Ангел Божий, всю мою жизнь,

Час от часа, день ото дня,

Спаси, сохрани и помилуй меня.

Верую во Единого Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Из рассказа Аллы Дрожневой из Омска: «Я всегда считала себя практичным человеком и даже гордилась этой чертой своего характера. Чтобы вы поняли, что именно я имею в виду, приведу примеры. Например, порванные колготки я мелко резала и набивала этими обрезками думочку, то есть маленькую подушечку для кресла и дивана. Обмылки туалетного мыла я не выбрасывала, а складывала в коробку из-под туфель. Когда набиралось достаточное количество обмылков, я их разваривала в шампунь и сливала в бутылки из-под закончившегося шампуня. Я даже специально сортировала обмылки на розовые и белые, чтобы шампунь в бутылочках смотрелся красиво. Еще с детства у меня была страсть к красивым флакончикам из-под разных духов, я их собирала, а затем, заполнив их подкрашенной водой, расставляла на трельяже. Мне казалось, что это красиво, да и создавалась видимость, что у меня много разных духов. Старые простыни я обверложивала и делала из них льняные салфетки для кухни.

Я могла бы очень долго перечислять, что я делала в целях экономии, но не буду – считаю, что объяснила вам черту своего характера, которая меня в конце концов подвела.

Когда я выходила замуж, не было моды на длинные платья. Они были чуть ниже колен и приталенные. И я купила такое же. Когда я его покупала, то заранее купила такую ткань, которую я могла бы после свадьбы перекрасить в строгий черный цвет, чтобы платое не было просто напоминанием о моем самом счастливом торжестве, а могло бы мне еще долго служить.

Узнав о моей идее, свекровь стала уговаривать меня не делать этого. Она даже предложила мне денег на лишний наряд, только бы я не красила свое свадебное платье. Но я уперлась, заранее представляя, как мне пойдет черное кримпленовое платье.

После свадьбы, приблизительно через неделю, я принесла черную краску, желая немедленно выкрасить в тазике платье, но свекровь вновь принялась уговаривать меня не делать этого. Она говорила, что если подвенечное платье перекрасить в черный цвет, то я могу рано овдоветь, а у нее только один сын. Она даже заплакала, видя мое упрямство, но я привыкла все делать по-своему и демонстративно развела черную краску и сунула в нее свое свадебное платье. Через неделю мой муж погиб. Видимо, я и вправду навлекла на него погибель, сделав свадебное платье траурным.

Мне скоро шестьдесят лет, а я так и не вышла замуж. Несмотря на то что я всегда была симпатичной и компанейской девушкой, никто и никогда ни разу не пригласил меня в кино или в театр. Не было даже каких-либо невинных ухаживаний в мой адрес.

В том году я была в Сочи, в гостях у племянницы, и там услыхала об очень похожей истории, последствия которой были столь же неутешительными – женщина прожила свою жизнь в полном одиночестве.

Я думаю, что моя история может послужить примером и предостережет от подобного поступка девушек. Мне хочется им сказать: светлое должно быть светлым, не превращайте по своей прихоти жизнь в траур, которого потом не избежать всю жизнь».

Читать перед свадьбой. Тот, кто знает этот заговор, никогда рано не овдовеет, потому что судьба будет беречь мужа от напрасной смерти, а голову женщины от черного траурного платка.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Между матерями-церквами,

Между мати-алтарями,

Били и истязали Святого Макария.

Били, колотили, истязали, резали, убивали.

А когда святого убили,

Тяжелыми камнями привалили,

Жене его, что она – вдова, сообщили.

Господь руку правую поднял,

Камни в гробнице раскидал,

Святого Макария позвал.

Вышел Макарий, вскричала его жена:

Отныне я больше не вдова.

Защити от вдовьего платка, Боже,

И рабу (имя) тоже.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

«Поссорился я с тещей. Ссора эта, если честно, не была первой за двадцать лет, которые мы живем с ней под одной крышей. Но так поссорились в первый раз.

Перед праздником я пришел с работы навеселе. Коллектив наш небольшой, но очень дружный, мы все всегда отмечаем вскладчину не так чтобы сильно, но душевно. Но дело не в выпивке, а в закуске. Видно, я чем-то отравился. Пришел домой и лег, думал, полежу с часок, отойдет боль в желудке и пойду топить баню.

В тот вечер теща кипела, как самовар. Стала на меня орать, что я куль с говном, лежу, а работы по хозяйству прорва. Жена моя Лида пыталась за меня вступиться, мы с ней нормально живем, и она понимает, что я очень устаю на работе. В семье я один работник. Жинка не работает, так как у нас четверо детей. Теща на пенсии, получает копейки, вот я и вкалываю в две смены почти без выходных. Не хочется, чтобы дети наши жили хуже других. А дети у меня хорошие, я не жалуюсь. Но я действительно на работе устаю, да и дома не отлыниваю. Дрова и огород, вся тяжелая работа на мне. Никогда бы я себе не позволил, чтобы моя Лида лопатой ковыряла, живот надрывала. Но, видно, на того, кто молчит, на того и немой кричит. Узнав мой характер, теща ест меня всю жизнь и не подавится. Иногда не стерплю, начинаю огрызаться – мужик ведь все же как никак. Но больше все равно молчу из-за детей, чтобы не видели скандалов. Да и Лида хватается тогда рукой за грудь, а мне ее жалко. Ладно, думаю, ори, теща. Как надоест, так замолчишь.

Но в тот раз лежу я, весь живот огнем горит. Не пойму: то ли живот на работе сорвал, то ли и вправду отравился груздями. И так тошно, а тут она визжит, наверное, даже на улице слышно было.

Как она меня только не обзывала: и вонючая вошь, и падаль.

Не стерпел я, ответил ей матерком. А она кинулась, когтями прямо по лицу, даже кровь брызнула. Я вскочил и ее толкнул. Что тут началось, мама родная! В мою голову полетели доски разделочные, скалка, чашка с жареными семечками. А самое обидное, что она опять стала орать, что это ее дом, а я голь подзаборная, и стала гнать меня к такой-то матери. Так мне стало обидно, собрался и ушел к мужику из моего цеха.

Вечером Лида пришла, зовет домой, а я не могу – ноги туда не идут. Нет, говорю, пока она у меня не попросит прощения, ноги моей не будет в том доме. Мне уже пятьдесят лет, а все, выходит, нет у меня своего угла.

Лида ушла, конечно, ведь там же дети, их нужно покормить и все такое.

Прожил я у Михаила неделю, по дому, конечно, стал скучать, по ребятишкам своим. Ладно, думаю, нужно возвращаться, черт с ней, с этой тещей. Больше терпел, еще потерплю! Стал собирать свое тряпье. Смотрю, входит теща, понятно, она ведь не может знать, что я уже без пяти минут дома, то есть домой собираюсь.

Уставилась теща на меня злыми глазами, а я ведь ее точно боюсь, поэтому стараюсь на нее не смотреть. Тут теща говорит, и от злости аж не все слова выговаривает, спешит высказаться. Целую неделю ей ведь некому было устраивать свои концерты:

– Я тебя, сволочь, сегодня в церкви отпела. Ты теперь, поганец, не жив и не мертв будешь. Я еще на твоей крышке гроба, как на барабане, морзянку сыграю.

Выговорила мне в лицо всю эту гадость, повернулась и ушла, а я стою как оплеванный. Куда теперь идти? Выходит, только она пришла, и я будто испугался ее и вслед прибежал. Тоже обидно – все мои миролюбивые планы обломала своим приходом. Нет, думаю, шалишь, нужно еще хотя бы день-два продержаться, чтобы вернуться домой мужиком.

Но ночью мне стало плохо. Поднялась температура до 42 градусов. Мишка вызвал «скорую», и меня положили в больницу. Пролежал я в ней неделю, кололи меня, таблетки давали, анализы делали, и выходило, что по анализам я здоров. Легкие без хрипов, а я весь в поту и температурю. Лида моя не пришла: оказывается, ей теща наврала, что, когда она приходила к Михаилу, будто увидела меня с голой бабой в постели. Понятно, Лидке обидно такое слышать, а я про ее вранье ни слухом ни духом. Потом Лиде передали, что сильно я плох, и она все же пришла, а у меня и сил не было оправдываться. Лежал как бревно, слабость такая, будто я расстаюсь с телом или душой, не знаю, как и обрисовать мое состояние. Сидит Лида рядышком и плачет. А уборщица, убиравшая в палате, подошла и говорит: