою исключительною целью, отличались оригинальностью своего убранства; бочки, например, по краям и иным местам были раскрашены под цвет серебра.

На многих открытых местах города поставлены были столы для нищих, с большим запасом всевозможного рода закусок. Кроме того, нищим раздавали и деньги.

Главный центр празднества находился на Красной площади и на Лобном месте.

Здесь установлено было множество столов с различными закусками. Бросались в глаза горы пирогов, лежавших на столах пирамидальными возвышениями, сидели целые стада жареных птиц, как живые, а близ них большие фонтаны выметывали в огромные чаны красное и белое вино.

На ближайших к Кремлю перекрестках стояли красивые балаганы и шатры с цветными флагами, перевитыми лентами.

В них находились также лакомые даровые припасы — груды золоченых пряников, маковые избойни.

Там и сям возвышались качели, высилась комедь с акробатическими представлениями, толкались куклы на помосте, слышался голос импровизатора–рассказчика, объясняющего затейливые картины.

Государыня в сопровождении большой свиты, с пышною обстановкою разъезжала по Москве и любовалась картиной народного празднества; между тем окружавшие ее бросали в народ жетоны.

Во время коронационных празднеств государыня предпринимала прогулки и катанья в подмосковные села, где царский поезд обыкновенно встречали крестьянские девушки в праздничных сарафанах и с веселыми хороводными песнями.

Празднества в Москве по случаю коронации продолжались целую неделю.

С таким торжеством начатое царствование и было рядом торжеств для России.

Народ боготворил матушку царицу, служащие знали, что их заслуги будут оценены с высоты трона, а их проступки не ускользнут от зоркого взгляда государыни, придворные боготворили императрицу, великодушную и щедрую.

Не любя разных попрошаек, она умела награждать.

Подарки она делала с таким уменьем и тактом, что их нельзя было не принять.

Она дарила всегда неожиданно: то пошлет плохую табакерку с червонцами, то горшок простых цветов с драгоценным камнем на стебле, то простой рукомойник с водою, из которого выпадает драгоценный перстень, то подложит под кровать имениннице две тысячи серебряных рублей, или подарит невесте перстень со своим изображением в мужском наряде, сказав: «А вот и тебе жених, которому, я уверена, ты никогда не изменишь и останешься ему верна», или пошлет капельмейстеру Паизиэлло, после представления его оперы «Дидон», табакерку, осыпанную бриллиантами, с надписью, что кареагенская царица при кончине ему ее завещала.

Бывали примеры, что государыня посылала подарки и обличительного свойства, для исправления нравов своих придворных и чиновников.

Так, узнав, что владимирский наместник берет взятки, Екатерина послала ему в подарок, в день Нового года, кошелек длиною в аршин.

Наместник развернул его у себя за обеденным столом, на глазах всех гостей.

Одному из вельмож, любившему выпить, государыня подарила большой кубок, а другому старичку, взявшему к себе на содержание танцовщицу, послала попугая, который то и дело говорил: «Стыдно старику дурачиться».

Один из вельмож, охотник до мелких рукоделий, подарил государыне расшитую шелками подушку своей работы.

Государыня подарила ему бриллиантовые серьги.

Императрица, как известно, отличалась необыкновенной вежливостью в обращении с людьми, и любимой ее поговоркой было: «Се n’est pas tout que d’etre grand seigneur, il faut encore etre poli» (не довольно быть вельможей, нужно еще быть учтивым).

По рассказам, государыня имела особенный дар приспосабливать к обстоятельствам выражение своего лица.

Часто после вспышки гнева в кабинете подходила она к зеркалу и, так сказать, сглаживала, прибирала свои черты и являлась в залу со светлым и царственно приветливым лицом.

Этими драгоценными свойствами правительница государства приобрела себе не только обожание подданных, но и удивление, скажем более — поклонение, иноземных современников.

Читатель, надеюсь, не посетует на нас за отступление от нити рассказа для слабого изображения человеческих и царственных черт великой императрицы, блеск которой с высоты трона отразился на целую эпоху, и хотя без краткого изображения этой, по выражению поэта, «богоподобной царевны» не могли бы быть поняты дальнейшие подробности нашего правдивого повествования.

Недаром поэты воспевали ее как «Северную Семирамиду», недаром философы ее времени удостоверяли, что «с Севера идет свет».

Победительница внешних врагов, она мудро управляла внутри своего государства, вызывая уважение и любовь своих подданных.

Становится понятным, почему восторженный Потемкин мог создать себе в благоговении к императрице почти религиозный культ, которому готов был принести всякие жертвы на разрушенном алтаре своей первой, чистой любви.

XXI

НА ПОЛЯХ БИТВ

Прошло более шести лет.

Положение Григория Александровича в служебном отношении и при дворе было далеко не таково, чтобы вполне удовлетворить его колоссальное честолюбие.

Он за это время успел, однако, быть пожалованным в камергеры.

Это было в 1768 году, а за год перед этим был командирован с двумя ротами своего полка в Москву, где тогда собралась известная Большая комиссия для составления «Уложения».

В ней Потемкин участвовал в качестве опекуна депутатов от татар и других иноверцев, выбравших его «по той причине, что они не довольно знают русский язык», а также был членом комиссии духовно–гражданской.

Но все эти ранги, повторяем, были мелки для души, жаждавшей громких подвигов, богатства, власти, славы.

А такою, несомненно, была душа Потемкина.

Он убедился наконец, что во дворце, где кишели интриги и было так много конкурентов, ему не найти желаемой грандиозной фортуны, и решил искать ее на поле битвы.

Наступил 1769 год.

Была объявлена война Турции.

Григорий Александрович, продолжая находиться в Москве в составе Большой комиссии, обратился еще в конце 1768 года к государыне с умно и ловко написанным письмом, целью которого было произвести впечатление на императрицу. Он просил в нем дозволения ехать в армию.

Вот что писал он в нем между прочим:

«Беспримерные вашего величества попечения о пользе общей учиняет отечество наше для нас любезным. Долг подданнической обязанности требовал от каждого соответствования намерениям вашим… Я ваши милости видел, с признанием вникал в премудрые указания ваши и старался быть добрым гражданином. Но высочайшая милость, которою я особенно взыскан, наполняет меня отменным к персоне вашего величества усердием. Я обязан служить государыне и моей благодетельнице, и так благодарность моя тогда только изъявится во всей своей силе, когда мне, для славы вашего величества, удастся кровь пролить. Вы изволите увидеть, что усердие мое к службе вашей наградит недостатки моих способностей, и вы не будете иметь раскаяния в выборе вашем…»