Я закрыла квартиру и молча ушла. Мы вообще с первого дня не общались, я – от нежелания, а она, видимо, от обиды.

Вернулась я с большой сумкой обновок. Кофточки, юбки, платья были изумительными, и мне хотелось, чтобы кто-нибудь меня в них увидел.

Покормив Раису “Дошираком”, я нарядилась, закрыла квартиру и поехала к девчатам в общежитие. Ни у кого из них не было таких шикарных шмоток, как у меня, ведь я их купила в дорогущем бутике.

Вечером мы отправились на дискотеку, и домой я вернулась только утром, часов в одиннадцать. Меня бесили обгаженные простыни, и я вовсе не желала стирать ее дерьмо. Все я сложила в мешок и выбросила в мусоропровод. В шкафу было навалом постельного белья.

Перед дискотекой я ходила в салон, где мне нарастили гелиевые ногти. “Не могу же я портить свой шикарный маникюр”,– думала я тогда.

И вот я стала выкидывать изгаженное белье в мусорку. Варить мне ей тоже не хотелось, и я заваривала ей лапшу, а сама ела деликатесы, пила сок и компоты.

Мне стала нравиться моя жизнь, и я тратила деньги налево и направо. Меня опьяняло, что я могу себе купить все, что захочу. Вся моя комната была завалена туфлями, босоножками, одеждой и бижутерией. Одно меня злило и раздражало, что, имея кучу денег и нарядов, я должна была сидеть рядом с Раисой.

От “Доширака” у нее приключился запор, и она корчилась в коликах, а я ей зло говорила:

– Ничего, меньше срать будешь, а то уже почти простыней не осталось.

Вечером я поехала к девчатам, там я познакомилась с одним парнем, и мне было так хорошо, что совершенно не хотелось возвращаться к больной старухе. Была пятница, и мы всей компанией поехали по реке на остров “Кораблик”, там мы пробыли до понедельника.

Мне очень хотелось понравиться своему новому другу, и я изображала из себя крутую. Сорила деньгами, покупая на всю компанию французское шампанское и фрукты.

Когда я наконец пришла домой, Раиса тихо стонала. Я подсунула под нее тряпки и попыталась напоить кефиром. Но она обрыгала постель и мою новую кофточку.

Не знаю, как так случилось – видимо, я сильно обозлилась,– но я отхлестала ее по щекам. В квартире стояла вонь, и мне хотелось все бросить и сбежать.

Потом я переоделась и ушла, сказав ей:

– Я тебя проучу, коза старая.

Я не думала не возвращаться, но опять все сложилось так, что я не пришла домой. Себя я утешала, что нет ничего страшного в том, что бабка поголодает немного, ведь некоторые люди даже лечатся голодом.

Через два дня, когда я открыла дверь, Раиса лежала тихо, будто в глубоком обмороке. Я испугалась и стала ее трясти. Неожиданно она открыла мутные глаза и совершенно четко сказала:

– Как я тебя ненавижу, мучитель ты, а не человек. Я проклинаю твое чрево, жри и давись. Жри и давись, будь свиньей, ведь ты и есть свинья...

Больше она ничего не сказала. Может быть, я и плохой медик, но отличить мертвого человека от живого могу.

Раиса умерла. Я ее переодела во все чистое. Убрала в комнате и стала думать, как мне теперь быть.

Потом я решила. Бабке 85 лет, вряд ли ее будут анатомировать, чтобы узнать о причине ее смерти. И если ее даже вскроют, я ведь ее не травила, а что желудок пустой, так пусть еще докажут, что это я ее не кормила, может, она сама не желала есть.

Я позвонила ее дочери в Израиль и сказала, что ее мать умерла во сне, без мучений. Что мы очень друг к другу привязались и что я не могу себе найти места от переживаний.

Утром из Израиля прилетела Агния, чтобы похоронить свою мать.

Она и вправду решила, что я была последней опорой и отдушиной для ее матери. Трехкомнатную квартиру она отдала мне, оформив на меня дарственную.

Поплакав, Агния улетела назад, в Израиль.

С этого дня каждую ночь мне стала являться покойница, она мне мерещилась то в одном, то в другом углу.

Что-то невероятное произошло с моим организмом, я стала есть так много и так жадно, что вес мой рос не по дням, а по часам. Я уверена, что это на меня действует проклятие покойницы. Я погибаю, я заплываю жиром, и вот я решила снять со своей души груз. Если мне суждено умереть, то я не хочу умирать с грехом, который давит и терзает мою душу.

Помолитесь обо мне и не осуждайте меня, ведь я искренне раскаиваюсь в том, что натворила».

Бывает, что человеку делают порчу или гибель в отместку за оскорбление, донос, попытку разрушить семью, судебную тяжбу или еще за какую-нибудь провинность. Но бывает колдовство с целью продлить свой возраст за счет другого человека. Обычно это подделывается только через родственников, так как должна быть общая родная кровь.

Известны случаи (о них я уже писала), когда даже мать через своего ребенка жила его жизнью, укорачивая ему век, а свою жизнь, таким образом, продлевая.

Способов воровства жизненных лет очень много. А вот какой способ описала в своем письме Палышева Таисия Филипповна из г. Ржевска:

«Как-то я сидела в парке со своей трехмесячной дочерью. Неожиданно ко мне подошла бабка и буквально выхватила из коляски моего ребенка. Все произошло молниеносно. Она облизала лицо дочери и тут же положила ее обратно. Я стала кричать на нее, а она повернулась и чуть ли не бегом рванула в сторону. И тут только я поняла, что это наша дальняя родственница Ираида Максимовна.

Дома я разыскала их телефон, я им сто лет уже не звонила. Трубку взяла сама Ираида. Я стала возмущаться, зачем она облизала мою Диану, а она нагло ответила:

– А тебе жалко? Чище будет.– И бросила трубку.

Вечером я рассказала об этом своей маме. Она забеспокоилась, сказала, что про Ираиду давно ходят разговоры, что она живет за счет сродников. Ей уже 94 года, а бегает, как лошадь Пржевальского. Видимо, она караулила, когда я выйду с младенцем гулять на улицу.

Пишем Вам с тем, что надеемся на Ваш совет или же просим Вас дать в своей книге оберег от таких кровных вампиров, как наша Ираида Максимовна».

Иногда глупый человек, не подумав, скажет, и худое слово прилипнет к человеку. Под Масленицу прочтите для себя этот оберег. Читать так:

Говорить трижды на воск и носить этот воск с собой.