Нелли и Борис встретили нас радушно, тут же накрыли стол в саду. Мужчины пили водку, мы с Нелли сухое вино. Я веселилась от души.

Веселье мое кончилось, когда на даче появилась младшая сестра Нелли Рита с сынишкой полутора лет. Хозяйка сразу же переключила внимание на племянника, очень тихого и ласкового ребенка, не спускала его с рук, поминутно целовала и пичкала сладостями. И муж, и гости перестали для нее существовать. Рита меня заинтересовала, она была очень своеобразной. Лет на пять-шесть моложе сестры, совершенно на нее не похожа. Невысокая, худенькая, фигура как у подростка. Очень короткая стрижка усиливала сходство с мальчиком, да и одета она была в старенькие брюки и клетчатую рубашку, ни дать ни взять сорванец тринадцати-четырнадцати лет. Голос с хрипотцой, может быть, оттого, что много курила — буквально не выпускала сигарету изо рта. Лицо красивым не назовешь, брови асимметричны, глаза небольшие, нос, наоборот, мог быть и поменьше, рот тоже большой, губы пухлые, изогнутые. Никакой косметики, никакого маникюра, на ногах грубоватые сандалеты, явно купленные в «Детском мире» в секции для мальчиков. Первое впечатление — Рита старается забыть о том, что она женщина, и еще больше старается, чтобы об этом забыли окружающие. Но не тут-то было, впечатление оказалось обманчивым. Мужчины ее явно интересовали. Зятя она не только погладила по щеке, но и наградила нешуточным поцелуем в губы. Павла Рита видела впервые, и он ей понравился: в глубине глаз словно огонечек загорелся. По мне она скользнула равнодушным взглядом и вряд ли услышала мое имя. Но что показалось мне совсем удивительным, так это то, что мужчины тянулись к ней, как иголки к магниту. Борис вокруг нее носился электровеником: подливал вина, накладывал еду, подносил зажигалку, старался заглянуть ей в глаза и коснуться рукой. Пришел сосед по даче, то ли по делу, то ли на огонек. Но если и по делу, то он сразу о нем забыл, как только увидел Риту. Она небрежно посылала им сигналы — взгляд, улыбку, жест. Легко, совсем не затрудняясь, держала в напряжении, словно в невидимой узде, двух мужчин, что не мешало ей львиную долю своего внимания обращать на того, кто в данный момент ей был наиболее интересен, — на Павла. Кажется, она не сразу догадалась, что я его жена, а когда поняла, то начала вовлекать меня в разговор, который, по сути, одна и вела. Как это у нее так получалось, не знаю, но почти из каждой фразы, обращенной ко мне, сочился яд, а ведь никаких колких слов, а тем более гадостей она не произносила. Может быть, все дело в интонации? Я так и не уловила этого, но четко поняла, что, несмотря на молодость и невзрачную вроде бы внешность, эта неженственная женщина хорошо знает себе цену. Чувствовалось, что ей нравится играть с людьми, как кошке с мышью, нравится власть над ними, но сердце у нее было холодное, каменное. Мое некаменное сердце заныло. Я почти с испугом смотрела, как весь огонь ее батарей, вся тяжелая артиллерия направлены на завоевание моего мужа. Словно какой-то невидимый злой дух нашептывал ей в ухо маленькие тайны: она говорила и делала все так, как нравилось Павлу, уж я-то понимала это. Но странно, чем больше Рита старалась, чем ярче горел огонь в ее глазах и манили жаром ее сочные губы, которые она часто облизывала розовым, узким язычком, тем холоднее становился Павел. Действительно странно. Дамским угодником Павел никогда не был, но с женщинами обычно вел себя галантно. Он привык, что нравится многим и дамочки сами к нему льнут. Такие проявления внимания не были неприятны, а даже импонировали. Может, Рита была уж слишком агрессивна? Пусть ее агрессия и выражалась не столько в словах и действиях, сколько в так называемых флюидах. Многим мужчинам не нравится, когда на них давят, а Павел этого совершенно не терпел. Но как бы то ни было, под конец он от холодности перешел к враждебности, и я уже стала опасаться прямой грубости с его стороны в адрес Риты. Поэтому, когда он вдруг предложил мне сократить наш визит и уехать домой, не оставаясь на следующий день, как планировалось вначале, я только вздохнула с облегчением. Нас никто не уговаривал остаться. Рита молчала, наверное, исчерпала весь свой боезапас. Борис был занят Ритой. Нелли по-прежнему занималась только ребенком, она даже не увидела, как мы ушли, пошла укладывать племянника. За всю довольно длинную дорогу Павел только однажды открыл рот:

— Стерва холодная! Нашла мотылька, чтобы прикалывать булавкой!

Грубо, но точно, подумала я.

…Нелли с Борисом уж лет десять как в Штатах. Где-то через год к ним присоединились Рита с мальчиком. Вроде бы все у них там складывалось хорошо, Борис с Нелли нашли работу, купили дом на побережье, где-то недалеко от Нью-Йорка. Но совершенно неожиданно, без всякой видимой причины Рита покончила с собой, бросившись с высокого берега на скалы, не оставив никакой записки. Ребенок перешел на попечение тетки с дядей. Новость в то время сильно поразила меня, но потом я подумала, что у Нелли теперь есть ребенок, которого она так хотела. Хоть он ей и не родной сын, но ведь и не чужой, родная кровь. Больше я о них ничего не слышала.

Я еще долго перебирала всякие подробности нашей жизни с Павлом. Воспоминания приносили сладость и боль одновременно. И все же это состояние было лучше, чем та ледяная пустота, в которой я себя ощущала после столь памятного разговора с Лилькой. Лилька, моя Лилька, с которой я столько лет дружила, которую я, как мне казалось, хорошо знала! Предательница Лилька. И все же, несмотря ни на что, совсем выкинуть ее из сердца я не могла, слишком большое она там нагрела местечко. В последнее время она звонила мне несколько раз, хотела узнать, нет ли каких известий о Павле, не сообщили мне что-нибудь из милиции. С каждым звонком тон ее становился все агрессивнее, она говорила со мной так, будто я держала Павла связанным под кроватью. Все это задевало, но я не обижалась, понимая, что ею владеет тревога за Павла, неуверенность в завтрашнем дне, беспокойство за судьбу будущего ребенка. Вот она и нервничает, срывается на мне.

Случайно мой взгляд упал на часы. Ничего себе, скоро десять! И тут раздался звонок в дверь. Кто мог прийти ко мне в это время? Разве что Света, соседка снизу. Она врач, мы с ней взаимовыгодно приятельствуем: она мне — бесплатные медицинские советы, а я ей — внимание и сочувствие. Но это оказалась Лида, сестра Павла, и в каком виде! Когда я увидела ее бледно-землистое лицо, бессмысленный взгляд и растрепанные седые волосы, у меня подкосились ноги. Лида вошла как сомнамбула, захлопнула дверь и привалилась к стене. Смотрела не на меня, а куда-то в пространство. Я не стала ни о чем ее спрашивать, молча взяла за руку и повела в кухню. Усадив на табуретку, задумалась: можно ли ей сейчас выпить? Она сидела с тем же отсутствующим видом, и я решила, что спиртное ей ни к чему, уместнее лекарство, но вот какое? Она и всегда-то принимала таблетки чуть ли не горстями, а сейчас и подавно наглоталась. В конце концов я не придумала ничего лучше, чем налить ей чаю. Она взяла чашку в руки и застыла. Я наклонилась к ней:

— Выпей, Лида.

Последние несколько недель из-за исчезновения Павла мы ежедневно перезванивались, но не виделись давно. Я поразилась происшедшей с ней перемене. Лида и раньше прихварывала, а непонятное исчезновение брата совсем выбило ее из колеи. Она была старше на восемь лет, отец их бросил, мать умерла от рака, когда Павлу было одиннадцать лет, так что Лида заменила ему мать. Личная жизнь у нее не сложилась, и всю нежность и заботу она направила на брата. Сейчас передо мной сидела старуха, древняя старуха: кожа на лице пожелтела и сморщилась, рот запал, руки мелко тряслись. Лида рассеянно сделала несколько глотков и попыталась поставить чашку в никуда, в воздух, так что я едва ее перехватила. Неожиданно она произнесла тонким бесцветным голосом:

— Как я жить теперь буду? Женя, скажи мне, как?! Я растерялась: скорее всего, Лиду опять вызывал следователь и от этого она разнервничалась. Пока я придумывала, как ее успокоить, она продолжила все тем же чужим голосом: